Уотсон сказал:

— Чилрой, ты же понимаешь, что используемая тобой методика отнимает значительное время. — Тело еврея было всё в шрамах и пузырях. — И этот человек способен до некоторой степени сопротивляться ей. Куда быстрее его можно сломать, показав, как пытают его семью и особенно детей. У евреев родительский инстинкт высокоразвит. — Он глянул на часы. — Я хочу увидеть американца.

— Да, сэр. Сюда, пожалуйста.

Они прошли вниз по коридору к двойной двери с обивкой. Чилрой открыл засов, снял цепочку и вытащил пистолет из кобуры.

— Этот человек опасен. Он под наркотиками и в наручниках, но...

Уотсон покивал. В камере обнаружился одурманенный американский солдат, Хейс. Он сидел на полу, прикованный наручниками к железной, уходящей в потолок трубе, и смотрел в обгоревшее окно старого склада. Левая рука его была в лубке, и на ней недоставало нескольких пальцев. Глаза налились кровью, густые волосы растрепались. Он дёрнулся.

— Его зовут Хейс, сэр.

— И армия не знает, что он здесь?

— Насколько мы можем судить, нет. Он дезертировал.

— Хейс! — резко произнёс Уотсон.

Хейс глянул на него. Потом на наручники. Потом снова на Уотсона.

Уотсон понял, о чём тот думает.

— Теперь понимаю, почему ты вытащил пистолет, — пробормотал Уотсон.

— Да, сэр. Он убийца. Он из спецподразделений, их наркотой накачивают. Сейчас чуть поутих, мы ему кровь прочистили от амфетаминов и гормонов, которыми его американские военные нашпиговали. Но...

Хейс что-то пробормотал: казалось, он говорит не с Уотсоном, не с Чилроем и не с собой, а с полоской света, косо падающей из окна.

— Он говорит с птицей, полковник. С воображаемой птицей. Ему чудится, что там попугай на карнизе. Наш патруль обнаружил его на улице. Он бродил и разговаривал с воображаемой птицей по-английски. Мы его по ДНК пробили.

— Ясно.

Не исключено, что Хейс уже непоправимо помешался. Но пускай наркотики полностью вымоются из организма. Питание получше, программа детоксикации... возможно, что-то и удастся с ним сделать.

Глядя на Хейса, Уотсон исполнился уверенности, что с ним и вправду что-то получится сделать. В любом случае, его личность и так требовалось основательно перестроить. И, разумеется, ему потребуется новое лицо.

Полковника Уотсона пронзило тошнотворное чувство дежа вю. Так предначертано. Этот человек родился, чтобы стать его оружием.

Хейс издал глубокий гортанный рык, словно дикий пёс под ударом хлыста.

— Думаю, — сказал Уотсон, — с ним всё будет в порядке.

Каракос рассеянно прошёл на гумно, миновав двоих мужчин, закатывающих в укрытие миникоптер. Вертолёт был весь в царапинах от пуль. Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на радиостанцию, надеясь, что обнаружит там Клэр.

Но думал он только об этом парне, Бонхэме.

— Я говорил с Пирсом перед его смертью, — сказал этим утром Бонхэм на корабле, в трюме. — Я помогал в лазарете и... Короче, я был последним, кто с ним говорил. Ты, кажется, удивлён? Ты думал, что он умер, угу? Ты так торопился добраться до радиорубки, что начал тормозить, хе-хе. Он рассказал, что это ты в него выстрелил. Для этого может быть только одна причина. — Он понизил голос. — Ты из Второго Альянса, друг мой.

— Мне бы следовало убить тебя за подобное оскорбление.

— Каракос, ты со мной дурака не валяй, ладно? Пирс не бредил. Он был уверен. И я тоже. Но, впрочем, ладно. Думаешь, мне по вкусу эта идиотская операция Стейнфельда? Политика меня не интересует, чувак. Я устал.

Каракос выжидал, внимательно слушая. Он размышлял, удастся ли в случае чего убить Бонхэма на месте и выдать это за несчастный случай. Никто не станет особо тосковать по нему. Бонхэм был тощий, с крысиным личиком — его действия лишь усиливали сходство с крысой, — и слабак по виду. К такому легко проникнуться неприязнью.

— Я устал быть узником, — сказал Бонхэм. — Я хочу обратно в Штаты. Я думаю, ты можешь мне помочь. Обеспечить мне пропуск от ВА, гарантировать безопасность. Взамен я мог бы поделиться с тобой информацией, которая им, полагаю, понравится. Я знаю имена командиров Нового Сопротивления в Колонии. Кроме меня, их знают только Стейнфельд, Уитчер и Смок. Если ты поможешь мне, я помогу тебе. Баш на баш. А я обязуюсь держать язык за зубами о...

— Заткнись уже, — прошептал Каракос, оглянувшись в сторону квадратного проёма в металлическом потолке трюма. Там возник Торренс.

У него ещё будет время подумать насчёт Бонхэма. Этот человек опасен, доверять ему нельзя. Но информация о Колонии действительно может оказаться крайне полезна.

Когда Каракос вызвал штаб-квартиру ВА с борта Внука Гермеса, то получил указания, в сухом остатке сводящиеся вот к чему: Выжидай, наблюдай, собирай любую информацию о запланированной атаке. Изучи инфраструктуру НС, особенно в части их подпольной деятельности в Европе, Штатах и вообще везде. Собери как можно больше данных о мальтийской базе. Когда настанет время, мы её уничтожим, но тебя предупредим задолго до этого.

И, вероятно, от Клэр уже можно добиться какой-то информации о планах Стейнфельда.

Она была наверху, на радиостанции. Вместе с Лайлой.

Женщины воззрились на Каракоса, оторвавшись от дешифратора. Лайла спрятала дешифратор в ящик и выключила экран. Она мне не доверяет?

— Привет, — сказал Каракос. Он глядел на Клэр: под глазами круги, лицо бледное. Она тоже не спала этой ночью.

— Привет, — сказала она и притворилась, что работает с ноутбуком.

На миг повисло молчание; лишь ветер печально вздыхал за окном.

Затем Каракос спросил:

— Могу я с тобой поговорить, Клэр?

Она помедлила, но покачала головой.

— Нет, я... у нас новые данные. Надо Стейнфельду передать поскорее.

Просто отговорка. Она не хотела общаться с ним наедине. Значит, вот как. У неё приступ вины после проведённой с ним ночи. А может, это Лайла его оговорила перед Клэр: вон как смотрит, того гляди, продырявит взглядом.

Он мог и подождать. Клэр полезна; если всё правильно сделать, она так настроит остальных, что Торренса не будут воспринимать всерьёз.

Со временем он снова её заполучит. Она сильная женщина, которой подсознательно хочется расслабиться, оставить всё, смягчиться. С такими он умел обращаться. В его руках Клэр станет оружием, оружием, которым он с охотой воспользуется.

Остров Мальта

На Мальте выдалось ветреное утро. Трое мужчин стояли на гудронированной площадке доков мальтийской верфи. Это были Стейнфельд, Торренс и Данко. По обе стороны площадки вздымались металлические корпуса недостроенных кораблей; погрузочные краны напоминали скелеты абстрактных моделей динозавров.

Они стояли в самом центре доков, в узкой полоске солнечного света между теней, отбрасываемых кораблями. Их то согревало солнцем, то остужало ветром.

Справа от Торренса, под частичным прикрытием кранов и прочих сухогрузных устройств, а также сплошного брезентового покрова, находился Внук Гермеса. Стейнфельд постарался как следует замаскировать судно от шпионских спутников.

С корабля сняли значительное количество загадочного груза, который теперь хранился на складах НС. Команда сидела под замком в ожидании допроса.

Торренс страшно устал. Он не спал уже — сколько? Тридцать шесть часов? Сорок восемь? Он не был уверен. От солнца у него болели глаза, зато шею пригрело. Он посмотрел вдоль линии доков, надеясь, что появится Клэр и спросит, как он. А что, если она уже с Каракосом?

— Дэн, ты явно не выспался, — заметил Стейнфельд.

— Что делал Каракос во время захвата? — спросил Торренс вместо ответа, потирая переносицу.

— Он отвечал за радиорубку, — устало сказал Стейнфельд. — А почему ты спрашиваешь?

— Он сам попросил?..

— Да. Он сказал, что примерно себе представляет, где она.

— Он отправился туда один?