— Что касается естественного износа, то биокибернетическое подключение нам нужно только до момента, когда удастся достать запчасти. Мы поддерживаем в тканях жизнь, погрузив их в питательный раствор. Тебе не кажется, что это изумительное достижение? Само по себе то, что мы сумели подключиться к нужным частям мозга, уже примечательно. Должен признать, я искренне заинтересовался этим опытом...

Расс понял, что Прегер испытывает эдакое извращённое удовольствие, используя мозг старого соперника в качестве запчасти. Так средневековый правитель мог бы содрать с врага кожу и обтянуть ею кресло или превратить череп в чашу для эля. Таким образом Прегер утверждал своё полное и окончательное торжество.

Прегер, подумал Расс, ты же больной на голову. Ты, сука, совсем больной.

Прегер продолжал:

— Ну а что касается принадлежности мозга Римплеру... Паркер, мы тут готический роман Мэри Шелли не разыгрываем. Ты что, думаешь, послали мы такого себе Игоря за пригодным мозгом, и он вернулся с отрубленной головой Римплера? Там не осталось и следа личности Римплера. У нас есть примитивный экстрактор... для допроса не годится, а как ластик сработает. Воспоминания Римплера стёрты. Большую часть его мозга мы вырезали; оставили только пригодную для интерфейсного сопряжения ткань. Доктор Тэйт использует электрохимическую стимуляцию в сочетании с аминокислотной обработкой, переводя импульсы компьютерной аппаратуры в нейрогуморальную...

— Это сделал доктор Тэйт? — перебил его изумлённый Расс.

— Да. — Прегер смотрел на него спокойным и прозрачным, как экран выключенного телевизора, взглядом. — А что?

— Э-э... так, ничего. — Значит, Прегер тесно сотрудничает с Тэйтом. А Тэйт ему рассказывал о проблемах Расса? Насколько он верен профессиональной этике? Что, если Тэйт из ВА?

— Не исключаю, что кому-то из списка подозрительных субъектов стало известно о том, как мы поступили с мозгом Римплера, — заявил Прегер. — Тут может быть зацепка.

— Мне она кажется натянутой. А допрашивать людей... Если честно, я не думаю, что избыточные меры безопасности — лучшие. Люди осерчают на администрацию, с ними станет трудно работать... кончится всё новым восстанием. Я просто не вижу в этом необходимости.

— Ты не видишь необходимости. — Прегер произнёс это очень тихо. Потянулся к чему-то вне поля зрения камеры, нажал какие-то кнопки. В правом нижнем углу мониторного стеллажа возникла картинка.

Телескопическое изображение космического корабля; похож на стандартный шаттл, но утыкан какими-то узелками, листы обшивки скреплены крупными заклёпками, да и в целом кажется грубой работы. Новосоветский. Все космические корабли русских, такое впечатление, были прямыми потомками Монитора и Мерримака[9].

— Ты это видишь? — поинтересовался Прегер.

— Вижу.

— Они там. Новые Советы. Они меньше чем в сотне километров от нашего внешнего корпуса. Прямо на пути к ангарам. Они вооружены. У них... видишь те тарелки? — разнообразное коммуникационное оборудование. Возможно, они общаются с кем-то в Колонии; по всему выходит, что так. Не исключено даже, что их пособники располагают доступом к аппаратуре наших воздушных шлюзов.

Расс удивился, услышав, как голос Прегера балансирует на грани истерического вопля. Прегер казался спокойным, но... речь его убыстрилась, а тон подскочил на добрых пол-октавы.

— Вижу, — медленно, примирительно произнёс Расс. (Этот человек принимает решения, определяющие жизнь других людей... и мою в том числе... он властен меня убить, думал он.) — Ну что ж, я понимаю твою точку зрения и, э-э, соглашусь, что в таком свете всё выглядит немного иначе. — И покорно: — Я прямо сейчас этим займусь, Билл.

— Да, Расс, именно этим.

Прегер прервал разговор.

Расс глядел в опустевший экран, размышляя о том, что ему ведь просто смелости не хватило возмутиться использованием мозгового интерфейса: Ему такое казалось аморальным. В какой-то мере — святотатственным.

Но Прегер бы высмеял его. Прегер был атеист.

А теперь Прегер заставляет Расса инициировать систематическую расовую дискриминацию. И выхода из ситуации не видно.

Расс медленно повернулся к своей консоли и списку имён. Господи, прости меня, подумал он.

Первая пятёрка фигурантов списка уже ожидала своей очереди за дверью.

Он ткнул пальцем в первое имя списка и сказал в интерком секретарше:

— Сэнди, пожалуйста, пригласи сюда Китти Торренс.

Остров Мальта

Она видела людей, которые были в то же время и дикими псами. Волками, шакалами и псами. Они передвигались на руках и ногах, бежали согнувшись; неестественно длинных руках и неестественно коротких ногах. Каждая мышца исхудавших тел чётко просматривалась в лунном свете; кожа была в розовых и сероватых пятнах, как от чесотки. Безволосые, если не считать полосок шерсти на копчиках. Половые органы дряблые, воспалённые. Руки и ноги чёрные от грязи, а лица...

Лица были хуже всего. Она видела на лицах жажду убийства и похоть. Но... и это её так напугало, что она не осмелилась взглянуть ещё раз... лица сохраняли человеческое выражение. Выражение, которое ей прежде доводилось замечать на людских лицах лишь на микросекунду перед тем, как пелена цивилизованности слетала с обладателей.

Две стаи. Одна разбила подобие лагеря у норы, ведущей в маленькую пещеру на грязном берегу, под тёмными кипарисами, стволы которых густо покрывал испанский мох. Собакоженщины были меньшего роста по сравнению с самцами, они вылизывали и кормили щенкодетей. Другие рыскали по обозначенным кучками дерьма границам лагеря, принюхиваясь к жаркому болотному ветру, навострив кишевшие клещами уши, ловя ворчание крокодилов и стрекот насекомых. Они прислушивались к...

Раздались всплески. Заострённые уши уловили шелест и торопливое дыхание. Затем — зловещая тишина.

И вторая стая появилась из теней, атакуя лагерь.

Она видела, как двое нападавших набросились на собакоженщину; та пыталась убежать, но её поймали, одна пара челюстей сомкнулась на её шее, другая — на заду. Челюсти рванули её тело в разные стороны и разорвали; брызнула кровь, горячее побрившего ночного воздуха, и задымилась. Ещё трое атаковали её мужа, раздирая его зубастыми челюстями и грязными когтями.

Она видела, как один насилует кормящую мать с обвисшими от молока грудями; та отбивалась, царапаясь когтями, но насильник одолел и взял её, а потом укусил в шею сзади... глубоко вгрызся.

Она видела, как нападающие увечат свои жертвы, чтобы те не могли двигаться, и глубоко зарываются человеческими лицами в раны всё ещё живых...

Клэр проснулась и рывком села на кровати, сдерживая рвотные позывы, но изо рта её вылетел лишь звук, промежуточный между хихиканьем и кашлем.

В комнате зевнули, и перед нею возник темнолицый мужчина с оскаленными зубами.

Она вскрикнула и подняла руки, закрываясь от него. Мужчина зарычал.

— Клэр! Эй, Клэр, ты чего?

Остатки сна развеялись.

Это был Торренс. Дэнни. Это Дэнни. Она огляделась и увидела, что во сне упала с кровати, а теперь сидит на стылом полу, вжимаясь спиной в холодные обои. Она вспотела и оцарапала копчик.

— Прости, — вымолвила она. Собственный голос показался ей непривычным. — Я... ой, б..., ну и кошмар.

— А похоже. Ты в порядке?

Обнажённый, он склонился над ней и помог встать. От его прикосновения к руке Клэр пробили мурашки (грязные когти разрывают розовую кожу, выступает алая кровь...).

Она отстранилась.

В одних трусиках вышла из спальни и спустилась по тёмному коридору. Был третий час утра. Дом отзывался скрипом на её шаги. После Колонии тут всё казалось хрупким и ненадёжным; можно было слышать, как скрипят доски на ветру, и представить, что гвозди вот-вот вылетят. (Гвозди! Блин, эту постройку скрепляют гвозди! Немногим лучше глинобитных домиков...).