Стоунер уставился на него и медленно покачал головой в знак недоверия.

— Ты намекаешь, что программа оценки кадрового потенциала служит прикрытием для расовой дискриминации? Что с её помощью ниггеров выбрасывают на улицу? Хауи... на дворе двадцать первый век. Даже ЦРУ вынуждено считаться с исками по части расовой дискриминации...

— Правда? После всего того, что втихаря собрались пропихнуть через Конгресс... Ну, программа ОКП — это так, для разминки. Они увольняют чёрных, где только могут. Или... помнишь Уинстона Поста?

— Высокого чувака, который раньше был баскетболистом?

— Угу. Это он первый разнюхал, что исследование эффективности персонала — полная липа. Он начал жаловаться, угрожал, что в суд подаст. И где он сейчас?

— Да ну. Обычное ДТП. С каждым может случиться. Тормоза отказали, так совпало.

— Чертовски удачное совпадение. А машинка-то была совсем новая, с чего бы тормозам отказывать? Восемьсот миль пробега. Его жена говорит, что вызвала скорую, но те приехали только через полчаса без малого. Она их спросила, почему так долго, и они ответили, что какие-то чуваки, похожие на копов, но без формы, мешали им проехать и угрожали. Ну а Уинстон тем временем истекал кровью.

— Иисусе. Это звучит как...

— Ага. Но ты никому не говори, что слышал это от меня. Я увольняюсь как можно скорее. Я сойду с карусели, бро.

— Может, и мне бы стоило.

— А чего вдруг? Раз Унгер потрудился тебя предостеречь, значит, он считает, что тебя стоит перетащить на другую сторону. Они полагают, что ты будешь им полезен. У тебя же репутация, талант аналитика. И ты не либерал, если уж быть честным. Они знают, что ты коммунистов на дух не переносишь.

— Иисусе Христе, Новые Советы блокируют атлантические порты, бомбят Панамский канал, осаждают Космическую Колонию, они, бл..., половину Европы захватили, а ты меня упрекаешь, что я коммунистов на дух не переношу?

— В любом случае, вы с Унгером в одной лодке — он тоже ненавидит красных и всех, кого они считают социалистами. Поэтому они хотят, чтобы после грядущей чистки в Агентстве ты остался с ними. А когда они прополют остальное правительство, очередь дойдёт до всей этой гребаной страны...

— Эй, да ты никак параноиком заделался?

— Именно так. Именно. А ты знаешь, кто стоит за программой оценки кадрового потенциала? Наши друзья из Второго Альянса. ВА. Пост видел меморандум — это всё по их рекомендации затеяно. Разве есть на свете расисты похлеще ВА? Ты же читал доклад Куппербайнда. И где сейчас Куппербайнд? Стоунер, позволь, я тебе кое-что скажу, друг мой. Эти ублюдки только начали. А когда возьмутся за дело как следует, вы все белого света не взвидите. Белого, ты понял?

Остров Мальта

— Мы не можем остаться одни, — сказал Стейнфельд, — но временами кажется, что это так.

Торренс кивнул.

Они сидели на вилле, на острове Мальта в Средиземном море. Вечерний воздух пробирал лёгким холодком, но по сравнению с Альпами климат был почти райский. Глубокая мальтийская зима напоминала раннюю осень в Нью-Йорке.

Вилла на самом деле представляла собой опорную базу Моссада. Аномалию в ландшафте — высокую и узкую постройку. Вокруг на десять акров ничего, кроме деревьев, колючих кустарников и валунов. Строители виллы могли бы сделать её комфортабельно просторной, подобно большинству средиземноморских деревенских домов. Вместо этого они воспроизвели экономный в очертаниях, хотелось сказать — тощий рисунок итальянского городского дома. Три узких этажа, на двух верхних — балконы. Балкон верхнего выходил на север, балкон среднего — на восток. Десятифутовая кирпичная стена с колючей проволокой поверху окружала имение. На деревьях там и сям торчали камеры и устройства инфракрасного слежения. Для целей Моссада вилла подходила идеально: отсюда открывался превосходный вид на поля и оливковые рощи, с балконов можно было отстреливаться, а стена служила дополнительной защитой. К востоку за оливковыми рощами лежало море. К югу, в сорока ярдах за домом, имелось гумно, сиречь замаскированный ангар, куда мог поместиться коптер со вдвинутыми лопастями винтов.

Стейнфельд, Торренс, Клэр, Данко и англичанин по фамилии Чизуэлл сидели за старым деревянным столом на кухне с серыми каменными стенами. Чизуэлл оказался высоким человеком с тонкими каштановыми волосами и меланхоличным лицом, напоминавшим морду бассет-хаунда.

Торренс шевельнулся в кресле, поморгал, почувствовал, как отлипают от ран бандажи. Сидел он на подушках, поскольку моссадовский медик вынул ему кое-какие осколки из ягодиц.

Настало время третьей послеобеденной чашки кофе. Их вымыли, дали чистую одежду, подлечили, накормили, поселили в безопасном тёплом месте. И все они чувствовали себя, как на адском вертеле.

Дневной свет угасал, в комнате с каждой минутой становилось ощутимо темнее. Ни у кого не было сил подниматься и зажигать освещение. Лица присутствующих всё плотнее укутывала вуаль теней.

Стейнфельд сидел напротив Торренса, сгорбившись и держа обеими руками оловянную кружку с кофе. Он крутил её туда-сюда между ладоней, точно гончар.

— Ситуация вот какая: примерно четыреста бойцов прорвались из Франции, Италии, Голландии и Швейцарии. Все они из НС. И мы поддерживаем связь кое с кем из оставшихся: с французскими коммунистами, итальянскими ленинистами, шайками анархистов... все в подполье, трудно сказать, сколько их, ещё труднее судить, получится ли с ними сотрудничать. Но мы с ними в контакте. Особенно хорошая организация у коммунистов. — Он говорил отстранённым, почти грустным тоном.

Ещё более отстранённо ответила ему Клэр, так тихо, что приходилось напрягать слух:

— Разве не... легкомысленно привлекать сюда всех подряд? Складывать все яйца в одну корзину.

Торренс посмотрел на неё и снова задался мысленным вопросом, а не слишком ли много ей пришлось выдержать. Девушка натянула серую пилотскую куртку с многочисленными застежками-молниями, которую ей дали израильтяне. Она сидела, сложив руки на коленях и глядя за окно, где тускнела мандариновая смазанная полоса заката.

Стейнфельд согласился:

— Да, быть может, мы рискуем, перегруппировывая всех в одном месте. Но фашисты обессмыслили прежние методики нашей работы. Они полностью подчинили себе Францию, Бельгию, Голландию, Германию, Испанию, Португалию, Австрию, Северную Италию и Грецию. Они консолидируют силы своих сторонников ещё в шести странах, включая Англию. С юридической точки зрения контроль их обязан быть временным и служить исключительно целям наведения порядка, но в большинстве стран они успешно внедрили своих марионеток на административные посты. Они пользуются довольно обширной искренней поддержкой белых коренных европейцев, потому что ВА действительно наводит порядок среди хаоса; где бы ни появились ВАшники, дела и впрямь начинают показательно налаживаться, а где уцелели рельсы...

Не было нужды договаривать: восстанавливается железнодорожное сообщение.

Стейнфельд продолжал:

— И, разумеется, белые христиане видят, как ВА изолирует алжирцев, чёрных и прочих иммигрантов в гетто, учиняя облавы на всех негров, арабов или евреев по первому их чиху. Симпатизирующие им белые христиане, само собой, воспринимают это с одобрением. Но даже те, кто до войны числились либералами... — Он пожал плечами. — Джек Смок однажды сказал, что общественный хаос превращает людей в консерваторов. В условиях постоянной опасности, голода и лишений низменные инстинкты заставляют людей подозрительно относиться к любым незнакомцам и, обобщая, любым, кто думает не так, как они. Открытые умы с треском закрываются... — Он вздохнул и помолчал. В комнате сгущался мрак. — Для нас остаются открытыми лишь некоторые пути. Можем сбежать в Штаты и попытаться разбудить общественное мнение там, открыть людям глаза на то, что здесь творится. Американские клевреты ВА манипулируют новостными службами, а цензуру, проводимую ими, заметить нелегко. Журналистам сопровождать натовцев по Европе не разрешается. Люди в Америке не в курсе происходящего здесь. Но Смок и Уитчер с командой работают не покладая рук, они уже пытаются изменить сложившееся положение, а если мы покинем Европу, единственный очажок сопротивления на континенте погаснет.