— В смысле? — уставился на меня Илья выпученными глазами.

— В прямом, — раздражённо ответил я. — Что непонятного в этом вопросе? Или ты забыл про мою амнезию?

— Так я думал, что всё уже, память тебе Корсаков восстановил.

— Частично, далеко не всё. И полного восстановления уже не будет, насколько я понял, многие вещи просто придётся изучать заново.

— А, ну тогда понятно. Как я медитирую? Да вот прямо сейчас я медитирую.

— Хм, — я внимательно посмотрел на него. Никакой особой позы, глаза открыты. Да он просто сидит на диване и пялится на меня, причём здесь медитация? — Жалкий врунишка, я серьёзно спрашиваю.

— И ни фига я не вру! — обиженно пробубнил Илья. — Ты наверно где-то вычитал, что надо сплести ноги, сесть попой на землю, прислонившись спиной и затылком к стволу молодого дерева, впитывая энергию земли и космоса через копчик и макушку, так?

— Ну, я начинаю догадываться, что наличие дерева не обязательно?

— Если хочешь, иди в сквер, разгребай опавшую листву и садись под клёном. Глядишь, молнией шарахнет, подзарядишься, как следует.

— Понял. А то я уже хотел какое-нибудь деревце в кабинете в бочку посадить. Значит не надо.

— Ага, ни к чему, — хмыкнул он. — О, налетай!

Санитарка вкатила тележку с кофе и выпечкой. Мы в темпе вальса подкрепились и отправились в манипуляционную. Отец не обманул, пациенты пошли чередой. Он с кем-то договорился что ли о переадресации? Может, за ним станется.

Неглубокие ссадины у меня уже получалось заживлять на раз. Ну как на раз, приходилось попотеть, но ведь получалось же! Да, приходилось долго отдыхать. Да, медитировал после каждой процедуры, но результат уже чувствительно лучше, чем вчера. Если такими темпами дар будет оживать и дальше, никакие стимулирующие амулеты и не понадобятся. Я неоднократно мысленно возвращался к серебряному, заключённому в чёрный блокнот, который достался от Андрея, но гнал эти мысли прочь. А вот медальон с яшмой продолжал носить. Даже пытаться не буду его пока снимать, пусть работает, потом решу, что с ним делать.

Всё воскресенье мы выходили из манипуляционной только чтобы выпить кофе и помедитировать. Это Юдин мог подзаряжаться в любое время и любом месте, а мне из-за полного отсутствия опыта приходилось закрываться хотя бы на несколько минут в кабинете, чтобы унять дрожь в коленях и тряску рук. Титанические усилия были вознаграждены прогрессом, но совсем незначительным. А чего я хотел? Люди дар годами развивают, а у меня всего несколько дней.

И, если бы не медальон, то и этого не было бы, так что надо сказать при случае спасибо Коле и Тимофею за помощь. А может это в итоге самообман и никакого дара у меня так и не проснулось? Не хочу даже думать. Медальон же не может улучшаться вследствие практики? Думаю, что нет. Значит это мой прогресс, а не куска серебра с кругляшом из яшмы посередине, каким бы он ни был магическим.

Ближе к вечеру отец вытолкал нас с Ильёй из клиники и строго настрого приказал заняться длительной прогулкой с посещением по пути ресторана. Я с сомнением выглянул в окно. А я даже и не заметил, что погода наладилась. Небо чистое, окрашено в яркие краски заката, ветра нет. Отличная идея — прогуляться по вечернему Питеру. В воскресенье даже в самых популярных ресторанах аншлага не бывает, так что выбирай на любой вкус.

Нарисовали себе красивую картинку в голове? А теперь небольшая коррекция. Когда мы с Ильёй вышли неспешным шагом на Невский проспект с твёрдым намерением большую часть пройти пешком, а уже ближе к центру забуриться в достойный нашего внимания ресторан, как вдруг позвонила его мама. Её возмущения по поводу ужина вне дома слышал не только сам Юдин, но и я, и поравнявшиеся с нами прохожие.

— Может тогда поехали ко мне? — пять раз извинившись за мать предложил Илья.

— Не, извини, я хочу просто отдохнуть, а не захламлять голову новым напрягом. А он, если я правильно понимаю, точно будет. Искренне тебе сочувствую, но я ещё немного прогуляюсь и тоже поеду домой. Значит с рестораном не судьба, в другой раз. Одному идти неохота.

Илья через пять минут уехал домой на такси, я же прогулялся до Фонтанки, потом решил воспользоваться услугами речного такси. Небольшой и шустрый катер домчал меня прямо до набережной парка перед фамильным имением. Всегда при посещении Питера любил вечерние покатушки по каналам с экскурсией.

И, самое главное, у меня теперь был целый свободный вечер, чтобы попрактиковаться в медитации и продвинуться в изучении основ магии. На полках моего книжного шкафа ещё столько всего интересного, надо будет составить хоть какой-то план по освоению.

Понедельник, как говорится, день тяжёлый, но для меня он ничем не отличался от воскресенья. И это был последний день перед заседанием коллегии, которая должна решить мою дальнейшую судьбу. И чем ближе был этот момент, тем больше меня начинало потряхивать. Для лекаря, окончившего высшее учебное заведение, мои способности на данный момент были явно далеки даже от минимального уровня.

Утро вторника было мрачным. И не только за счёт затянутого серыми тучами неба, больше из-за общего настроя. Отец был мрачнее самой тёмной тучи на небе, мама задумчиво ковыряла вилкой в тарелке и только Катя старалась меня по мере возможности поддержать. Она каждый раз улыбалась мне и подмигивала, когда мы встречались взглядами. По поводу непогоды на кухне высказалась даже Маргарита. Кажется, она даже предложила надеть дождевики за столом, но её никто кроме меня не услышал.

Заседание коллегии должно состояться в «Больнице Всех Скорбящих Радости», принадлежащей князю Степану Митрофановичу Обухову. Мы приехали минут за двадцать и не торопясь проследовали за охранником в вестибюль зала заседаний, который тут тоже имелся. Сама больница была настолько же больше клиники отца, насколько страус больше колибри. Совершенно другой размах и величественный блеск позолоченной лепнины, полированного мрамора и декора из самоцветов в главном холле. Дальше тоже всё выглядело вполне достойно даже для императорских покоев. Теперь понятно, почему самые большие люди Санкт-Петербурга шли именно сюда, а не к нам. Сам себе я пообещал, что пройдёт время и я открою больницу ещё краше и лучше, чем эта. И ключевое слово здесь не «если», а «когда». И в моих руках сделать это «когда» как можно быстрее.

В зал потихоньку стекались доктора со всей больницы, нехилый такой отряд в белых халатах. Я не ожидал, что мне окажут столько внимания и стоило немалых усилий держать нервы в узде, спасала дыхательная гимнастика и медитация. Повод для волнения был весомый, если бы я был уверен в своих силах, так бы не волновался.

За пять минут до начала заседания по коридору прошествовали члены коллегии. Троих я уже запомнил в лицо. Первым шёл собственно Обухов Степан Митрофанович, за ним Гааз Анатолий Венедиктович и Захарьин Ярослав Антонович. Все были большими людьми в Питере и решали судьбы таких как я в том числе. Троица была одета в шитые золотом мантии, что изрядно добавляло пафоса моей, казалось бы, незатейливой истории. Ещё семь человек шли в мантиях, шитых серебром. Земля уходила из-под ног при виде всего этого. Крепись, Саня, тебя не съедят — это точно, выйдешь живым.

Нас позвали в зал заседаний, когда все уже заняли свои места. На фоне зловещей тишины я, отец и мать прошли к отдельно стоящим на виду у всех присутствующих креслам. Я мысленно окрестил этот пятачок «лобным местом».

Обухов что-то сказал стоявшему позади него слуге, тот направился в зал и передал сообщение важному пожилому господину. Солидный, богато одетый мужчина был не в халате, а в сюртуке, значит это не лекарь. Может юрист? Скоро узнаем, он поднялся со своего кресла и уверенно направился в нашу сторону и остановился прямо передо мной.

— Александр Петрович, я уполномочен главой коллегии лекарей досмотреть вас на наличие запрещённых артефактов. Встаньте пожалуйста.

У меня внутри всё настолько похолодело, что я чувствовал, как на ушах выступает иней. Если бывает в жизни грандиозное фиаско, то это как раз оно. Лучше бы я утопился в Малой Невке этой ночью. Мужчина выжидательно смотрел на меня, а я не мог пошевелить даже пальцем.