Им осталось дойти до двери несколько шагов, когда раненый поднял голову. Это был Тимофей Проскурин. Я так и обмер, когда увидел его отрешённый бессмысленный взгляд и бледное, исажённое от боли лицо. От вселенской подозрительности и сквозной проницательности в глазах не осталось и следа. Но это всё равно мой враг.

В том, что Проскурин мой враг, я уже нисколько не сомневался. Особенно после того общения с князем Баженовым на катере. Но в данный момент теперь не имеет значения, враг он мне или нет. Я должен помогать всем. Военные врачи на поле боя одинаково оказывают помощь и спасают жизни и своим и вражеским бойцам. Вот и сейчас я заткнул свои сомнения и неприязнь куда подальше. Я открыл дверь шире, жестом приглашая втащить раненого в кабинет.

— Снимите с него пальто и сюртук, потом кладите на этот стол, — сказал я парням, которые волокли Тимофея. Те молча повиновались. — Теперь ждите в коридоре. Если будет надо, я вас позову.

Один из них зло посмотрел на меня, никуда не собираясь выходить.

— Пойдём, Кирюх, док без нас справится, — сказал второй и потащил напарника в коридор за локоть. Тот неохотно последовал за ним, бросив на меня недовольный и недоверчивый взгляд, потом снова застыл на пороге. — Ну что тебе не так, Тимоха сказал же притащить его именно сюда к этому доку, чё ты упёрся?

— Не нравится он мне, — буркнул Кирюха.

— Он тебе не девица красная и не золотой червонец, — хмыкнул второй и вывел наконец напарника в коридор, закрыв за собой дверь.

Очень интересно. То есть Проскурин сказал своим корешам, чтобы его привезли именно ко мне. И насколько же издалека его пёрли? Сейчас не буду об этом никого спрашивать, вопрос риторический.

Судя по обильно пропитанной кровью рубашке ранение могло быть и не проникающим. Я расстегнул пуговицы и добрался до раны в области пятого подреберья по передне-подмышечной линии слева. Что-то сильно напоминает рану, с которой я очнулся в этом мире. Форма и размеры раны такие же. Его ударил ножом тот же человек, что и меня тогда? Не исключено. Может быть это специальный удар, который выглядит смертельно опасным, но после такого не умирают? Призван для имитации тяжёлого ранения, а на самом деле ничего смертельно опасного?

Раневой канал проходил плотно по нижнему краю пятого ребра, значит кровотечение из межрёберной артерии, которая скорее всего повреждена, так как плоскость клинка вошла не строго горизонтально, а под углом, и прошло вскользь по кости. Первым делом я остановил кровотечение. Определить наличие внутренних повреждений не в моих силах. Виктор Сергеевич правильно трактовал мой взгляд и подошёл к пациенту.

— Ты его знаешь? — тихонько спросил меня на ухо.

Я молча кивнул. Старик приложил ладонь к ране и сосредоточился на ощущениях. У него в руке был ультразвуковой и рентгеновский аппарат в отличие от меня, мне только предстоит это осваивать.

— У него точно такие же повреждения, как были у тебя тогда, — так же тихо произнёс Виктор Сергеевич, подтвердив мои предположения. Потом говорил уже громче, чтобы слышал и пациент. — Проникающее, с касательным ранением лёгкого и перикарда. Внутренние повреждения не серьёзные, сейчас я это постараюсь исправить.

— В смысле, постараюсь? — слабым голосом пробурчат Тимофей.

— Не постараюсь, а сделаю, если вам такая формулировка больше нравится, — недовольно ответил ему старик. — Просто лежите и не двигайтесь.

— Подожди минутку, — остановил я наставника. — Кать, сделай дело.

Сестрёнка положила руку на область раны и через пару минут дала добро на вмешательство. Для начинающего она работает довольно быстро, даже зависть берёт. Ничего, скоро у меня с такой скоростью будут срастаться раны.

Виктор Сергеевич занял место у пациента и положил ладонь на область раны, направив пальцы в сторону сердца. Я помню, как взмок отец, когда лечил мне такие же повреждения. И теперь я точно знаю, что причина не в усталости, непосредственно передо мной он никого не исцелял, значит и запас энергии был достаточный. Я начал серьёзно переживать за дядю Витю, лоб которого начал покрываться испариной. Мне же говорили, что у него слабый дар и он находится на промежуточной ступени от знахаря к лекарю, сможет ли он справиться и не отрубиться? На всякий случай я приготовил склянку с аммиачной водой, надеясь, что это поможет. Хотя о чём я? Если он сейчас рухнет от потери сил, это будет не просто обморок.

Я глянул на часы, с момента начала манипуляции прошло ровно пять минут. Виктор Сергеевич стоял, закрыв глаза, пот стекал со лба по бровям и вискам, но выражение лица было спокойным и уверенным. Это та самая его технология фокусировки? Похоже да, использует свой ограниченный запас энергии с точечным прицелом. Я хотел уже окликнуть его и спросить, как он себя чувствует, но в последний момент сдержался, не стал отвлекать от тонкой работы. На двенадцатой минуте он наконец-то глубоко вздохнул и открыл глаза. Спокойно посмотрел на меня, даже не пошатнулся, хотя лицо по бледности уже почти сравнялось с халатом.

— Я закончил, — достаточно бодрым голосом произнёс он. — Дальше ты.

— Вы как, в норме? — задал я глупый вопрос, но и не спросить не мог.

— Вполне, — кивнул он и поплёлся в сторону табуретки у окна. — Немного отдохну, помедитирую, и буду в полном порядке. Жаль у них здесь нет кофейного аппарата.

— А мне кажется я видела где-то, — сказала Катя. — Пойду гляну возле регистратуры.

— На всех бери, — бросил я ей вслед, когда она уже открывала дверь.

Ну, значит теперь моя очередь. Рана значительно меньше по объёму, чем та на предплечье после репозиции, у меня есть шанс. Надо просто попробовать также сфокусироваться, как на линии перелома в прошлый раз. Я приложил руку и начал направлять тончайшие пучки точно на стенки раневого канала, расшевеливая клетки, ответственные за регенерацию.

Что очень удивило, я буквально почувствовал от них ответ, как они начали активно делиться, на поверхности начали расти грануляции, которые я подпитывал тоненькими ниточками магической энергии. По вискам скатились первые капли пота, но я чувствовал себя вполне нормально, буду продолжать. Главное — концентрация, расчёт и прицел. А ещё обратная связь от заживляемых тканей, это было чем-то новым и показалось мне очень важным из ощущений.

Поток энергии значительно замедлился, когда я уже понял, что стремительно приближается мой предел. Чтобы не отрубиться, я прекратил воздействие и убрал руку. Открыв глаза, я всё же увидел те самые неприятные круги, как признак перегрузки и ухватился за край стола, не дожидаясь, когда меня поведёт в сторону. Рана практически зажила, осталось совсем немного, не больше, чем пол сантиметра глубиной и ширина не больше миллиметра. Даже обидно стало, не хватило совсем чуть-чуть. Уверен, будь на мне тот самый медальон Вяземского, я бы справился, но возвращаться к этой теме бессмысленно, дар возвращается ко мне и скоро я смогу победить такую рану полностью, даже не уходя в перегруз.

Проскурин мирно спал. Сказалась скорее всего кровопотеря, поэтому он просто вырубился. Мне это сейчас было на руку, не хочу, чтобы он меня сейчас видел и о чём-то спрашивал. Катя вернулась с тремя стаканами кофе, один я у неё сразу забрал. По фигу, что горячеват, зато бодрит. Медитировать начал, как только пятая точка коснулась табуретки. Сидя всё равно удобнее, учитывая мой мизерный опыт в этой непростой науке.

Проскурин пришёл в себя, когда мы допили кофе и Катя собрала пустые стаканчики, чтобы выбросить в урну. Сначала он повернул голову, осматриваясь по сторонам, но нас не видел, мы сидели у подоконника, куда была обращена его макушка.

— Всё в порядке? — спросил я.

— А, вон вы где, — сказал он своим обычным голосом, словно и не было только что никакого ранения. — А я уж подумал оставили здесь валяться, как дворового пса, а сами свалили. Никакой одежды нет запасной? А то моя рубаха похоже плачет по помойке.