— У меня уже вчера такие мысли были, что пора заканчивать. Думал сегодня вам об этом сказать. После последнего сеанса в голове только мусора прибавилось, а важные вещи вспомнить не могу. Давайте уж попробуем эту методику. Надеюсь это не больно?

— Физическая боль отношения к процессу не имеет, но будет очень неприятно, будь готов.

Я не раздумывая кивнул, постарался расслабиться и закрыл глаза. Мне на лоб легли неожиданно холодные пальцы мастера, я даже чуть не подскочил от неожиданности, но он быстро меня успокоил, сказал, что так надо. Я даже не заметил, как быстро заснул. Холод распространялся по всему телу, меня безбожно колотило в ознобе. Об мои мурашки можно точить боевые топоры. Вокруг меня снег, темнота и сильный пронизывающий ветер. Странно, зачем погружать меня в столь странный сон? Но в тот момент мне всё казалось максимально реальным. В том числе мурашки.

Внезапно я увидел сквозь метель какой-то отсвет и направился в его сторону по колючему снегу босиком. Сначала мне показалось, что это чьё-то окно, но, когда подошёл вплотную, увидел уютную комнату, отделённую от меня невидимой стеной. Нарядная маленькая девочка с пышной каштановой шевелюрой, на которой красовалась изящная шляпка, как у взрослой дамы. Скорее всего это её день рождения. Ну точно, на столе стоит торт с четырьмя свечками. Открылась дверь справа, зашли красивые и нарядные мужчина и женщина, с ними светловолосый паренёк лет восьми. У пацана в руках знакомого вида белый плюшевый медведь, которого он дарит младшей сестрёнке, а та плачет от счастья и бросается ему на шею. Мальчик с удовольствием отвечает на объятия, видно, что брат с сестрой любят друг друга и я понял, что это я и Катя, а рядом стоят ещё молодые родители. Да, здесь мать ещё больше похожа на современную Катю. Точнее наоборот, Катя похожа на неё.

Картинка резко смазалась и исчезла, оставив передо мной лишь светящийся квадрат, а буран вокруг меня всё крепчал. Я уже перестал чувствовать пальцы на ногах и на руках. Старался растирать себя, чтобы хоть как-то согреться. Картинка снова пришла в движение, мальчик с девочкой играют в песочнице, им стало примерно на два года больше. Видно их тёплые отношения, полное отсутствие конкуренции, только забота друг о друге. Смена картинки. Кате уже лет пятнадцать на вид, она стоит на ступеньках театра, оглядываясь вокруг, словно кого-то потеряла. Догадываюсь, кого она потеряла. Это я должен был пойти с ней на спектакль. Но, вместо того, чтобы исполнить обещание укатил с друзьями. Девушка в слезах, рвёт билеты и убегает в темноту.

Появилась картинка, как я вышел тайком за калитку и сел в ту самую машину, за которой наблюдал вчера. Передо мной Проскурин. Вежливая улыбка, хитрые глаза. Из-за его спины на меня смотрит ещё кто-то, от кого я чувствую угрозу. Но полностью лицо рассмотреть не получается, только глаза. А ещё в машине сидит та самая дамочка, в моём столе целая кипа листов с её изображением. Она мне приветливо улыбается, мне кажется это наигранно, не искренне. Так вот ради чего я обманул сестру и уехал с друзьями? Проскурин вручает мне знакомую жестяную коробочку, дама кокетливо смеётся, а неизвестный за спиной Тимофея хищно улыбается одними глазами в предвкушении победы. Над кем, надо мной?

Снова смена декораций. Манипуляционная, на столе лежит раненая девушка и истекает кровью. Вижу себя со стороны, лицо без эмоций и волнения, даже с лёгким налётом скуки. Прикладываю руку к ране, девушка начинает кричать от боли и теряет сознание. Кровотечение из раны усилилось, вижу, как она умирает. На лице у моего двойника лишь злость и раздражение, ни малейшего сожаления о содеянном. Картинка резко поблекла, меня подхватило снежным вихрем и швырнуло в пустоту.

Я резко глубоко вдохнул и открыл глаза. Подпрыгнуть на кресле мне не дала рука Бориса Владимировича. С помощью дыхательной гимнастики я начал бороться с сердцебиением, стараясь успокоиться.

— Я так понимаю, этот сеанс больше помог? — вкрадчиво поинтересовался Корсаков.

— О, да! — ответил я и попытался встать, но его ладонь снова прижала меня к спинке кресла.

— Не стоит торопиться, — спокойно ответил Корсаков на мой недоумевающий взгляд. — Процедура мобилизует многие скрытые резервы организма и его функции в ближайшие несколько минут находятся в раздрае с реальностью. По быстро меняющемуся выражению твоего лица я никак не могу понять, ты удовлетворён полученной информацией или не очень?

— Ну, как сказать, всё я конечно не вспомнил, но некоторые ключевые моменты начали прорисовываться. Думаю, на этом лучше пока остановимся, а если понадобится, то повторим, хорошо? Поздно не будет?

— С этой процедурой никогда не поздно. Если ты перенёс её хорошо, то к стандартному варианту возвращаться нет смысла. Да с ним через пару дней уже будет поздно.

— Понял. Буду действовать по обстоятельствам. А что по поводу дара?

— Я думал, что ты уже всё знаешь, — хмыкнул он.

— Кое-что знаю, но хотелось бы услышать ваше мнение.

— Он жив и есть перспективы, но тебе придётся очень постараться. Работай не покладая рук, попроси у отца ночные подработки. Всё в твоих руках и твоей власти, надо лишь приложить усилия.

— Спасибо, Борис Владимирович, обнадёжили.

Я чувствовал себя уже вполне нормально. Встал с кресла и вышел из кабинета. Значит дар есть. А во время вчерашнего сеанса не было. Без медальона он пока возвращается в спячку. Попробую выкупить этот простенький артефакт у Николая. А точнее у Тимофея, это ведь его собственность. Правда неизвестно каким путём добытая, вполне возможно, что нелегальным, эта мысль немного напрягает. Да как следует напрягает, не хватало, чтобы за мной ещё семейство Вяземских начало охотиться.

Первым делом я наведался в приёмное отделение и манипуляционную, везде пока тихо. Навестил вчерашнего лётчика с лесов, он слёзно умолял отпустить его домой, работа стоит без него, никто не знает, что делать без его мудрого совета и золотых рук. Я внимательно осмотрел незаменимого строителя, проверил восстановление функции левой нижней конечности, грудной клетки, всё в полном порядке. Под свою ответственность разрешил идти по своим делам. На одного счастливого человека на свете стало больше. Несмотря на возраст, он бежал только пятки сверкали. Ну, значит здоров.

По пути в свой кабинет попросил первую попавшуюся медсестру, чтобы ко мне в кабинет принесли кофе и выпечку, потом пригласили Виктора Сергеевича. Подумал про Илью, но его уже второй день не было видно в клинике. Как хороший друг я должен был бы позвонить, поинтересоваться, но мне всё было некогда. А сейчас он трубку не берёт.

Пока было немного свободного времени, решил немного почитать. Но, когда уселся с книгой за стол, взгляд намертво зацепился за лежащий на краю стола чёрный блокнот. Серебряный амулет дал Андрей, это вполне очевидно. Золотой мне вручил Проскурин, но предоставил тот загадочный господин, который так странно смотрел на меня при вручении. Ещё более странный, чем Тимофей.

Теперь у меня нет сомнений, что главным источником бед является золотой вариант, а серебряный позволил быстро поднять уровень мастерства. Так может тогда просто надеть его и активировать? И перестать пудрить мозги? Я теперь знаю, что Андрей мой друг и зла не желает, чего нельзя сказать о тёмной лошадке Проскурине, затесавшемся к нему в доверие. Надо бы при первой возможности открыть на него глаза Андрею, но сначала у меня должны появиться доказательства.

Я открыл блокнот и снова уставился на амулет, он теперь не казался мне таким уж страшным. Ничего не стоит прочитать инструкцию, активировать артефакт и нацепить на шею. До заседания коллегии у меня ещё три дня, включая сегодняшний, успею освоиться и смогу показать чудеса. Тогда дисквалификации точно не будет.

В дверь постучали, не дожидаясь ответа вошёл Виктор Сергеевич. Я успел закрыть блокнот и смахнуть его в верхний ящик стола. Если бы я знал, что это дядя Витя, не стал бы этого делать, ему я доверял полностью.