Полицейский приближается к Портеру и надевает на него наручники. Прокурор и Председатель суда исчезают.

Джонси. Скажите, пожалуйста, мистер О. Генри, почему вы так вели себя на суде?

Томас Б. Кингмен. Могли бы взять хороших адвокатов, попытаться выиграть дело.

Энди Таккер. Разумеется, присяжные учли, что от первого суда вы ушли в бега. Косвенное доказательство вашей виновности, так сказать…

Хетти Пеппер. А может, в самом деле вы виновны, мистер О. Генри?

Портер. Нет, нет! Я невиновен! Невиновен!

Дженнингс. Успокойтесь, Билл! Все мы верим вам — и ваши герои, и читатели, и почитатели, и даже я. А то, что вы так безучастно вели себя на суде, не даст покоя вашим биобиблиографам. Они так и не придут к толковому выводу на этот счет — виновны вы или нет? Так им и надо — нечего совать нос в чужую жизнь. Пусть и дальше ломают головы. А пока полицейский препровождает вас в тюрьму города Колумбус, я опять расскажу немного о себе, о том, как Его Величество Случай вновь улыбнулся мне и мы опять встретились с Биллом. И как Билл Портер стал знаменитым писателем О. Генри. Но, наверное, об это мы поведаем вам уже после антракта.

На сцене, как и в первом действии, аптекарская конторка тюремной больницы. Портер выдает заключенным, цепочкой двигающимся мимо него, лекарства — порошки, пилюли, микстуры. Заключенные поют.

На том свете есть ад.

Там терзают, сжигая.

На том свете есть ад.

Там бесправье и тьма.

В Новом свете есть ад — в центре штата Огайо.

Мрачный дом каторжан — городская тюрьма.

На свободе плевать на погони и пули,

Там не страшен ни кольт, ни шериф и ни суд!

Но в тюрьме страх страшней!

Никакие пилюли

От него никого никогда не спасут!

Здесь подвесят тебя словно тушу свиную, Будешь сутки висеть где-то под потолком! Здесь тебя отобьют лучше, чем отбивную, До кровавых лохмотьев железным прутом! Мы — не трусы, но жизнь в этом доме такая, Что порою она — как кошмары в бреду!

Тот, кто вынес тюрьму в центре штата Огайо, Будет жить, как в раю, даже в аду!

Отделившись от цепочки заключенных, на авансцену выходит Дженнингс. Появляются и персонажи произведений О. Генри, занимают свои места.

Дженнингс. Я совершил очередное нападение на поезд у Скалистого острова, был ранен в ногу, потерял много крови, но тем не менее попал в руки полиции совершенно случайно — в беспамятстве, ночью на привале. Живым бы я им не дался! Так что, выходит, мне повезло в некотором смысле, что я спал, когда меня схватили. Суд приговорил меня к пожизненному заключению в каторжной тюрьме штата Огайо. И вы догадались, господа, что стрелки на часах Его Величества Случая опять указали мне на то место, где находился уже небезызвестный мне Вильям Сидни Портер!

Портер. Как-то в газете я наткнулся на такое сообщение: «Знаменитый грабитель поездов Элл Дженнингс присужден к пожизненному заключению в каторжной тюрьме штата Огайо». Неужели Элл здесь, рядом? И я не знаю об этом? В мои обязанности входило разносить по камерам противоди-зентерийные пилюли и хинин. При первом же таком обходе я увидел Дженнингса.

Портер подходит к решетке камеры, за которой стоит Дженнингс.

Портер. Вот и встретились мы снова, Элл!

Дженнингс (обняв через прутья решетки Портера.) Билл, дружище, кого угодно готов был встретить здесь, но только не вас! Рад встрече и в то же время огорчен — это место не для вас. Сколько вам дали, Билл?

Портер. Пять лет. Но сейчас лучше думать не обо мне, я все же неплохо устроен — аптекарь в тюремном госпитале, выручила старая профессия. Живу не в камере, питаюсь не из общего котла. И, вообще, есть кое-какие привилегии… Нужно вызволить вас отсюда, Элл. Я попытаюсь перевести вас на какую-нибудь должность. А пока не ввязывайтесь ни в какие истории — я ведь знаю ваш нрав, Элл, здесь это может плохо кончиться. Помните, я не оставлю вас!

Дженнингс. Спасибо, дружище! Я всегда знал, что любой вклад, вложенный в дело под названием «дружба», не пропадает даром.

Портер. Тем более такие щедрые вклады, которые делаете вы, Элл. Я обязан вам жизнью…

И Портер запоет песню «На помощь, друг!», которую они пели в первом действии. И Дженнингс запоет вместе с ним. В конце исполнения песни появится надзиратель,

Портер (Дженнингсу, официально.) Вот вам хинин, а пилюли от дизентерии получите при следующем обходе.

Надзиратель останавливается возле камеры Дженнингса, и Портер вынужден удалиться. Выходит на авансцену.

Дженнингса удалось перевести сначала в корпус первого разряда, а потом устроить в почтовое отделение тюрьмы клерком. Условия там были вполне сносные.

Дженнингс. Такие сносные, что по воскресеньям мы могли устраивать ужины с выпивкой и приятными разговорами. И как-то раз после такого ужина Билл, смущаясь, сказал МНС…

Портер. Элл, я не очень вас обременю, если прочту несколько страниц собственноручно написанного текста? Нечто вроде рассказа.

Дженнингс. Валяйте, Билл! При нашей теперешней жизни можно написать все что угодно — и рассказ, и песню, и даже руководство по налету на почтовый экспресс. (Обращаясь к персонажам О. Генри.) Я и представить себе не мог, что сейчас услышу.

Портер (достав из кармана листки.) Рассказ называется «Рождественский подарок Свистуна Дика».

Свистун Дик (встает, подходит к Портеру и Дженнингсу.) В этом рассказе я, переодетый в Санта-Клауса, приезжаю на ранчо, где живет женщина, которую я безумно люблю. Приезжаю, чтобы убить ее мужа. И вдруг слышу, что они с мужем расхваливают меня на все лады — какое, мол, у меня благородное сердце и т. д. Мог я после этих слов убить соперника? И, когда она прошла на кухню, я появился перед ней в одежде Санта-Клауса, с кольтом в руке и говорю: «В соседней комнате находится рождественский подарок, который я приготовил для вас!». Сел на коня и уехал. А она, конечно, бросилась в комнату и видит: спит ее муженек живехенький, целехонький — мой рождественский подарок! (Свистун Дик уходит и садится на свое место.)

Дженнингс. Черт вас подери, Портер! (смахивая с глаз слезу.) Это впервые в моей жизни! Разрази меня господь, сели я знал, как выглядит слеза. Здорово, Билл? Вы были симпатичны мне с самого начала нашего знакомства, я знал за вами кучу всяких достоинств, но такое! Заставили матерою грабителя хныкать над немудреным вымыслом.

Портер. Милостивый государь, приношу вам свою благодарность. Я никогда не ожидал, что рассказ мой может так заинтересовать слушателя, а тем более такого старого и опытного профессионала, как вы.

Дженнингс. Быть может, арестанту вообще свойственна чрезмерная сентиментальность, но есть какое-то странное очарование в вашем рассказе, Билл. Я не могу это объяснить. Но био-библиографы, я думаю, растолкуют все читателям, исследуют ваш творческий метод. А пока нужно решить, в какой журнал следует послать ваш рассказ. Может, в «Черную кошку»?

Портер. Вы считаете, что можно уже посылать?

Дженнингс. Без сомнения. И, кстати, с конвертами и марками у вас не будет проблем — все под рукой.

Портер. Спасибо, Элл. В самом деле, было бы очень неплохо, если бы эту писанину напечатали. Я так хочу сделать Маргарет рождественский подарок. Она хотела куклу в розовом платьице.

Дженнингс (берет большой конверт, наклеивает марку.) Решайте, куда пошлем рассказ. Может, в издательство МакКлюра? Кстати, почему вы подписали рассказ чужим именем? Что это за О. Генри?

Портер. Это мой псевдоним, Элл. После того как Вильям Сидни Портер очутился в каторжной тюрьме, я не могу подписать рассказ этим именем. К сожалению…

Дженнингс. Ваше дело, Билл. Хотя, на мой взгляд, оно гораздо симпатичней, чем какой-то О. Генри. Кстати, так кажется зовут одного из наших надзирателей?

Портер. Значит, в этом псевдониме будет скрыта и горькая ирония…

Портер садится за свою конторку, и мимо него со своей песней опять проходят арестанты.