Честно скажу, меня эта история (к моменту моего возвращения из круиза уже благополучно закончившаяся), очень развеселила. Я посчитал, что нашей студии «Новый Одеон» и мне, как режиссеру фильма «Бабник», о котором некоторые неумные критики писали, что этот фильм про межполовые отношения, такая история как бы поможет стереть грань между авторским вымыслом и непредсказуемой реальностью, придаст нашей студии некий фривольный шарм, еще больше взбудоражив наших горе-критиков. И вообще я был не прочь, чтобы случай с наши директором воспринимали как некую увертюру-эпиграф к деятельности нашей студии. Смешно.

Но у истории этой оказалось почти криминальное продолжение. Приблизительно через полгода, когда мы уже начали снимать фильм «Новый Одеон», я вдруг заметил, что с трудом раздобытые на фильм небольшие деньги утекают куда-то. Я попросил Ежова представить мне отчеты о расходах, и, когда они наконец попали мне в руки, без труда нашел места, где были приписки и липовые траты. Я попросил Ежова разъяснений, и он тут же исчез. На звонки не отвечал и сам не звонил. Я взял на работу нового директора, кандидата технических наук Владимира Соколова — сослуживца моего друга детства, человека, в порядочности которого я не сомневался. Но нужно было как-то получить у Ежова наши деньги и печать студии. Все это я поручил Соколову. Тому удалось вернуть уставные документы студии, печать, но деньги, по словам Ежова, он уже потратил.

Подсчитывая потерянные суммы, Соколов вдруг наткнулся на интересный пункт в финансовом отчете Ежова: покупка в магазине «Интим» реквизита, необходимого для съемок «Нового Одеона». Мы стали гадать, что это за реквизит из только что открытого в Москве магазина «Интим», и, поскольку получить у Ежова наши денежки было на тот момент весьма проблематично, я решил получить взамен хотя бы этот непонятный реквизит. И даже, мне кажется, я чересчур зациклился на этом вопросе. Поэтому я поручил Соколову сказать Ежову, что мы собираемся подать на него заявление в прокуратуру; но, если он отдаст нам этот реквизит, купленный в магазине «Интим», — мы дело закроем. Соколов ушел на переговоры и вернулся с завернутым в газету предметом, про который сказал, перед тем как развернуть газету: «Жуткая мерзость».

Этот предмет оказался искусственным половым женским органом, снабженным к тому же электрическим приводом, создающим вибрацию. Привод осуществлялся как от батареек, так и непосредственно от сети с переменным током 220 вольт. Батареек в этом «реквизите» не было. И тут вдруг меня осенила догадка: Ежов пострадал не от женщины, а от этого искусственного влагалища. Пожалев потратить деньги на батарейки, он подключил «прибор» к сети, по какой-то причине произошло короткое замыкание, и, как следствие электрошока, возникла неисчезающая эрекция. То есть нашего Ежова закоротило!

Я спросил Соколова:

— А он сразу согласился отдать тебе эту штуку? Мог ведь сказать, что потерял, например.

— Нет, сразу отдал и, как мне показалось, даже охотно, — сказал Соколов.

Может, это моя сценарная догадка, а может, такой хитрый план мести был задуман Ежовым: он решил, что я не удержусь от соблазна использовать этот «реквизит» по назначению и попаду в ту же ситуацию, что и он. Но не на того напал, дорогой товарищ!

Году, по-моему, в 1977 или 1978 в Болшево проходил семинар кинематографистов, на котором присутствовал и я — тогда еще начинающий сценарист. Мы смотрели фильмы, обсуждали их, перед фильмами выступали их создатели — сценаристы, режиссеры.

Нам показали только что снятый фильм Леонида Гайдая «Инкогнито из Петербурга». Мне фильм понравился, и, должен сказать, я никогда не думал, что смогу смеяться на «Ревизоре» Гоголя. И то, что мне было смешно, я думаю, это целиком заслуга Гайдая. Он смог наполнить эту пьесу юмором, гегами, понятными сегодняшнему зрителю, а в оригинале (пусть простят меня Николай Васильевич и почитатели этой его пьесы) хохмы типа «Добчинский-Бобчинский» не вызывали у меня даже тень улыбки. Пьеса хлестко высмеивала нравы того времени, очень хороша сама задумка, но… как говорил Аркадий Райкин в одной из своих миниатюр, — не смешно. И вот Гайдаю каким-то чудом удалось преодолеть заложенные в пьесе архаичные шутки и адаптировать ее под современного зрителя. Низкий ему поклон за это.

На следующий день мы посмотрели также только что законченный фильм Ролана Быкова и тоже по Гоголю — «Нос». Фильм показался мне скучным, излишне многозначительным и абсолютно не интересным. Можно было бы вообще не вспоминать об этом фильме, если бы после просмотра не выступил привезенный Роланом Быковым специально из Москвы гоголевед (фамилию его я не запомнил), который вовсю стал расхваливать фильм Быкова, говорил всяческие комплименты создателю вплоть до того, что по таланту режиссер приблизился к автору произведения, и все такое.

Это тоже можно было бы не вспоминать, если бы, воздав непомерную хвалу фильму «Нос», гоголевед не переключился бы на фильм «Инкогнито из Петербурга», снятый Гайдаем. Гоголевед витиевато и с академическим пафосом стал объяснять присутствующим, что этот фильм — откровенная неудача, что Гайдай, зная свои возможности, не должен был браться за такое дорогое почитателям Гоголя произведение, а Госкино поступило очень неосмотрительно, разрешив ему снять произведение великого русского писателя, когда уже имелся печальный прецедент в виде фильма по Булгакову, а именно «Иван Васильевич меняет профессию» (на мой взгляд, один из лучших шедевров Гайдая.)

Ролан Быков сидел за столиком рядом с гоголеведом с серьезным и озабоченным лицом и не делал попытки его остановить. И из присутствующих в зале никто тоже не попытался это сделать, а там, кроме нас — нескольких новичков, чудом попавших на этот семинар, сидели мастера и корифеи отечественного кинематографа. Все молча выслушали гоголеведа и после этой лекции вышли покурить на веранду. Я следил за Гайдаем и представлял себе, что я бы сделал с этим гоголеведом, будь я на месте Гайдая. С тем багажом фильмов и с той любовью зрителей, которой он был уже окружен в то время, я бы имел полное право отозвать этого гоголеведа в сторонку, думал я тогда, и хорошенько врезать ему. А в его лице и Быкову, который, возможно, был организатором этого выступления, но, как говорится, не пойман — не вор. А вот гоголевед уже провинился: простая этика и такт должны были удержать его от превозношения фильма одного мастера и хуления фильма другого в зале, где сидят оба режиссера. Такое мог сделать только откровенный мерзавец. (Сейчас я считаю, что Гайдай поступил абсолютно правильно, с достоинством проигнорировав эту акцию с гоголеведом.)

Гайдай спокойно курил на веранде, возле него сгруппировались люди, хорошо к нему относящиеся, а он, я видел, даже улыбался, махал рукой, типа: «Пусть говорят, ну что с ними поделаешь». Но факт остается фактом — фильм «Инкогнито из Петербурга» зрители смотрят до сих пор, а где фильм «Нос» Ролана Быкова?

Потом жизнь свела меня с Гайдаем, не близко, в основном, по делу — он прочитал мой сценарий и высказал мне свое мнение, дал какие-то советы, но, к сожалению, нам не пришлось с ним совместно поработать, а так хотелось! А через несколько лет Гайдай пришел на премьеру фильма «Бабник» в Дом кино, и, когда он подошел ко мне после просмотра, чтобы поздравить, я был очень удивлен и обрадован — любимый режиссер без специального приглашения пришел на мою премьеру!

И вот еще две встречи с Гайдаем, которые остались у меня в памяти. Приближалось его 70-летие и все ожидали, что юбилей великого мастера комедии отметят в Доме кино, где всегда отмечали такие события (например, все юбилеи Э. Рязанова, что естественно. Но даже не очень знаменитые кинематографисты, такие, как Аркадий Инин или Григорий Гурвич, — отметили в Доме кино, соответственно, 55-летний и 40-летний юбилеи.) Но никто Гайдаю не предложил отметить его день рождения в Доме кино, а сам он и не пытался пробивать такое мероприятие и тогда директор кинотеатра «Москва» Расим Даргях-заде стал обзванивать по собственной инициативе знакомых кинематографистов и приглашать к себе в кинотеатр отметить юбилей Гайдая. Дело в том, что Госкино в свое время выделило Расиму какие-то деньги на проведение собраний, обсуждений и фестивалей в его кинотеатре, которые иногда заканчивались легким фуршетом в фойе «Москвы». Так он решил поступить и в этот раз.