Д.А. Арсен, ты уже дома?

Голос Арсена. Нет, мы с Рексом у Лехи в гостях. Пьем виски, телевизор у него во всю стену, отличный парень оказался этот Леха. Приходите в гости, он приглашает!

Ирина. Спасибо, Арсен, но мы уже спать легли.

Голос Арсена. Молодцы! Так быстро?

Ирина. А чего тянуть?

Голос Арсена. Тоже верно. На подругу мне можно рассчитывать?

Ирина. Ты можешь прийти вместе с женой к нам в гости. Будем рады.

Голос Арсена. И на том спасибо. Рад за вас! Спокойной ночи!

(Слышны отбойные гудки.)

Ирина. (Кладет трубку.) Иди сними с двери записку, что ты в 39-й и знай, что ты вернешься к себе домой теперь не скоро. Согласен?

Д.А. Согласен! Я мигом! (Хочет рвануть к двери, но Ирина его останавливает.)

Ирина. А вальс-бостон?

(Из приемника в самом деле звучат звуки того самого вальса.)

Д.А. О! Это непременно! (Обхватывает талию Ирины и начинают танцевать вальс-бостон.)

Занавес

Над береговой линией Майами летел маленький самолетик и тащил за собой на привязи буквы. Буквы складывались в рекламу: «Рыбные стейки по $9.99 в «Баракуде» сегодня вечером».

Володя лежал в палате и смотрел на экран телевизора, висящего чуть ли не под самым потолком, а увидев в окне самолетик, проводил его глазами. Володя знал, что самолетик летел над пляжем и сейчас люди, задрав головы, читают эту рекламу, плескаясь в океанской воде. Вот бы окунуться сейчас в прохладные воды в районе Санни Айлендса! Какой кайф! Нырнуть в набежавшую волну или взлететь на ней! Только какой сейчас к черту пляж, когда пошевельнуть головой невозможно — на шею Володи был надет специальный корсет, а одна рука была в гипсе «самолетом» — врагу такого не пожелаешь. Да еще левая нога тоже в гипсе.

И вот сейчас, после того как самолетик скрылся, а телевизионные новости закончились, экран на мгновение ушел в затемнение и перед тем, как палата опять должна была заполниться этой непрекращающейся ни днем ни ночью телевизионной жизнью, до Володи вдруг откуда-то из коридора донеслись родные звуки. Кларнет выводил незамысловатую мелодию «Шалахо» — ни одна свадьба в Закавказье не бывает без «Шалахо»!

— Вай! Шалахо!

Володя чуть ли не подскочил на своей койке, во всяком случае, дернулся. Но тут грянул опять телевизор, Володя стал торопливо шарить здоровой рукой, нашел пульт управления, начал убирать громкость и когда стало тихо, он понял, что звуки кларнета ему прислышались, показались, произошло нечто вроде аудиомиража. Он опять начал увеличивать громкость телевизора и тут вдруг отчетливо услышал неповторимый ритм кавказского барабана и женский голос вдруг запел армянскую песню.

Володя, обалдевший, слушал знакомую песню, начал даже подпевать, а потом, на пике положительных эмоций, нажал на кнопку вызова медсестры.

— Откуда эти звуки, Доррис? — спросил он появившуюся медсестру.

— Какие звуки?! — оглядела палату сестра.

— Вот эти!

И Володя запел доносящуюся в палату мелодию армянской песни.

— А, это из палаты Сабины, я так думаю, — сказала медсестра. — Там идет уборка, дверь открыта и потому музыка слышна. Национальная музыка, по-моему, она гречанка.

— Какая гречанка, ты что! Это моя землячка! У нас в Баку очень распространенное имя Сабина — и армянское, и азербайджанское, и русское! Музыку слышишь?! Армянская музыка! Так что эта Сабина — армянка! Я уверен! — объяснял Доррис Володя. — Вай-вай, когда я был здоровым, ни одной армянки я во всей Флориде не встретил, а сейчас, когда я хуже растения, — рядом армянка!

— Она тоже после аварии, — сказала Доррис. — У нее ключица повреждена и перелом ноги.

— А сколько ей лет? — спросил Володя.

— Моложе тебя лет на пять-восемь, — сказала Доррис.

— Симпатичная?

— На мой вкус — да, — твердо сказала Доррис. — Похожа на латинку, но лучше. Глаза черные-черные, у латинос такие не бывают. У наших бывают такие глаза, — сказала Доррис.

Сама она была негритянкой.

— Такие глаза — это наши! Вай-вай-вай, как обидно! — хлопнул здоровой рукой по кровати Володя. — Я, как назло, полутруп!

— Про труп лучше не говорить здесь! — сказала Доррис.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — сплюнул Володя и тут же спросил: — А муж ее посещает?

— Подруга иногда приходит к ней, не очень часто. Больше никто, — сказала Доррис.

— Доррис, передай, пожалуйста, привет Сабине от земляка, тоже армянина. Не говори, что у меня на шее такой ошейник, скажи так, перелом один и кое-что по мелочи, и попроси у нее эту кассету или диск, вот где эти песни записаны — я позвоню другу, он мне привезет проигрыватель. Вай-вай, какая вещь, сто лет не слышал! — сладострастно закрыл он глаза. Правда, эта песня — азербайджанская, но очень хорошая. И стал подпевать:

Даглар кызы рейхам.

Рейхам, рейхам!

— А почему музыку выключили? — спросил он, поняв что поет уже без сопровождения.

— Наверное, уборку закончили и дверь закрыли. Я передам ей твою просьбу, — сказала Доррис и вышла из палаты.

Володя снова запел эту азербайджанскую песню, отстукивая здоровой рукой ритм по постели. Окончив петь. Володя смотрел на беззвучный телевизор, а потом взял лежащий под подушкой мобильный телефон и набрал номер.

— Сережа, я тебя уже замучал своими просьбами, прости, дорогой! — начал он.

— А куда от тебя денешься? — отвечал ему Сережа. — Завтра я к тебе приеду, говори, что привезти…

— Мне нужен портативный проигрыватель для кассет и компакт-дисков, — сказал Володя.

— У нас есть такой, — сказал Сергей. — У Зары…

— Нет, у Зарочки не бери, — сказал Володя. — Лучше купи мне в «Бест-бае», я видел там такие…

— Да она сейчас только «Гембоем» занята, не нужен ей проигрыватель, — сказал Сергей. — А диски какие принести?

…Сабина слушала азербайджанскую мелодию, и взгляд у нее был очень грустный. А что хорошего? Нога ее в гипсе на специальной растяжке была приподнята, ключица сломана и потому там тоже был бандаж. А за окном все кружил самолетик, рекламируя стейки для здоровых людей.

Открылась дверь и вошла Доррис:

— Сабина, в нашем отделении лежит мужчина, говорит, твой земляк, из Баку, — сказала она.

— Азербайджанец? — спросила Сабина.

— Нет, армянин. Володя..

— И здесь армяне! — усмехнулась Сабина. — Как он сюда попал?

— А так же, как и ты, после автомобильной аварии. Услышал твою музыку и чуть ли не заплакал! Умоляю, говорит, попроси, может, даст мне послушать…

— Бери! — Сабина выключила кассетник. — Я уже наслушалась.

— Ты зря грустишь, — сказала Доррис. — Доктор сказал.

что все у тебя будет окей. Нормально нога срастается…

— Будем надеяться, — улыбнулась ей Сабина.

— Представляешь, Серый, отличная баба-армянка рядом в палате, а я как новорожденный — весь спеленутый!

Открылась дверь и вошла Доррис с портативным кассетником.

— Сабина дала тебе послушать, — сказала Доррис, устанавливая кассетник на прикроватную тумбочку. — Она говорит, что ей пока не нужно.

Доррис включила кассетник и раздались звуки «Шалахо».

— Слышишь, Сереж, она мне переслала свой проигрыватель. Узнаешь нашу музыку? Ша-ла-хо! Джан-э-джан! Пока, Сереж, я тебе перезвоню!

Володя отключил телефон и обратился к Доррис.

— Ты сказала ей, что я армянин, да?

— Да, — сказала Доррис:

— А она что?

— Она говорит: «Надо же! И здесь армяне!».

— Шутит! — усмехнулся Володя. — А не спросила, какой я из себя?

— Нет, — сказала Доррис.

— А что со мной? — продолжал интересоваться Володя. — Тяжелый я или нет?

— Не спросила, но раз музыкой интересуешься, значит, в порядке, — объяснила Доррис.

— Ничего, значит, не спросила про меня? — уточнил Володя. — Ну, как я у тебя про нее: приходит ли ко мне жена, сколько мне лет, симпатичный ли я?

— Нет, ничего не спросила. Сразу отдала мне проигрыватель, сказала: «Отдайте ему, я уже наслушалась».