– А-а-а, – как-то заторможенно выдал малец. – А ты кто, тётенька?

Я не выдержала, прыснула. Тётенька, тоже мне. Не готова я к смене статуса с девушки, на тётеньку. Хотя тело это выглядит так, что ничего удивительного в его обращении не было.

– Я – Дарина, а тебя как зовут?

– Микаэль, – пытаясь подтянуть ноги ближе, мальчишка выпятил грудь вперёд. И вот тут я сразу отметила несколько странностей – одежда на ребёнке была какой-то необычной, так сейчас детей одевают разве что для фотосессий в ретростиле. Болотного цвета брюки на подтяжках и серая хлопковая рубашка с закатанными рукавами, словно она была ему несколько великовата. Второе – это имя. У нас, конечно, имеется бум на имена разные, можно и Варфоломея с Августиной какой-нибудь встретить, но, всё равно что-то было не так. И третье, самое странное, пожалуй, его ноги были охвачены деревянными дугами, очень похожими на протезы. Только допотопные какие-то.

– Угу, – промычала, хмурясь и пытаясь сложить всё увиденное воедино.

Что-то меня тревожило, царапало, вот только что?

Посмотрев куда-то мне за спину, мальчишка побледнел и дрожащим голосом попытался произнести хоть что-то:

– А-а-а?

Проследила за его взглядом и махнула рукой:

– Не бойся, он тебя не тронет, – а потом прищурилась и обратилась напрямую к зверю: – Не тронешь же?

А мохнатый этот, взял и фыркнул в ответ. И вот расценивай его фырчание как хочешь – то ли, как знак согласия, то ли как знак протеста.

С трудом поднялась на ноги, отмечая на юбке два зеленоватых пятна от травы, и посмотрела на мальчонку:

– Откуда ты тут взялся?

Он подтянулся и попытался встать, ему это явно давалось с трудом, потому я шагнула ближе и протянула руку:

– Давай помогу!

Но, вместо того, чтобы вложить свою ладошку в мою, он бросил на меня хмурый взгляд и выдал:

– Я не беспомощный. Я сам могу!

На мгновение я растерялась от враждебности в его голосе, потом стушевалась и отступила назад. Сам, так сам. Я сделала вид, что любуюсь природой, хотя у самой руки так и чесались подойти и подхватить его под руки, чтобы он уже не мучился. Но пришлось сжать кулаки и молчать.

Вставал он долго, кривился, видно, что от боли, но молчал, лишь на висках выступили крупные капли пота. Когда он, наконец-то, поднялся, то я поспешила отвлечь его вопросом:

– Так откуда ты здесь?

Мальчишка навалился на клюку, которую поднял из травы, когда поднимался сам и мрачным голосом признался:

– Я к ведьме пришёл!

Неожиданно… 

Признаваться, что ведьма – это, вроде как, я, не стала. Надо бы сначала узнать, зачем Микаэль пожаловал.

– О, и зачем тебе к ней? – премило улыбнулась, стараясь выглядеть как можно более дружелюбно.

Мальчишка посмотрел на меня с долей подозрения, а потом вздохнул и совсем по-детски вытер под носом рукавом рубашки. В этот момент он таким несчастным мне показался, что я едва не бросилась его обнимать. Вот никогда особо ранимой себя не считала, а тут… Что-то перевернулось внутри.

– Я хочу быть… – парнишка отвёл взгляд, а потом со злостью хлопнул по клюке. – Я хочу быть нормальным! Хочу ходить, хочу бегать, хочу… – звонкий голос к концу фразы стих до шёпота. Он не договорил, а я застыла столбом, переваривая сказанное.

– А мальчишки в деревне сказали, что ведьма может исцелить меня, вот я и пришёл, – он продолжил, пока я пребывала в шоке от услышанного.

То есть, я и такое могу? Или не могу и деревенские просто над ним подшутили? А! Почему Мяус такой вредный? Почему всё сразу не рассказал, не ввёл меня в курс дела, так сказать? И бабушка хороша, нет бы сообщить обо всём…

– Эм, – начала, когда смогла собрать разбегающиеся мысли в кучу. – А ты уверен, что ведьма поможет тебе?

Я говорила осторожно, боясь расстроить ребёнка.

Малец отвернулся и тихо так, что я едва расслышала, прошептал:

– Никто не смог помочь, она моя последняя надежда.

Вот так вот… Нет, с одной стороны – это, наверное, приятно, чувствовать себя единственной и неповторимой, но у меня комплекса спасительницы мира не имелось, а потому ни счастья, ни удовольствия от услышанного я не испытала. Скорее меня накрыл страх из-за того, что придётся уничтожить надежду мальчика.  

– Угу, – промычала, вообще не представляя, что я должна сказать.

– А ты знаешь, где ведьма живёт? Ты же из деревенских, да? – Микаэль встряхнулся и принялся забрасывать меня вопросами.

– Знаю, – ответила со вздохом и пошла вперёд. – Иди за мной.

Мальчишка постоял, судя по тишине за спиной, а потом послышались шаги. Медленные, сопровождающиеся скрипом деревяшек, тех, что были у него на ногах. Я старалась подстроиться под его темп, но то и дело приходилось останавливаться, потому что, как бы он ни пытался, быстро идти не мог.

Волк всё это время был рядом, хоть и держался на отдалении. Он следил внимательным взглядом сначала за мной, потом, отбежав вперёд, уселся и стал рассматривать хромающего мальчишку. В глазах зверя горело недоверие и толика интереса.

В итоге расстояние до домика мы преодолели за… час? А может и больше того. Не знаю. Я подошла к крыльцу и уселась на ступеньку, дожидаясь, пока парнишка дойдёт. Он остановился возле меня, окинул внимательным взглядом мою избушку, нахмурился, потом легонько скривил губы. Ну да, не хоромы, но уж что имеется.

– И что? Она здесь живёт? – всё ещё не веря, принялся озираться, будто ждал, что вот сейчас из-за какого-то куста прямо на него выскочит ведьма.

– Здесь-здесь, – посмотрела на его протезы и вздохнула. Тяжело так.

– И где же она? – не унимался Микаэль, но ответить я не успела. За спиной скрипнула дверь, и ворчливый голос вредного Мяуса сорвал маски:

– Кого ты опять притащила домой, ведьма?

– Ты?! – воскликнул малец, на что я скривилась и обречённо призналась:

– Я.

Что такое не везёт и как с этим бороться? Ответа на этот вопрос я не знала, а потому обернулась и устало посмотрела на кота:

– Вот, мальчишка за исцелением пришёл, что скажешь?

Нет, в чудеса я, конечно, верила. Да и как тут не поверить, когда кот разговаривает, метла чайком поит, ковёр в беспамятстве до дома доставляет, а волк так и вовсе вместо того, чтобы закусить мной, готов принять помощь? Но… Болезнь… Протезы эти… Какой из меня целитель? Я в школе на уроках так и не смогла запомнить, как искусственное дыхание делать, да правильно шину фиксировать, как у меня получится исправить такое?

Мохнатый открыл уже было рот, чтобы сказать какую-то гадость, по глазам его бесстыжим это поняла, но я сжала губы и чуть качнула головой. Меня пусть как угодно хает, а мальцу неприятные вести вот так сразу вываливать не стоит.

Моей немой просьбе, что удивительно, белобрысый внял. Вздохнул тяжело, спустился по ступеням и остановился возле мальчишки, который всё это время почти не дышал. Микаэль переводил растерянный взгляд с меня на кота и обратно. То ли его от счастья так заклинило, то ли от неверия.

– М-да,– обойдя вокруг мальца, вынес неутешительный вердикт Мяус, и я совершенно ясно осознала – сказанное деревенскими ни что иное, как ложь. Нет у меня такого таланта. Если бы был, мохнатый уже заявил бы, что дело плёвое, всё поправим. Ещё бы и обругал меня при этом за глупость и растерянность. Но кот этого не сделал. А значит…

Тут, наконец-то, отмер мальчишка, он отбросил клюку, упал на колени, при этом поморщившись от боли, и взмолился:

– Простите, госпожа ведьма, я не знал, что это вы… Простите, что побеспокоил вас, но… Вы же поможете мне?

И столько надежды горело в его глазах, что я… Я не знала, что сказать. Лишь смотрела на него и боялась разрыдаться от беспомощности. Но, что странно, ситуацию спас Мяус:

– Так, ты давай, вставай, малец, нечего колени протирать. Пойдёмте чай пить, разве ж можно вот такие вопросы без чая решать? – за наше недолгое знакомство, я впервые видела кота таким добрым. Даже когда он о моём пропитании беспокоился, то в его голосе не звучало столько участия и мягкости.