— Дольникова! — тут же раздался обиженный голос Изольды Багратионовны. — Разве я сказала что-нибудь смешное?

— Нет, извините, просто чихнуть захотелось, — смущенно ответила я.

— А почему ты улыбаешься? — не сводила с меня глаз литераторша. Кажется, она и впрямь, пока я была поглощена чтением, говорила о чем-то очень серьезном.

— Нет, я не улыбаюсь. — Мне не хотелось обижать ее. — Вам показалось.

Я изо всех сил старалась сделать серьезное лицо. Однако по закону подлости воображение тут же подкинуло мне образ Сереги Винокура с надетым на голову, очень большим и спелым арбузом, из которого по его щекам обильно струится розовый сладкий сок. В тот момент мне это почему-то показалось очень смешным. Еще немного, и я взорвалась бы от дикого и неконтролируемого хохота. Однако Изольда, к счастью, сменила гнев на милость:

— Ладно, Дольникова. Дело твое. Улыбайся, если хочешь. Хотя я так и не понимаю, что ты нашла смешного в моих словах.

И она продолжила урок, а я села.

— Слушай, — немедленно зашептала мне в ухо Зойка. — Читай потише. Иначе нас с тобой сейчас из класса выставят.

— А ты не пиши смешно, — откликнулась я. — И вообще, почему ты начала с Винокура? Никогда не думала, что он тебе так нравится.

— С чего ты взяла? — вытаращилась она на меня. — Винокур мне совсем не нравится.

— Странно, — прошептала я. — Первый человек, о котором ты написала, — Серега.

У Зойки сделалось очень задумчивое лицо.

— А ведь и впрямь, — после короткой паузы произнесла она. — Думаешь, это что-то значит?

— Это тебе, а не мне нужно думать, — откликнулась я, на всякий случай косясь на Изольду.

Зойка еще чуть-чуть помолчала. Наконец, решительно тряхнув головой, ответила:

— Нет, Винокур меня не захватывает. Просто он к слову пришелся. Скорее как предмет неодушевленный. И вообще, читай лучше дальше. Разве тебе неинтересно?

— Очень интересно, — вполне искренне сказала я и перевернула страницу в Зойкиной тетради.

«И вообще, мне эти разговоры об учебе жутко надоели. Больше об этом писать не буду. В жизни существует масса гораздо более интересных вещей. Думаю, мы с тобой, Агата, будем в эту тетрадку записывать все, что происходит у нас в классе. А главное — как мы к этому относимся. А потом, лет через десять, а может, и двадцать будем читать опять и вспоминать, какими мы были. Кстати, мне вообще ужасно любопытно, какими мы с тобой станем через двадцать лет. Хотя бы одним глазком взглянуть. Понимаешь, это не только интересно, но даже важно. А то будешь жить, добиваться чего-то, вертеться, а после окажется, что все зря. Превратишься годам к тридцати пяти в постную занудную мымру типа матери Таньки Мити́чкиной, которая только и твердит, что принято делать, а что не принято и что прилично, а что неприлично. Кстати, Мити́чкина, — понятное дело, не мама, а дочь — уже два раза оглядывалась на меня с большим интересом. Видно, пытается понять, что я пишу. Аж шею, как жирафа, вытянула.

Тьфу! Опять эта Мити́чкина! Во вредина! Вечно меня с мыслей сбивает. Мне ж про нас с тобой писать хочется. Ужасно, ужасно интересно, какими мы будем через двадцать лет. Наверняка уже институты закончим, замуж выйдем, детей нарожаем... Я, лично, больше двух не хочу. Один мальчик, одна девочка — и хватит. Впрочем, я даже на одну девочку согласна. Потому что если больше двух — это уже будет, как в сумасшедшей семье Кругловых. Кстати, учти. Агата, если выйдешь замуж за Клима, тебе это грозит. Он тоже наверняка много детей захочет. Потому что привык. А много детей — прощай карьера. Хотя мать Круглого как-то ухитрилась ее сделать. Но, по-моему, все равно тяжело.

И вообще, неизвестно, за кем ты в результате окажешься замужем. Как говорит моя мама, «жизнь такие кульбиты выдает»! Вот встречаетесь вы сейчас с Климом, а замуж ты выскочишь за Сидорова. Кстати, о нем. Ты заметила, как наш мальчик за лето изменился? Не знай я его, как облупленного, с первого класса, я бы сегодня сказала: «А мальчик очень ничего!» Увы, это только внешнее. Внутри такой же пафосный хам. Но зато внешность... Агата, тебе не кажется, что он теперь стал выглядеть гораздо старше Клима? Круглый с ним рядом смотрится, как мальчишка. И, между прочим, ты тоже стала выглядеть старше Клима. Может, мне показалось, но вроде стала даже выше его ростом. Или это твои каблуки? Как-то в этом году его развитие застопорилось. В этом смысле даже Винокур авантажнее выглядит. Особенно если его не знать, а он молчит. Многие люди вроде него очень проигрывают от своей разговорчивости. Потому что, если такой мужик молчит, то может сойти за почти умного. Тьфу! Дался мне этот Серега. Хочу все про нас с тобой, а выходит — то про Мити́чкину, то про Серегу. А они мне до фонаря!»

Мне тоже стало это странно. То есть Мити́чкина-то у Зойки все время на языке. Но почему она уже второй раз сворачивает на Винокура — понять не могу. Наверное, он все же чем-то ее зацепил. Возможно, она даже сама пока этого не понимает.

Хотя нет. Глупости. А вот по поводу Клима она, пожалуй, права. Правда, мне об этом было читать неприятно. Он совершенно не виноват, что в этом году почему-то не вырос. Во-первых, с мальчиками такое бывает. Может, пройдет полгода или год, и он вымахает сразу на двадцать сантиметров. Тогда Тимку с Винокуром догонит и перегонит. Вот мы с Зойкой тоже по-разному выросли. Ростом она меня немного ниже. Зато грудь у нее, как у взрослой женщины, а я в этом плане, как бы вам это точнее объяснить... в общем, приближаюсь к Мити́чкиной. Вернее, ситуация у меня не столь безнадежная, но тоже похвастаться нечем. А какие у нас будут фигуры через два-три года — вообще неизвестно. И уж тем более через двадцать лет. Кто знает, может, к этому времени Мити́чкина станет самой стройной и привлекательной из всех нас. Если, конечно, не пойдет в свою маму. Зойка на многих лишнее наговаривает, однако по поводу Мити́чкиной-старшей совершенно права. Такая занудная и противная тетка. И ведет себя, словно истина в последней инстанции. Она однажды вызвалась сопровождать наш класс в Палеонтологический музей. Измучила всех: и нас, и экскурсовода, и вроде даже экспонаты. Там стоял такой большо-ой скелет динозавра. Так, по-моему, он был готов ее укусить. Честно говоря, мне тогда этого очень хотелось. Может, она хоть после укуса наконец замолчала бы. Но — не сбылось.

А Клим что? Он все равно очень даже привлекательный. И уж, конечно, гораздо симпатичнее Тимура. И вообще это мое дело. Сама как-нибудь разберусь. Но разбираться придется. Что с ним все-таки произошло? Ведь он сегодня явно меня избегает. Неужели только из-за того, что больше не хочет заниматься в Театральной студии?

И вдруг меня будто кольнуло. Господи, как же я раньше не догадалась? Мы ведь после летних каникул так и не успели с ним увидеться. Только по телефону болтали. Вот все и было как прежде. А сегодня он на меня посмотрел. И, наверное, тоже застеснялся, что по сравнению со мной кажется вроде бы маленьким. Ну, да. Он ведь едва подошел, и они с Тимой немедленно смылись. Точнее, утянул его от нас Сидоров. Но я хорошо знаю Клима. Если бы он не захотел от нас уйти, никакой Сидоров увести бы его не смог. Значит, он сам захотел. И тут меня пронзила еще более горькая догадка: ведь я вообще, возможно, ему такая, как сейчас, не понравилась. Раньше нравилась, а теперь нет.

— Ну, дочитала? Дочитала? — вклинилась в мои мысли Зойка,

— Нет, почерк твой разбираю. Очень мелко и непонятно, — соврала я.

— По-моему, вполне четко, — заспорила она. — И вообще, я всегда так пишу, и раньше у тебя трудностей с этим не возникало.

— А теперь возникли, — отмахнулась я. — И вообще, если хочешь, чтобы я дочитала, не мешай.

— Нервная ты сегодня какая-то, — поморщилась Зойка.

Я не ответила. Станешь тут нервной. Посмотреть бы на Зойку в такой ситуации. Она вообще от любой ерунды закипает со скоростью современного электрического чайника. Но что толку ей объяснять? Помочь она в данном случае мне все равно не в силах. Только наговорит еще чего-нибудь про Клима, а с меня и так хватит.