К кабинету литературы я, Зойка, Тимка, Клим, Будка и Винокур подошли одновременно. Однако мальчишки, не обратив на нас ровно никакого внимания, прошли внутрь и продолжали какой-то свой разговор у Тим-Климовской парты до той самой поры, пока в класс не вошла наша литераторша Изольда Багратионовна. Впрочем, на сам ее приход эти четверо совершенно не отреагировали. Лишь когда она громким поставленным голосом крикнула:

— А ну, мальчики, по местам! — они наконец неохотно расселись по партам.

— Видала? — немедленно привлекла мое внимание Зойка. — Тоже будешь говорить, что это моя паранойя?

— Не буду, — откликнулась я. И, чтобы хоть как-то переключиться, потребовала: — Давай наконец свою тетрадку.

— Погоди, — сказала Зойка. — У меня тут еще одна мысль возникла.

И она вновь стала быстро писать.

— Адаскина, а ты не слишком ли маленькую тетрадочку прикупила? — не удержалась я от выпада. — По-моему, тебе не хватит ее даже до конца сегодняшнего учебного дня.

— Не ехидничай, — продолжала она работать ручкой. — У меня, между прочим, пока даже трех страниц не написано. А когда кончится, куплю новую.

И, вновь умолкнув, она засопела носом. Я вдруг почувствовала: меня все, абсолютно все, начинает раздражать. Как-то так уж сегодня получалось, что вроде бы и Клим с Тимкой, и Зойка, и даже Винокур с Будкой чем-то усиленно заняты, а я вроде ни при чем. У них свои секреты, а я как бы к ним лезу, и они вынуждены отбиваться от моих нескромных вопросов. Хорошее первое сентября! Могла ли я еще вчера предположить что-либо подобное? Наверное, мы и впрямь слишком за лето выросли. И начинается что-то совсем иное, чем прежде.

Зойка тем временем продолжала и продолжала писать. Иногда, правда, она делала паузы и, мечтательно уставившись в пространство, грызла ручку. Что она там, действительно, роман пишет? Я предприняла еще одну попытку прочесть почти полностью исписанный ровным мелким почерком разворот. Но, оказалось, моя подруга, при всем задумчивом виде, не ослабляет бдительности. Мигом поймав мой взгляд, она процедила сквозь зубы:

— По-моему, кому-то уже говорили: отстань!

Может, это покажется вам смешным, но я внезапно почувствовала, как у меня на глаза наворачиваются слезы. Сделалось жутко обидно.

Напустив на себя равнодушный вид, я заставила себя слушать Изольду. Но она, как назло, не говорила ничего особенно интересного. Видимо, про то, что нам в этом году предстоит пройти по литературе, она уже рассказала, прежде чем я начала ее слушать. Но так как она одновременно руководит нашей Театральной студией, то сейчас повела речь именно о ней.

— На днях состоится дополнительный набор, — сообщила она. — Так что, кто в прошлом году не участвовал, милости просим.

— И снова конкурс будет? — выкрикнул кто-то с задней парты.

— Естественно, — подтвердила Изольда. — И, предупреждаю, очень строгий. Тем более что костяк труппы у нас уже сложился.

— Ни фига себе, милости просим, — с оскорбленным видом выкрикнул Лешка Ключников, которому в прошлом году как раз и не удалось пройти по конкурсу.

Однако Изольде палец в рот не клади.

— Сам виноват, Ключников, — отрезала она. — Ты просто несерьезно отнесся и не попал тогда, потому что даже стихотворение не смог толком выучить.

— Изольда Багратионовна, я учил, — принялся бубнить Ключников.

— Ты учил, а надо было выучить, — усмехнулась Изольда. — Как же тебе роль поручишь? Выйдешь на сцену, собьешься, а потом публике тоже объявишь, что, мол, учил?

Лешка Ключников, не найдя аргументов для возражений, умолк.

— Тем более, — продолжала Изольда, — что в этом году вы вольетесь в старшую группу студии, и вам предстоит прикоснуться к подлинным сокровищам мировой драматургии. А там, где большое искусство, нет места компромиссам! — с пафосом произнесла она.

«Интересно, — пронеслось у меня в голове. — А когда в прошлом году нас заставили играть с младшей группой — с пятыми, шестыми и седьмыми классами — и к тому же мы должны были исполнять сказку для малышей, Изольда столь же убежденно и страстно доказывала нам: «Нечего завидовать старшим, которые ставят «Лес» Островского. Ваша работа не менее важна и ответственна».

Я продолжила слушать. Изольда Багратионовна, все сильнее воодушевляясь, объясняла нам, что мы, девятиклассники, уже стали практически взрослыми. И потому можем справиться с пьесами Шекспира и произведениями других замечательных авторов, сочинявших для театра.

— Работы, конечно, предстоит очень много, — сверкая глазами, говорила она. — Особенно тем, кому будут поручены главные роли.

— А что мы в этом году будем ставить? — поинтересовался Будка. Театральная студия для него — все равно что для Винокура баскетбол. И он действительно здорово играет. До прошлого года, когда его приняли в школьную студию, никто даже не подозревал в нем актерского таланта. Честно сказать, я даже не думала, что у него вообще имеются какие-нибудь способности, кроме одной: постоянно влипать в самые разнообразные истории. Но, оказалось, он все-таки умеет не только это.

— Потерпи, Будченко, — ответила ему Изольда и улыбнулась. — Всему свое время.

— Хорошо бы какую-нибудь комедию сыграть, — продолжал Митька.

— Ничего не имею против, — откликнулась Изольда. — Вот ты, Будченко, подумай, почитай, прикинь возможности — и свои собственные, и других — и предложи нам пьесу. А мы все вместе обсудим.

— Ну, я не знаю, — смущенно ухмыльнулся Будка. — А что лучше читать?

— Вот после урока ко мне подойдешь, я тебе посоветую, — пообещала Изольда.

— Все ясно! — громко заржал Винокур. — Будка в этом году решил себе главную роль застолбить! Держись, Круглый! Конкуренты наступают!

— Никакой конкуренции, — вдруг спокойно произнес Клим. — Я в этом году в Театральную студию ходить не буду. Так что, зеленая улица тебе, Будка. Дерзай.

Я, разинув рот, смотрела на Клима. Как это он не будет ходить? И почему мне об этом ничего не сказал? Ну, ни слова. А ведь мы с ним вчера столько времени разговаривали. Я принялась судорожно вспоминать, говорили ли мы что-нибудь по поводу Театральной студии? Наверное, все-таки нет. О чем угодно болтали, кроме этого.

Но почему же он от меня скрыл это? И вообще, как мы теперь будем без него? Точнее, не мы, а я. В прошлом году мы с Климом в обоих спектаклях играли главные роли. Вернее, в «Золушке» мне сперва дали не самую главную роль. Но потом так получилось, что я все-таки играла Золушку, а Клим — принца. Это было здорово! А теперь меня что, с Будкой в пару поставят? У него, конечно, талант, все так говорят, но мне почему-то совсем не хочется, чтобы он оказался со мной в паре вместо Клима.

Ой, кажется, я поняла. Ведь в старшей театральной труппе мы будем самыми младшими. И нам наверняка никаких главных ролей не достанется. Потому что мы вроде как новенькие, а студийцы из десятых-одиннадцатых — уже актеры с опытом. Вот им, естественно, и достанутся самые лучшие роли. Точно так же, как в младшей группе нам, самым старшим, достались главные роли, а шестиклашки играли мышей. В общем, Клим привык быть звездой. У него даже куча фанаток образовалась. Представляете, Сидоров на этом свой маленький бизнес сделал. Клима снимал, а потом торговал его фотками. А теперь, значит, Клим не хочет оказаться на третьих ролях. Наверное, посчитал такое для себя унизительным. Или Сидор так его настроил? Тоже, между прочим, не исключено.

Я посмотрела на Клима. Однако они с Тимкой сидели в другом ряду, чуть впереди меня, и я видела лишь его одно ухо. А по уху, сами понимаете, вряд ли что-нибудь можно сказать о выражении лица человека.

Тут я спохватилась, что за всеми этими размышлениями начисто пропустила реакцию Изольды. Она-то, интересно, как восприняла слова Клима? Придется потом у кого-нибудь узнавать, потому что поезд, как говорится, ушел. Изольда вместе со всеми уже вновь хохотала над Будкой. Правда, почему все смеялись, я тоже не поняла.

Зато Клим обернулся, чтобы посмотреть на Будку. Я попыталась поймать его взгляд. Он это явно заметил. Я слишком давно его знаю, меня не проведешь. Однако он, нарочито пристально посмотрев на Будку, скользнул глазами мимо меня и резко отвернулся.