– Хорошо. Твою просьбу мы выполним, и ты будешь зачислен в стебачи без каких-либо испытаний. Но ты должен знать, что посвященный в стебачи уже не может совершить предательство. Иначе…

– Я знаю, – покорно склонив голову, произнес Дима.

Я представить не могла Диму, покорно склоняющего голову, но по его словам всё так и было.

Именно в этом была их ошибка – убеждал меня Дима. Они слишком легко доверяли, потому что действительно нуждались в информации. Они каждый раз били наугад, и пока у них получалось, но им самим было очевидно, что так не будет всегда.

Диме оказали медицинскую помощь, после чего всю ночь с Бригадиром, Мишей и парой приближенных к власти стебачей они просидели в кабинете, готовясь к завтрашней атаке. Дима, как и было договорено, плавно подвел их к тому, чтобы сосредоточить атаку в местах, где готовы были поджидать в засаде вооруженные войска.

Кажется, только Миша смотрел на него с подозрением и никак не мог расслабиться. Пару раз он просил Бригадира подумать и не верить так слепо словам того, кого он фактически видит впервые. Но Бригадир оставался непоколебим. У Димы даже мелькнула мысль, что это ловушка. Они делают вид, что верят, а завтра наперекор всему пойдут другими путями и, разведав, что их обдурили, свернут ему шею. Впрочем, это волновало его меньше всего. Главное было – не подставить людей, которые доверили ему эту миссию и свои жизни.

Как ни пытался Дима понять хоть что-то из слов стебачей, что могло бы немного разрешить загадку о том, как им удалось так легко сбить с толку власть и разрушить целый город, но в этом плане они сохраняли осторожность и ни словом не обмолвились о чем-то подобном.

Выполнив свою миссию, Диме оставалось лишь одно – суметь выбраться живым и по возможности невредимым завтра, когда стебачи поймут, что их план провалился, и Дима их просто подставил. А ещё – спасти брата.

Что происходило в его голове в тот момент, я могла лишь догадываться, потому что Дима всегда, сколько я его знала, был очень скрытным и слишком глубоко в свой внутренний мир никого не пускал.

Когда его рассказ дошел до решающего утра, он замолчал. Несколько секунд я просто ждала, незаметно поглядывая на него из-под ресниц и пытаясь представить, о чем же он думает. Но Дима всё сидел, опустив голову, словно задумавшись о чем-то, и я не выдержала.

– Почему ты молчишь?

– Не знаю, как продолжить…

– Расскажи, что было дальше.

Он снова не ответил, и я заволновалась.

– Там что-то случилось? Они узнали о том, что это подстава?

– Нет. В тактическом плане всё прошло как нельзя лучше. Я даже, если честно, не понимаю, как можно совершать такие удары по обществу, имея так мало знаний и не включая в нужный момент логику и интуицию. Скорее всего, до этого им просто везло. Сыграл на руку эффект неожиданности. Я позже понял: их идея провалилась потому, что стебачи смотрели лишь по верхам. Они не знали толком, как воплотить свою безумную идею в жизнь, но хотели этого немедленно и видели лишь свою цель. У них не было конкретного плана, они не знали состояние и положение своих противников. И, конечно, было бы безрассудно белке выступать против медведя, надеясь убить его своими шишками. Это сначала – ликование от того, что ты вроде бы сильнее, но это не победа, это лишь несколько мгновений, пока сильный соперник приходит в себя от неожиданности. Но эти мгновения затмевают для тебя всё, кажется, что ты уже победитель. Важно не подкупиться этим моментом, не потерять здравый смысл и не расплескать энергию. У них этого не вышло. Да и не могло быть иначе, чем вышло в финале, потому что, в конце-то концов, кто они – стебачи? Неужели они думали, что смогут спокойно оттяпать город у огромной страны и жить там по своим законам? Это же бред! Причем там были и взрослые люди, гораздо старше меня, которые также слепо и безрассудно верили в эту идею, как и мой брат.

– Почему мне кажется, что ты что-то скрываешь? – осторожно поинтересовалась я.

Мне не хотелось ранить его ещё больнее, потому что я знала, что этот тяжелый опыт, который мы получили в последние трудные месяцы, останется с нами навсегда и будет тяжелым камнем на сердце. Его не забыть, не выбросить из воспоминаний, не стереть… С этим нужно просто смириться.

– Мой брат… – наконец произнес Дима, глядя прямо перед собой, – Он сказал, что нам с тобой удалось сбежать лишь потому, что они этого захотели. Что если бы у них была другая цель, живыми мы бы не выбрались. И у меня нет оснований ему не верить.

Мне казалось, что в эту минуту Дима со мной лишь физически. Его поза и взгляд, устремленный вперед и не видящий перед собой ничего, ясно говорили о том, что он вновь переживает тот день.

– Что с ним случилось? – затаив дыхание от нехорошего предчувствия, произнесла я.

– Он один мне не верил и потому в день боя неотступно следовал за мной. Мне это было только на руку. Я должен был его спасти, чего бы мне это ни стоило.

Он судорожно сглотнул и на пару секунд снова замолчал. Я чувствовала, как судорожно бьется мое сердце. Мне казалось, я ощущала то же, что и Дима.

– Когда вооруженные и готовые к бою войска выскочили из-за укрытия прямо навстречу нам, началась паника. Отрывистые выстрелы, крики – сплошной хаос, в котором даже не успеваешь понять, что и откуда, хочется только одного: чтобы это скорее закончилось.

Я смотрела на него и чувствовала, как по моим щекам начинают течь слезы. Я не была там в этот опасный момент, но даже сейчас, находясь в безопасности и представляя эту картину в своем воображении, мне становилось жутко. А Дима, семнадцатилетний парень, который имеет стальной характер и неугасимую веру в справедливость, пережил это. Можно ли оставаться счастливым и по-юношески безмятежным, когда за твоими плечами такие воспоминания? И ради чего это всё? Многочисленные жертвы, искалеченные судьбы, мучительные страдания… Этот список можно пополнять до бесконечности.

– Миша первым сообразил, в чем дело. Он схватил меня за горло, подставив дуло к виску и прошипел: «Если ты сейчас же не прикажешь своим остановить огонь, можешь прощаться с жизнью». Я не ожидал от него такой прыти, но на интуитивном уровне чувствовал – он не блефует. Он и правда убьет меня. И в этот момент я окончательно признал то, во что отказывался верить – мой брат одержимый. И если изначально я планировал попытаться переубедить его, попытаться доказать, что эта идея ничего не стоит, то теперь понял, что подобные разговоры ни к чему не приведут. Я только разозлю его ещё больше. И он выстрелит. Миша так и не понял, что его идея оказалась мыльным пузырем. Он всегда твердил, что делал это не для себя – действовал во имя великой революционной идеи народного счастья и справедливости. Мне жаль, что я не смог доказать ему обратного. Но тогда на это не было времени.

– Стреляй. И тогда вы ничего не добьетесь, – произнес Дима, отважно глядя в глаза своего брата.

Я четко представила, как звучал в ту минуту его голос. Твердо, уверенно, каким он всегда говорил, не поддаваясь глядящей в глаза опасности. Я не сомневалась, что и в тот момент он не спасовал, зная, что его судьба находится как никогда близко к пропасти, разделяющей жизнь и смерть. Но даже тогда он оставался верным себе. Он – парень со стальным стержнем внутри, который до последнего будет сохранять ясность мышления и внутреннюю целеустремленность. И его называли предателем? Нет. Он самый надежный из тех людей, что когда-либо мне встречались.

– Я не знаю, может быть, он и правда бы выстрелил, но чья-то пуля задела его, и он упал. В первую секунду после того, как его хватка ослабела, я не мог понять, что произошло, а потом увидел его безжизненный взгляд…

Дима в очередной раз прервался и я, повинуясь безотчетному порыву, прильнула к нему и обняла за шею. Моя голова касалась его щеки, я гладила рукой его мягкие волосы и мысленно пыталась передать ему то, что твердила сейчас про себя: «Всё будет хорошо». Это самая банальная фраза, которую можно произнести в данной ситуации, но даже её я не осмелилась произнести вслух. Мне просто хотелось защитить его и хоть чуть-чуть успокоить, как это делал он всё то время, что мы провели вместе в жутком положении и абсолютном неведении. Иногда и героям нужна поддержка и помощь.