Я на мгновение закрыла лицо руками. Глубоко вдохнула.

Ну вот, пришла к человеку и испортила ему настроение.

Но Виктор Михайлович, дав мне возможность прийти в себя, поставил на стол чашку чая — ту же, что в прошлый раз, и мягко сказал:

— У каждого в жизни своя война. Не суди родителей.

Помолчав, он добавил:

— Они про вас с Сашкой знают?

Покачала головой, не поднимая глаз.

— Я так и думал. Не одобрят. Понимаешь ли, в его случае будущее — это то, что он достигнет себе сам, без помощи пап и мам.

Я не знаю, как и почему — но он понял. Всё понял. Как будто мог читать мысли. И то, что пока не знал Саша, уже понимал его дедушка. Вот только я совсем не была согласна с его словами.

— Вы думаете, что мы не пара, но это не так. Я очень хорошо отношусь к Вашему внуку и нам интересно вместе.

— Я понимаю, — понятливо покачал головой он и больше ничего не сказал на этот счёт. — Не грусти, Вера. Проблемы решатся, а радоваться всегда есть чему. Вот ты заметила, какое сегодня небо?

— Небо? Небо как небо.

— А какого цвета?

Я напряглась, вспоминая, но, нужно признаться, на небо жители больших городов смотрят крайне редко. Чаще — под ноги, на витрины, порой — на встречных прохожих. А небо — ну что на него смотреть?

— Красивое. Голубое с небольшими облачками. И солнце светит, заметила? А ведь уже ноябрь!

Ответить я не успела. На пороге появился Сашка — с мокрыми волосами, но в рубашке и брюках. Виктор Михайлович не смог это не прокомментировать:

— Любовь взялась лепить из юноши молодого человека.

— Дед, ну хватит, — тут же смутился парень, а я улыбнулась.

— И что ты на меня смотришь, как на врага народа? Как Ленин на буржуазию. Я правду говорю. Вера подтвердит.

— Привет, — только и сказала я в ответ, чувствуя себя уже не так одиноко.

— Хорошо, когда молодой человек опрятно одет, согласитесь? Тем более для этого теперь есть все условия. Сейчас все за собой следят. Вещи доступные, косметика доступная. Все ходят яркие, сытые и накрашенные. Хочешь — джинсы с дырками, хочешь — на голове кавардак или краска зелёного цвета. Вот что в вашем, молодом понимании, значит свобода. Никто ничего не стыдится. И то, о чём раньше молчали, теперь кричат вслух.

— Ну, дед, время такое. Дух нынешнего времени так проявляется, — произнёс Саша, наливая себе чая и подсаживаясь ко мне.

— Дух нынешнего времени в том, что пустозвонство и глупость лезут в глаза, выставляются напоказ, превозносятся. А хороших людей меньше не стало, их просто не так заметно.

— Ну, вот я и принарядился, чтоб нас заметнее стало, — засмеялся парень, подмигивая мне.

— У вас какие планы, молодёжь?

Саша перевёл на меня взгляд, безмолвно согласовывая предложение, и произнёс вслух:

— Погуляем. Погода хорошая.

— Ну, ты подсохни сначала.

— Ладно, ладно, — изображая недовольную покорность, состроил гримасу Саша и взялся за чай с бутербродами.

А через двадцать минут мы сорвались и отправились гулять. Несмотря на то, что Сашины волосы ещё были сыроваты, он натянул шапку и, схватив меня за руку, потянул за собой. И уже в лифте спросил:

— Ты как? Что случилось?

И я рассказала всё по второму кругу, чувствуя, что на этот раз слова даются мне легче.

Он молча слушал, да и вряд ли в этой ситуации можно было бы посоветовать что-то определённое.

— Поехали, — вместо этого сказал он.

— Куда? — изумилась я, едва за ним поспевая.

— Знаю я одно место.

Выспрашивать было бесполезно. Но через сорок минут я узнала — мы приехали в Коломенское. Это был будний день, поэтому людей вокруг было немного, и они были рассредоточены.

Мы шли, держась за руки, и внутри было странное спокойствие...

— Как же здесь тихо, — задумчиво произнесла я.

— Да. Совсем и не скажешь, что это Москва.

— Я люблю этот город за его контрасты. Только мне бы хотелось, знаешь, родиться когда-нибудь в семидесятые. Чтобы захватить и этот, современный мир, и то время, на которое пришлись детство и молодость наших родителей. Понятно, что и тогда было множество недостатков и недовольных, но, мне кажется, раньше была какая-то особая романтика, дружба. Вообще, за какие-то сорок-пятьдесят лет жизнь очень изменилась. Раньше читали стихи, а теперь — новости в Интернете. Стихи ведь требуют определённого внутреннего состояния, тишины, а мы всё торопимся, бежим, не выпуская из рук айфоны и айпады, боясь пропустить важную новость. Теперь нами правит информация.

— Ну, в основном я с тобой согласен. Вот только стихи и сейчас читают.

— На литературных вечерах в библиотеках? — засмеялась я.

— Ну почему же. В Коломенском тоже иногда можно услышать.

Я удивлённо приподняла бровь, а Саша тут же занял позицию передо мной, выставил ногу вперёд, выпрямил спину, поднял голову — принял соответствующую моменту позу, в общем — и начал декламировать что-то про весну и любовь.

Я сначала смеялась. Потом вдохновилась и смотрела на него с нескрываемым пиететом, потому что стих был длинным — запомни такой! А Саша читал с выражением и не сбивался из-за моего смеха и взглядов прохожих.

В конце он театрально глубоко поклонился, а я захлопала в ладоши и даже крикнула: «браво!», совсем раскрепостившись.

— Ничего себе! Удивлена. И много ты стихов наизусть знаешь?

— Не очень. Я-то что, дед до сих пор всего «Онегина» помнит — спроси, он тебе с любой строчки начнёт декламировать.

— Значит, это у вас наследственное.

— Не знаю, — пожал он плечами.

А потом... Ну, не знаю, обычно люди, наверное, как-то предчувствуют этот момент и «готовятся», а я поняла, что сейчас будет, только за пару мгновений до.

Саша поцеловал меня. Может быть, поддержать так хотел. Но я была совсем не против. У него получилось.

Получилось настолько хорошо, что я даже пустилась в откровения, которые редко себе позволяю:

— Знаешь, я с тобой узнала настоящую жизнь.

— Настоящую жизнь?

— Да. Ты подарил мне то, чего я была лишена прежде: настоящие чувства, несравнимые эмоции, чувство полёта, ощущение надёжности и заботы. С тобой я могу быть той, кем всегда мечтала быть.

— Это кем же? — удивлённая улыбка расползлась по его губам.

И я поняла, что зашла слишком далеко.

Может быть, стоило наконец облегчить душу и сказать как на духу: «обычной девчонкой, а не дочкой богатых родителей», но я малодушно промолчала в ответ. Объяснила расплывчато:

— Почувствовать заботу и тёплое отношение к себе.

— А родители?

Я в ответ хмыкнула:

— Они давно уже перестали быть любящими супругами, превратившись в союзников в битве за достаток.

Саша помолчал, а потом грустно изрёк:

— Интересно, где живут счастливые?

— А мы? Разве мы ими не стали?

Он внимательно посмотрел на меня и притянул в свои объятия, уткнувшись губами в затылок.

Домой вернуться всё же пришлось, правда, к счастью или несчастью, все сделали вид, что утром ничего не было, и жизнь продолжала катиться по накатанным рельсам с одним только «но»: теперь мы знали правду, о которой молчали. Я не знала и не интересовалась, порвал ли отец свои связи на стороне и как давно они длятся. А вдруг там у него есть ребёнок? Или когда-нибудь будет...

Иногда мне казалось, что своим молчаливым «пособничеством» я начинаю походить на мать, чьё поведение всегда осуждала. Но убеждала себя в том, что родителей не переделать, и нужно строить свои отношения, учитывая их ошибки. В своей жизни я точно знала, как не хочу. И что для этого нужно.

А жизнь продолжалась. «Не плохая и не хорошая» — сказала бы я о ней раньше. Но теперь в ней был Саша. И это в корне меняло дело.

Прошло всего два месяца с нашего знакомства, а у меня уже было столько ярких впечатлений о наших встречах!

Чувства приходилось носить в себе, тогда как они рвались наружу. И поделиться не с кем. С родителями? Никак нельзя. Они в мыслях уже давным-давно сосватали меня за Глеба, и если вдруг узнают, что их дочь увлеклась другим, поднимут такую бучу — даже страшно представить.