Внутри было горько. Наверное, встреча с Сашей бы мне помогла, но, чтобы рассказать ему о том, что происходит сейчас в моей жизни, придётся выкладывать всё, а я не готова.

Поэтому вышла на связь с Алёнкой. Она предложила приехать к ней, и я согласилась.

В небольшой квартирке было тихо, светло и вкусно пахло оладьями.

— Проходи, — скомандовала подруга, первой направляясь на кухню. — Чайник сейчас вскипит. Сладкого нет, но вот варенье осталось, есть масло и сахар.

— Прости, что с пустыми руками, — закусила губу, чувствуя стыд от того, что эта мысль меня даже не посетила.

— Перестань. Садись лучше, я сейчас твою кружку достану. И рассказывай.

Я тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.

— Что-то с Сашей не ладится? — опередила подруга.

— Нет, с Сашей как раз всё прекрасно.

— Тогда?..

— Родители. Я сегодня стала свидетелем их ссоры. И оказалось, что отец давно изменяет маме. А она это знает и терпит, и лишь сегодня сорвалась. Не знаю, что будет. Не знаю, как вообще можно жить с этим. На её месте я давно бы его выгнала!

— Ну, твою маму можно понять. Выгонит она его — и что дальше? На что жить? Он ведь вас всех, по сути, кормит.

— Но ведь так нельзя, — всплеснула руками я, не найдя убедительных аргументов.

У отца есть любовница! Уму непостижимо!

И он нормально общался с мамой, которая знала и делала вид при всех, что всё прекрасно. И эти его постоянные полуночные возвращения домой — совсем не работа? И как давно это длится?

— Да пусть они сами разбираются, — махнула рукой Алёна, выставляя передо мной чашку с чаем и пододвигая вазочку с печеньем. — Давай лучше о нашем, девичьем. Я тут пообщалась с Глебом... — с загадочной полуулыбкой начала она.

Я перевела на неё ничего не понимающий взгляд.

Что? И это то, на что я рассчитывала? Дружеская поддержка? Совет?

— Честно говоря, я не понимаю, чем он тебе не понравился. Симпатичный, образованный, да ещё при деньгах — это ж мечта, а не парень.

Мне не хотелось об этом говорить, но пришлось.

— Знаешь, Алён, есть такие парни, которые пытаются впечатлить саморекламой вместо того, чтобы тронуть сердце девушки чуткостью и вниманием. А мне меньше всего хочется связывать свою жизнь с человеком, который не разделяет мои интересы.

Я прекрасно понимала, почему Алёна так воодушевилась. Наверняка он уже одарил её парочкой своих коронных улыбок, прокатил на дорогой машине, сводил в ресторан и побаловал приятными безделушками. Поначалу он то же самое пытался предложить и мне, но когда увидел, что я не просто «не ведусь», а воспринимаю его ухаживания в штыки — сдался. Ему неинтересно завоёвывать добычу, которая априори не питает по отношению к нему прекрасных иллюзий.

— А Саша, значит, разделяет твои интересы? — хмыкнула Алёна. — Интересно, какие, если вы с ним из разных кругов общества.

— Для этого не обязательно быть из одного круга. И доказательство этому как раз мы с Глебом.

— И чем он тебя покорил? Нет, он хороший человек, я не спорю. Но уж явно не ромашками, которые подарил.

Я потупила взгляд. В словах Алёны чувствовалась категоричность, и что бы я сейчас не сказала, она не воспримет это всерьёз и найдёт всему опровержение.

— Может, он классно целуется? — засмеялась она.

И я почувствовала ещё большее смущение.

Наверное, это отразилось на моём лице, потому что подруга отреагировала уже через секунду.

— Он что, до сих пор даже не попытался тебя поцеловать?

Лучшая атака — это нападение, поэтому я и спросила:

— А что, вы с Глебом уже целовались? И как же Слава?

Подруга засмеялась, так что словесного подтверждения не требовалось.

— Он разгильдяй, — наконец произнесла она. — Но красивый. А Слава… что Слава? Был и сплыл. Пей давай чай, остыл уже.

Из квартиры Алёны я вышла через двадцать минут, с трудом влив в себя кружку чая и протолкнул одно печенье. Долгожданного утешения не получила, даже выговориться не получилось. И внутри как-то саднило. И за себя — за родителей, и за Алёну, которая думает сейчас, что попала в сказку, но Глеб — совсем не принц на белом коне... Вот только начни я это сейчас объяснять, воспримет в штыки, поругаемся. А значит, всё, что я могу — предоставить ей возможность самой выбирать и ошибаться. А может быть, всё обойдётся. Вдруг Глеб влюбился? Бывает же такое, и не только в кино.

Я спустилась в метро и снова бесцельно села в поезд. Вагон слегка качало, и во мне беззвучно качалась печаль.

Я была в шоке, узнав в двадцать лет, что отец гуляет на стороне, а мать это знает и, более того, поддерживает. Ведь как иначе назвать её терпеливое молчание и игру на публику в счастливую семью? Это нужно для бизнеса. Выгодно.

Я не знала, как вернуться домой. А ведь придётся. И смириться придётся. Жить под одной крышей, общаться, вместе встречать праздники, ездить к морю. И я привыкну. Научусь так же искусно врать, что всё хорошо. Идеальная семья — как идеальная картина в золотой рамочке, абсолютно прогнившая изнутри. И ведь у многих так: за красивым фасадом совершенно разрушенный быт.

Я больше не могла держать это в себе. Преодолев смущение, достала мобильный и набрала смс-сообщение: «Мне плохо... Мы можем встретиться?»

Он тут же перезвонил, чтобы узнать, где я и что случилось. Не особенно распространяясь об обстоятельствах, ответила лишь на первый вопрос и предложила приехать туда, где он, если удобно.

Саша ответил, что только вернулся с дежурства, сейчас он у деда, и, если я помню адрес, могу подъезжать.

Я помнила. Да и ехать было недалеко. Поэтому тут же пересела на поезд в обратную сторону и через десять минут поднялась на поверхность. Идти пешком было ещё минут десять. А потом была дверь, за которой меня приветливо встретили. Пусть и весьма оригинально.

— Проходи, проходи, Вера. Сашка в душе, скоро будет. Чайку?

— Если можно. Вы простите, что я так нагрянула...

— О, да ты что, мы гостям рады. Особенно таким симпатичным.

И дед направился на кухню, напевая под нос:

— Я пришёл к тебе с приветом, утюгом и пистолетом. Вера, ты печенье овсяное любишь?

— Люблю.

Почему-то тут мне захотелось улыбаться. От Виктора Михайловича веяло оптимизмом, хотя его жизнь наверняка не была сладкой. Как говорится, жизнь протянется — всем достанется. Мне вон уже в двадцать по голове прилетело.

— А ты чего такая смурная? Случилось чего? — почувствовал Сашин дед.

— Да так... — я замялась, не зная, имею ли право вываливать на людей свои неурядицы.

— Ну, если секрет, не говори. А вообще, когда поделишься с кем-то, легче становится. Я ж не знаю, что у вас там за тайны. С Сашкой проблемы?

— Нет, с Сашей всё здорово. Просто родители... Я сегодня узнала, что отец маме изменяет, и, оказывается, уже давно. Просто она молчала, изображала перед всеми идеальную семью. И передо мной тоже.

— Семён Семёныч, — задумчиво протянул Виктор Михайлович, присаживаясь на стул напротив. — Да-а, дела.

Я вздохнула.

— Не знаю, что делать.

— А что делать? Поплакать и жить дальше. Родители сами во всём разберутся.

— Ну конечно, разберутся. Они всегда так и делают. Если это выгодно для бизнеса, связей, позиции в обществе.

— А ты, Вера, кажется мне, всё время стараешься их победить и научить жизни. А просто несчастных людей в них не видишь. Ласково с ними надо, с любовью.

— А они ко мне разве с любовью?

— Так потому всё, что в них самих любви мало. Не от жадности они, а от скудости. А ты подобрей с ними будь. Нельзя на родителей обижаться. Им тоже поддержка нужна и ласковое слово. И корни свои вырывать нельзя. Слышала притчу про дерево без корней?

Я покачала головой, чувствуя подступающие слёзы и опуская голову, чтобы скрыть это.

— Если вырвать корни, что будет? Дерево без корней по свету носит, да толку мало.

— Но я не могу их простить. И понять не могу.

— Надо учиться. Никто не говорит, что сразу получится, это не происходит за пять минут. Иногда на это уходят годы. Но зачем носить с собой всюду эти камни — обиды, злость, разочарования? Тяжело с ними, неудобно, а бросить их, отказаться от них мы ни за что не соглашаемся. А ты прости и отпусти. И где болит — пройдёт.