— Может, кофе?

Мы молча дошли до ближайшего кафе — не самого дешевого уровня, зато народу здесь было немного. Парень помог снять пальто, сел напротив меня и наконец посмотрел в глаза.

Господи, как неловко… Я совершенно не так представляла себе эту встречу.

— Расскажи, как живешь, — предложила несмело.

И за этим скрывалось так много! «Расскажи, что случилось с тобой в тот проклятый Новый год», «Расскажи, что на самом деле было у тебя с Аленой», «Расскажи, скучал ли ты по мне», «Расскажи, чем жил эти годы и что происходит сейчас»…

— Рассказать… — хмыкнул он. — Живу, работаю. В общем-то, на жизнь не жалуюсь. А ты?

— И я работаю, — назвала, где, сообщила, чем занимаюсь. Вещала так бодро, как только могла, лишь бы убить это жуткое состояние разности между нами, которое теперь почему-то возникло.

А ещё я отчётливо понимала, что Саша закрыт и не хочет впускать меня в свой новый мир.

— Я слышала, Виктор Михайлович умер, — вздохнула, переводя тему.

— Да, через полгода после того, как забрали меня, — отчеканил парень, глядя мне прямо в глаза.

Неужели он думает, что это я виновата?

— Не хочешь спросить, а что было со мной? — не выдержала наконец.

И тут (ну почему именно в этот момент?!) на экране высветилось имя «Артём», и это не укрылось от взгляда Саши, хотя я поспешно сбросила входящий вызов.

Он не стал ничего спрашивать. Вздохнул и сказал:

— Зачем вспоминать то, что было? Наверное, пора уже расходиться, — вдруг выдал.

— Расходиться? — беспомощно прошептала я. — Я ждала от тебя поддержки. Тогда и сейчас. Я так нуждалась в тебе, а ты сбежал, как последний трус… И сейчас сбегаешь опять!

Всё, что держала всё время внутри, вдруг лавиной рвануло наружу. Я уже чувствовала подступающие к глазам слёзы, ощущала ком в горле, но если с ними могла бороться, то с эмоциями — никак. Слишком их много.

— По-твоему это трусость? Просто не хочу, чтобы тебе в очередной раз пришлось выбирать между мной и родителями.

— А мне и не нужно выбирать! Ты же у нас такой благородный, взял на себя эту нелегкую миссию!

Он смерил меня долгим взглядом и тихо сказал:

— Ты ничего не знаешь.

— Это ты ничего не знаешь! — гораздо громче крикнула я. — А, знаешь, я вполне счастлива. У меня есть всё для того, чтобы радоваться каждому дню: есть деньги, машина, квартира, бойфренд…

— Боюсь, ты путаешь счастье с комфортом, — еле слышно произнес Саша, не сводя с меня глаз. Кажется, он уже пожал о своей резкости, только я теперь неслась как поезд под горку и не могла остановиться.

От его слов защемило в груди, но я выдержала. Не разревелась, не ударила его по лицу, не сбежала, не стала оправдываться. Просто смотрела ему в глаза, сжав губы и больше не улыбаясь.

Он хмыкнул и встал, одёрнув свитшот.

— Что ж, если у тебя и правда всё есть, то мы больше не нуждаемся друг в друге.

Снял со спинки кресла своё пальто и, не надевая, направился к выходу.

Тут меня прорвало. Я беззвучно заплакала, не заботясь о том, что слёзы капают в чашку с кофе. Это был полный провал. Настоящий конец. Теперь уже точно — ко-нец.

Я проплакала почти всю ночь. Я так ждала нашей встречи! Верила, что и он тоже, только не может меня отыскать. Или находится где-нибудь в другом городе. А он был здесь… И совсем иначе воспринимал то, что случилось между нами. Не искал. Хотя и пришёл на встречу. Вспоминал ли?

А вдруг Алёна мне не врала, и у них действительно что-то было? Вдруг у него и сейчас есть девушка? Может быть, у них всё серьёзно, а тут эта напоминалка, и я сама как снег на голову…

У меня не было объяснений его поведению. Да, возможно, мои родители поступили с ним грубо. Но ведь и я пострадала тоже! Разве мне жилось сладко? И всё же я ни о чём не жалею. Я бы всё равно хотела с ним встретиться и прожить снова каждую минуту рядом.

«Прекрати! Прекрати!» — пнула подушку и зажмурилась, чтобы остановить уже этот бесконечный поток горьких слёз.

Разрушенные иллюзии — что может быть хуже? Несбывшаяся любовь… Утраченная надежда… И понимание, что теперь точно — всё. Время ушло. Мы изменились. Нужно жить дальше. А как? Как, если я только и жила тем, что однажды мы встретимся? Напрочь забыв об этой договорённости увидеться у метро через пять лет, я всё же знала наверняка, что это ещё не финал. А теперь…

Будильник зазвонил слишком рано. Я не могла вспомнить, в какой момент провалилась в сон — зимой ночи длинные, и просыпаешься утром — всё ещё темно. А скоро Новый год… У людей предпраздничное настроение, планы, подарки… А мне ничего не хочется.

Кое-как собралась, влила в себя кофе и отправилась на работу, сильнее обычного нервничая в утренних пробках. Ещё и Артём написал: «Как ты? Сегодня увидимся?»

Хотелось послать его куда подальше, написать: «Не пиши больше! Никогда не увидимся!» — но я просто убрала телефон, не открывая сообщение и смахнув с экрана уведомление. Отвечу потом.

Днём втянулась в работу. Вечером отправилась в одиночестве в ресторан, чтобы просто быть среди людей и не концентрироваться на своих мыслях. Рассматривала других, пыталась сосредоточиться на вкусе еды, на одежде посетителей — лишь бы не уходить снова в собственные невеселые мысли. Дома включила мыльную оперу — помогает отлично.

Кое-как дотянула до выходных, а дальше в планах — уборка, готовка, поход в галерею на новую выставку. В воскресенье решила сходить на шопинг. Машину оставила, отдав предпочтение общественному транспорту. Но по дороге к остановке увидела сухонькую пожилую старушку, которая тащила за собой сумку на колесиках (когда еще такое в Москве увидишь!), а в другой была палочка, на которую она опиралась, и ещё один пакет — по виду, тяжелый.

Пройти мимо я не могла.

— Давайте я помогу? Добрый день!

Она взглянула на меня снизу вверх подслеповатыми глазами и улыбнулась:

— Помоги, милая. Дай Бог тебе здоровья!

— Вы держитесь за меня, а то скользко.

— Спасибо, — опять повторила она. — Я тут недалеко живу. В магазин ходила продуктов купить, а то закончилось всё: масло, хлеб, молоко. А сегодня скидки пенсионерам — вот, набрала, — виновато пояснила она.

И мне стало горько.

— А где же ваши дети, внуки? Разве не могут помочь?

— У-у-у, у них своя жизнь, — протянула моя спутница, еле-еле передвигаясь по смеси льда и реагентов. — Заглядывают иногда к бабке, но так, для проформы, — она засмеялась, и не было в этом смехе никакой обиды на тех, кто так редко о ней вспоминает. — Вот и я была когда-то такая быстроногая, — взглянула на меня. — Красотой, конечно, не блистала, но сколько всего успевала! Семья, дети, работа. А теперь — э-эх — только в магазин полдня собираюсь. Отмотать бы назад…

— Но ведь ничего еще не потеряно, — ляпнула я, не подумав.

Откуда я знаю? Жив ли её муж? Здоровье, видно, не важное — возраст. Да и дети, похоже, не часто навещают. В столице со временем у всех вообще очень сложно обстоит дело. А если живешь в другом конце города — в гости к бабушке не наездишься. Часто ли я сама навещаю отца? Звоню — и то раз в неделю.

Старушка ничуть не обиделась. Посмотрела на меня ласково и сказала:

— Ты права, девочка. Ничего, кроме 30 лет жизни. Упустила я детей и внуков, теперь винить некого. Но мир не без добрых людей. И мне, грешной, счастья хватает.

— Вы знаете, это ведь город такой — здесь всё на скоростях, — попыталась я оправдать тех, кто, как и я, вряд ли задумывается сейчас о проблемах старости и тех, кто нуждается в особой заботе и поддержке. — Чуть замешкаешься — и потерял своё место под солнцем.

— Это конечно. Но только у кого что внутри, понимаешь? Кому место под солнцем, а у кого внутри светит солнце. Боятся всё, что их отодвинут, затопчут, а сами? Э-эх… Не понимаешь ведь до поры до времени, что отнять можно только внешнее — деньги, вещи, красоту, — а не внутреннее. То, что есть в нас, мы можем только отдать — отказаться или добровольно лишить себя этого. Но отнять-то нельзя. Вот и выбирает каждый сам, каким ему быть: злым или добрым. Помочь старухе или мимо пройти, правда? — и опять она на меня посмотрела так нежно, что сердце ёкнуло.