— Взаимно, — улыбнулась я, делая первый глоток.
На столе красовалась вазочка с печеньем, нарезка самой простой колбасы, несколько конфет в ярких шуршащих обёртках. Моя мама была бы в шоке от такого «пиршества», а я ощущала какой-то невероятный уют. Внутри всё как будто бурлило: «Вот она, настоящая жизнь!»
— Надо было и правда за встречу вина достать, выпить, — заявил Саша.
— Нечего девушку спаивать, — постановил Сашин дед, подняв руку в жесте «осторожно». — Сейчас поглядишь, уже семнадцатилетние водку как воду пьют. Чуть не с начальной школы застолья с вином устраивают. У нас, вон, и выпускного-то не было, и дни рождения все соком справляли, и ничего — весело было — танцевали, шутили, девчонок потом провожали. Один раз пока всех проводили — промёрзли насквозь. Но, что значит юность — никто из нас потом даже не чихнул.
— Это вы так, значит, с девушками знакомились? — хмыкнул Саша. — Провожали и выбирали самую красивую?
— А я тебе сейчас скажу, как в моё время умные мужчины знакомились с девушками, — деловито сказал Сашин дед, и я, подперев рукой щёку, приготовилась с интересом слушать его историю, параллельно рассматривая рассказчика.
У Сашиного дедушки был высокий лоб, мечтательные глаза несмотря на возраст и незабываемая улыбка — этим он точно похож был на Сашу. Точнее, Саша унаследовал это от деда. Волосы у него были не очень длинные, кое-где редкие, почти полностью уже седые. Одет он был в клетчатую рубашку и чёрные штаны.
Жаль, что я никогда не знала своих бабушек и дедушек. По папиной линии все давно умерли — ещё до моего рождения. Мамин отец был незнаком даже ей — они с моей бабушкой развелись. А мамина мама была для меня большой загадкой — они с дочерью не общались, и даже причину я не знала. Мама не говорила об этом и, едва я пыталась поднять эту тему (раньше, теперь перестала), тут же обрывала разговор и с неприязненным выражением лица скупо сообщала, что этот разговор ей неприятен.
А Сашин дед, меж тем, неспеша и со вкусом рассказывал о том, как знакомились с девушками в «его годы».
— Шли в библиотеку, в читальный зал, и присматривались к девицам. Если сидит в библиотеке, а не вертит хвостом на танцульках — значит, девушка умная, серьёзная. А если ещё и на лицо симпатичная, так вообще замечательно. И вот так, присмотревшись, подсаживались и заводили разговор: «А что читаете?» Смотришь, из библиотеки они уже вместе идут.
— Но ты же с бабушкой не так познакомился, — напомнил Саша, ловко разворачивая фантик конфеты. И, перехватив мой взгляд, тут же протянул мне трофей.
Я с благодарностью приняла шоколадку, а он взялся за другую.
— Не так, но она тоже была девушкой серьёзной. Я это сразу видел. Она в параллельном классе училась, строгая, серьёзная, никого к себе не подпускала.
— А тебя подпустила?
— Не сразу. Я раз пришёл — вроде как книжку одолжить. Второй — что-то починил, с родителями её познакомился. В общем, тропинку проложил.
— А ты ей сразу понравился?
— Ну, этого уж я не знаю. Она говорит, что не сразу. Даже гнала меня поначалу — не в её, мол, я вкусе. Но нас и «дустом» не возьмёшь.
— И как Вы за неё боролись? — включилась в беседу и я.
— Да как и все. То цветочки какие принесу, то пирожное, один раз стихи ей написал, до дома провожал. Она сначала артачилась, а однажды хулиганов от неё отогнал — сразу отношение переменила.
— Да-а, девушки любят героев, — улыбнулась я.
— Ну а как школу закончили, так и женились.
— И ты даже на других девушек не смотрел? — не поверил Саша.
— А чего мне на них смотреть? Нас так воспитывали, что есть один Бог, одна Родина и одна жена. И коли любишь — нечего перебирать, надо жениться.
— Ну, сейчас так уже не получится, — протянул парень.
— У кого цель серьёзная — у того всё получается. Хотя, согласен, сейчас сложнее. Много и одиночек, и одноночек.
Я слушала Виктора Михайловича и поражалась: какой же умный он человек! Ему бы лекции читать в институте или книги писать. Но счастье уже в том, что я хотя бы с ним познакомилась. Слушать его было невероятно увлекательно. И про детство, и про службу в армии, и про житьё-бытьё...
— А потом? — спросил Саша, когда дело дошло до рождения внука.
— А потом случилось то, что случается у всех: молодость ушла — не простилась, старость пришла — не поздоровалась.
— Дед, — в притворной обиде цокнул языком парень. — Я ждал, что ты скажешь про меня: счастье какое — внук родился!
— Ну да, внук родился, причём внук копиённый — один к одному. Это в детстве твоём ещё было понятно: одна порода. Вот на военного только пойти не захотел.
— Дед, сейчас айти — это армия двадцать первого века, там тоже атаки всякие, кибер… А компьютеры — это передовая технология.
— Учись, учись. Пригодится. Знание на горбу не таскать.
— Видишь, какой у меня мудрый дед, — разулыбался Саша, и я охотно кивнула, потому что и сама слушала его, затаив дыхание.
— Нет, это великое заблуждение — о мудрости стариков. Они не мудры. Они только очень осторожны, — неспеша проговорил Виктор Михайлович, поднимая вверх указательный палец. — Знаешь, чьи слова?
— Твои? — предположил парень.
— Эрнест Миллер Хемингуэй.
— Дед ещё наизусть много стихов знает и всего «Евгения Онегина». Но это он нам как-нибудь в другой раз продемонстрирует.
Дед махнул на него рукой, мол, что тебя слушать.
А я тут же засуетилась:
— Ой, и правда, пойдём мы уже, не будем вас отвлекать.
— А вы меня не отвлекаете. У меня каждый день суббота, — совершенно серьёзно заверил нас Виктор Михайлович, и мы с Сашей радостно заулыбались.
Не успели ещё порог перешагнуть, а мне уже опять хотелось прийти в этот дом, сесть за стол с простенькой клеёнкой и слушать, слушать, слушать...
Глава 7
Следующая наша встреча с Сашей состоялась на следующий день. Я сбежала с последней пары, потому что у нас был всего час — после Саша должен был отправиться на работу. Зато он принёс мне портрет — мой, карандашный, очень изящный и полностью передающий не только внешнее сходство, но и внутреннее состояние — мечтательно-задумчивое. Не знаю, как Саше удалось его уловить и нарочно ли он это сделал или так получилось.
— Ты вчера сказала, что тебе понравились мои рисунки... Я подумал, может, и этот понравится? — и он нерешительно протянул мне лист А4.
— Ух ты, Саш... Мне никто никогда не дарил портретов.
Я с улыбкой приставила лист бумаги к лицу с правой стороны и засмеялась:
— Похожа?
— Нет, — усмехнулся он.
— Не похожа? — удивилась я и снова взглянула на рисунок. Мне-то казалось совершенно иначе.
— В действительности ты гораздо красивее.
— А ты подлиза, — я засмеялась и, аккуратно убрав рисунок в сумку, зажав между тетрадями, чтобы не помять, поинтересовалась: — Ну что, куда пойдём?
— Не знаю. Погода хорошая, можем просто пройтись... — развёл он руками.
Мимо проехала девушка на роликах и я, проводив её взглядом, грустно вздохнула:
— Знаешь, в мире столько вещей, которым я хотела бы научиться...
— Например?
— Ну хотя бы кататься на роликах. Я когда вижу людей, которые так умело на них стоят, всегда немножко завидую.
— Ты не умеешь? — изумился он, как будто это было чем-то само собой разумеющимся. Как жевать хлеб или говорить на родном языке.
— Нет, — покачала головой я.
— Это же просто.
— Для меня — нет. Я не умею держать равновесие.
— Спорим, ты сможешь? — вдруг выдал он.
— Что? Даже не думай!
— Тут недалеко есть пункт проката. Во-о-он там, пошли! — и он решительно схватил меня за руку.
— Нет, Саш, ты издеваешься? — упёрлась я, понимая, что очень хочу этого, но... боюсь.
Но он всё-таки убедил. Не знаю, как я на это согласилась, я же жуткая трусиха. Обещал, что будет держать меня за руку и подстраховывать. Что мне дадут необходимое для защиты обмундирование. И вообще, это ничуть не страшно и не стыдно — пусть люди смотрят. Пусть теперь они мне завидуют.