— 25, 30, 35! Сейчас 40!

— Выводи! Выводи! Скалы! — ещё кто-то подключился к эфиру.

Каждое мгновение на счету. В кресле сидеть совсем некомфортно. Будто тебя на мгновение кто-то за воротник приподнял. Вроде дышишь, но адреналин пульсирует в висках, нарушая ритм дыхания.

Центральный блистер кабины ниже линии горизонта. Вот сейчас можно будет атаковать!

Ручку управления отклонил от себя и пустил по духам очередь из пушки. Одна очередь, вторая! Любой другой бы летательный аппарат начало бросать из стороны в сторону. Но родного «шмеля» ещё попробуй разболтать на пикировании. Устойчив как утюг!

Тут же снаряды перекрошили в песок и камни склонов горы. Толпа душманов исчезла в светло-сером облаке.

— Выводим, — сказал я, проносясь над местом удара.

Шаклин лежал среди камней и махал рукой. Надо его забирать как можно быстрее.

— 302й, пара 712го с Омара, видим вас. Прикрываем! — услышал я голос командира дежурного экипажа ПСО.

Склон начали «обрабатывать» со всех сторон.

— Командир, я чёт до этого дышать перестал, — сказал мне удивлённый Кеша.

В этот момент заметил приближающийся к месту падения Шаклина Ми-8.

— 302й, я 814й с группы ПСО. Видим второго лётчика. Забираем, — подсказал мне командир «пчёлки», снижающийся на скальный выступ, рядом с Вениамином.

Вертолёт коснулся левым колесом поверхности и завис над склоном. К Шаклину выскочили три человека и быстро начали его грузить.

Теперь Шаклина есть кому поднять и оказать помощь. Я сделал ещё пару виражей и, дождавшись окончания эвакуации, пристроился к экипажам ПСО.

— 814й, 302му. Цел пассажир? — запросил я.

— А то! Но гранату уже приготовил, — ответил мне командир Ми-8.

На душе отлегло, что командир звена цел. Какие бы ни были у нас отношения, видеть гибель товарищей, коллег и братьев по крылу всегда тяжело. Но не сегодня!

— Теперь можно и в бучило! Есть повод! — вышел в эфир кто-то из экипажей ПСО.

— Омар, 712му.

— Ответил, — вышел в эфир руководитель полётами с аэродрома Джелалабад.

— Передайте в первую эскадрилью. Возвращаемся, пускай готовят встречу гостей, как полагается!

— Информацию принял. Передам!

Небольшая пауза в эфире. В ушах прозвучал противный и, к сожалению, очень знакомый голос.

— Циркулярно всем экипажам! После посадки на КДП в штаб, на разбор. Повторяю…

Ох уж этот Баев! Что собрался он разбирать, понятия не имею. Наверняка заставит кучу бумаги исписать. Так и до вечера не освободимся.

— Командир, а я тоже должен присутствовать? — спросил Кеша.

— А чем ты так отличился, что не должен идти на разбор?

— Ну, я тебе помогал. Как-никак, но на медальку наработал.

Причём здесь «не идти на разбор» мне не ясно. Логика у Кеши потрясающая.

— Разрешаю тебе не идти. Одно меня хватит.

— Отлично, — радостно заявил Иннокентий. — Командир, вы как закончите, тоже в бучило приходите. Говорят, там хорошо.

— Спасибо, что разрешил, — посмеялся я.

— Да будет тебе! Всё для командира!

Я буду потеть в душном классе, а Кеша в это время «прохлаждаться» с рыбками в бучиле. И ведь жалко парня обламывать!

На аэродроме произвели посадку через несколько минут. Ми-8 с Шаклиным полетел сразу в сторону медроты 77й мотострелковой бригады. Это, конечно, не Баграмский госпиталь, но и тут люди творят чудеса.

Приземлившись на полосу, начал медленно заруливать на стоянку. Спасённый нами оператор Витя Борисов в это время протиснулся ко мне и наклонился к уху.

— Витя не слышу, — перекрикивал я шум в кабине вертолёта.

Борисов надел гарнитуру с места бортового техника и вышел на меня по внутренней связи.

— Сань, за такие манёвры могут по голове не погладить. Комэска же тебе говорил, что нужно возвращаться, — сказал Витя.

— Блин! И чё делать теперь? — с сарказмом спросил я. — Наверное, медаль не дадут.

— Да ладно тебе! Я серьёзно.

— И я серьёзно. Времени на решение было мало. Енотаев тоже мог бы успеть. А мог бы и не успеть. Мы были ближе, поэтому решили тебя и Шаклина забирать. Вообще, я думал, что ты спасибо скажешь.

В эфире воцарилась тишина. До самого выключения двигателей Витя молчал. И только уже после остановки винтов, он поблагодарил Кешу, а затем и меня.

— Извини, Сань. Заговорился я.

— Проехали. Кроме ноги, ничего не повредил? — спросил я, заметив, как Борисову тяжело стоять.

— Заживёт, — ответил он.

К вертолёту уже подъехали «таблетка» и командирский УАЗ. Из него вышел Ефим Петрович, взмокший и злющий, как недовольная тёща.

Он быстро проверил состояние Борисова, которого уложили на носилки. Пожелал ему выздоровления и направился к нам. Кеша в это время поправлял форму, а я вылезал из кабины.

— Злой Енотаев чего-то, — шепнул Кеша, когда увидел сморщенное лицо комэска.

Вполне возможно, что Ефим Петрович сейчас скажет пару «ласковых» слов мне. Столь красивые «комплименты» надо принимать по стойке «Смирно». Я поправил воротник комбинезона, пригладил мокрые волосы и выпрямился. Шлем быстро передал Валере Носову, который нас встретил на стоянке.

— Клюковкин, чтоб меня! — издалека крикнул Енотаев.

Стоянка вмиг опустела. Техники попрятались за вертолёты.

— Сейчас скажет, что мне жить надоело, — шепнул я Кеше.

— Японский городовой! Жить тебе надоело⁈

Угадал.

— Никак нет. Задача была поставлена…

— Я тебе сейчас поставлю задачу! Ты у меня за такие выкрутасы в котловане и над скалами заступишь старшим на «белые горы». Дезинфекцию контролировать! — возмущался комэска.

— Товарищ командир, все целы и невредимы. Вертолёт в работе… — начал говорить Кеша.

Но его фраза была прервана громким звуком чего-то падающего. Прямо у нас за спиной. По лицу Енотаева я понял, что он мысленно кому-то уже начал молиться.

Медленно повернувшись вправо, я увидел, что отвалился блок с НАРами с балочного держателя.

Практически полный блок с ракетами!

В такие моменты начинаешь ценить жизнь гораздо больше. Вряд ли бы ракеты взорвались, но инстинктивно ты об этом рассуждать не хочешь. Хорошо, что карма лейтенанта Петрова сработала только на земле.

— Товарищ командир, ну это…

— Кеша, молчи! — хором сказали я, командир и Валера Носов.

Вроде ещё кто-то из техников, но это не точно.

Енотаев выдохнул и подошёл к нам ближе. Пожал руку Иннокентию, а затем и мне.

— Кхм, молодцы! — прокашлялся комэска и показал нам на автомобиль. — А теперь поехали на разбор. Указания вышестоящего начальства нужно выполнять.

С Ефимом Петровичем стоит согласиться. Попросив минуту времени, чтобы осмотреть вертолёт, я подошёл к нашему Ми-24 и проверил его состояние.

В хвостовой части были несколько пробоин, лопасти прострелены. Автомат отстрела ловушек висел на креплении. Каким образом мы его довезли, не понимаю. Стёкла в двери грузовой кабины разбиты, а сама створка покорёжена. Вроде ничего не взрывалось рядом, а повредили.

— Подлатают тебя и снова полетим, — погладил я фюзеляж в районе передней кабины.

— Саныч, тут работы… много, — вылез из грузовой кабины Валера с целым ведром обломков, осколков и пуль.

— Я сегодня никуда не собираюсь лететь. Спасибо за матчасть, — пожал руку Носову, который осознавал весь огромный фронт работы над восстановлением машины.

Подойдя к машине, я отпустил Кешу в наше расположение. Но комэска этого жеста доброй воли не понял. Он открыл дверь и решил уточнить направление данного манёвра.

— И куда он пойдёт? — спросил Енотаев.

— Товарищ командир, надо в модуль очень срочно… — начал говорить я, но Кеша блеснул своей простотой.

— В бучило окунуться, Ефим Петрович! Жарко на улице! — радостно сказал Петров.

У комэска глаза чуть на бетон не выпали. От напряжения Енотаева аж затрясло.

— Это… он… как⁈

— Товарищ командир, ну сами видите. Человек перегрелся. За языком не следит. Лучше не надо. Мы же к Баеву едем, верно? — сказал я.