Придя на самоподготовку, Кеша встретил несколько своих товарищей и принялся с ними общаться. Ко мне же подошли с десяток человек и попросили рассказать про Афган. Но только их не интересовало количество чеков, которое я заработал, или кормёжка на базе. Все вопросы были по работе.

— Двигатель обычно подкручивают специалисты из конструкторского бюро, — объяснял я, показывая на макет ТВ3–117.

— А вообще, сильно зашкаливает температура?

— Не зашкаливает, но если забрался высоко в горы, да ещё и нужно забирать людей, параметры подходят к максимальным значениям на взлёте. Зависнуть, может уже не получиться.

— И что тогда? — удивился подошедший к нам Кеша.

— Тогда разгоняешь вертолёт. Нужно набрать поступательную скорость. По «рабоче-крестьянски», ныряешь в ущелье.

Лейтенанты были шокированы. Кто-то не сразу поверил, но после нескольких аргументов с моей стороны, согласились.

Тут в кабинет вошёл Гаврилов. Выглядел он слегка вспотевшим, будто после душа пошёл к нам с проверкой. Заместитель начальника офицерских курсов, достал учебный журнал и проверил всех по списку.

— Клюковкин, — объявил он мою фамилию.

— Я.

— Что тут рассказывали коллегам?

— Делился опытом работы в Афганистане.

— Его у вас достаточно, чтобы ещё можно было поделиться? — усмехнулся накаченный майор.

Ставит под сомнение мою компетенцию. Но не зря же он спросил у меня утром, не «тот самый ли я».

— Вполне хватает. Могу и с вами поделиться, если вам интересно.

— Чуть позже, обязательно послушаем, — фыркнул Гаврилов, забрал журнал и вышел из кабинета.

Небольшая молчаливая пауза сменилась громким шумом в районе макета двигателя. Обернувшись, я увидел, что мой однополчанин держит в руках большую деталь от силовой установки. Сам же двигатель съехал с постамента на пол.

— Мужики, вы не поверите. Домовые завелись в классе, — сказал Кеша.

Все только снисходительно помотали головами. Кажется, мой сосед претендует на звание человека-катастрофы.

Учёба шла ускоренными темпами. Изначальные три недели теоретической подготовки, командование сократило до двух. Отменили самостоятельную подготовку, назначив вместо неё учебные занятия.

Сложности в освоении нового типа вертолёта для ребят не было. Двигатели те же самые. Приборы по большей части тоже. На одном из занятий, преподаватель по конструкции отвёл нас на аэродром, где наглядно продемонстрировал вертолёт вблизи. Надо было видеть глаза молодых ребят, впервые так близко рассматривающих Ми-24.

— Хороший день, верно? — спросил у всех преподаватель, засмотревшись на голубое небо.

Погода и правда «шепчет». Кругом жужжат шмели и другие божьи создания. А в воздухе жужжат уже создания рук человеческих. Приятно наблюдать, как выстраиваются в воздухе по два, а то и четыре вертолёта Ми-8. Вдалеке над специальной площадкой выполняют висение громадные Ми-6. Боевые Ми-24 медленно выруливают на полосу, резво взлетают и уходят вдаль над кромками деревьев.

— Итак, сегодня пощупаете ваш будущий вертолёт руками, — объявил преподаватель и подошёл к Ми-24 вплотную.

Пока он указывал на конструктивные особенности стабилизатора, я заметил, что на занятие пришёл и ещё один человек. Мне начинает казаться, что майор Гаврилов меня преследует.

— Что-то случилось? — обратился к Гаврилову преподаватель.

— Нет, ничего. Контролирую учебный процесс, — улыбнулся заместитель начальника офицерских курсов и оценивающе посмотрел на меня.

Ко мне ближе подошёл Иннокентий, чтобы сказать что-то важное. По крайней мере, я так решил, раз он чуть не оторвал мне рукав, привлекая моё внимание.

— Сань, а чего он вечно ходит за тобой?

— Не знаю. Форма моя ему нравится. Вот думаю подарить, — ответил я.

Преподаватель закончил со стабилизатором и перешёл к рассказу о пылезащитных устройствах Ми-24.

— Данные устройства предотвращают попадание пыли и песка в двигатель…

— Товарищ майор, а вы не против, если я задам пару контрольных вопросов офицерам? — спросил Гаврилов.

— Не возражаю.

Даже гадать не буду, кого спросит качок Гаврилов.

— Товарищ Клюковкин, что вы можете сказать об опыте эксплуатации двигателей ТВ3–117 в условиях Афганистана и выявленных недостатках?

Ещё и с такой довольной ухмылкой спросил, будто задал мне каверзный вопрос.

— Вас интересует опыт эксплуатации двигателей на Ми-8 или мои наблюдения за эксплуатацией Ми-24? — уточнил я.

Как бы спрашивать человека, который не летал на «крокодиле» об опыте его использования неразумно. А спрашивать про Ми-8 на занятиях по Ми-24 некорректно.

— Вопрос звучал чётко. Ответьте, будьте любезны.

— Что ж, дайте подумать, — сказал я и сделал вид, что размышляю.

Естественно, что я знал особенности работы этих машин. Просто выдерживал гроссмейстерскую паузу.

— В Афганистане решено было поднять допустимую температуру газов перед турбиной. «Заглушки» пылезащитных устройств, отсеивавшие песок и пыль на входе в двигатели, очищают воздух на 70–75%. Это снижает износ лопаток компрессора в 2,5–3 раза. Основная проблема Ми-24 в том, что его двигатели на режиме «Малого газа» на земле имеют более высокие обороты. Соответственно, энергичнее засасывают песок.

— Понятно. У меня нет вопросов, — ответил Гаврилов и ушёл в сторону учебного корпуса.

Такое ощущение, что меня на что-то проверяют. Если бы заместитель начальника курсов хотел меня морально уничтожить, сделал бы это без проблем.

Способов огромное число. Самый действенный — задавить вопросами. Спрашивать, пока у отвечающего челюсть не сведёт. Ну или просто начнёт отвечать неправильно. А тут какие-то дешёвые понты. Что хотел доказать, непонятно.

Пока я смотрел вслед Гаврилову, за спиной прозвучал громкий взрыв эмоций. Похоже, что Иннокентий снова нанёс чему-либо ущерб.

— Товарищ майор, ну оно же не могло сломаться просто так.

— Конечно, Кеша. В руках профессионала твоего уровня целостности вертолёта всегда будет угрожать опасность.

Оказалось, что Иннокентий неудачно проверил, крепко ли подвешены пустые блоки неуправляемых реактивных снарядов.

— Случайно вышло, — пожал плечами мой сосед по комнате.

Жили бы мы во времена Российской Федерации, я бы предложил Кеше сходить в церковь и поставить свечку.

Либо «обнулиться» известным способом употребления крепких напитков. Но второй вариант не поможет, а здоровье сожжёт. Так что я против алкоголя.

А вот посетить храм можно. Тем более в Торске подобных святынь очень много.

Лётная практика началась сразу после двухнедельной теории. Закончилась весьма быстро. Минимальная программа по упражнениям курса была выполнена в течение 20 дней.

По мере того как мои одногруппники заканчивали минимальную программу по налёту, их отправляли в свои полки. Там они будут продолжать летать и продвигаться по программам курса.

Мне, как будущему командиру вертолёта, дали больше часов налёта, чтобы в Мактабе я уже мог начинать вылетать согласно своей штатной должности. И вот мой крайний полёт местной программы подготовки уже подходил к концу.

— Леденец, 124й, к посадке готов, — запросил командир вертолёта.

Он же мой инструктор.

— 124й, посадку в квадрат разрешил.

— Сань, давай заходи сам, — дал мне команду командир.

Аккуратно взялся за управление и продолжил заход. Вертолёт трясётся, но это уже не Ми-8. Чувствуется, что скорость другая. Ми-24 более «летучий» и манёвренный.

Шасси выпущены, площадку под собой наблюдаю. Плавно снижаюсь и посматриваю вперёд и влево. Вертолёт выровнял и медленно завис в паре метров.

— Ещё висим? — спросил я, удерживая вертолёт над площадкой.

— Приземляй. С тобой всё понятно, — ответил мой инструктор.

Приземлились и начали заруливать на свою стоянку. Утираю пот с лица и расслабляюсь в кресле. Прекрасное ощущение, когда на сегодня это крайний вылет. Солнце садится за горизонт, аэродром постепенно пустеет. Наконец-то я пойду домой.