Увидев меня, Вова улыбнулся и махнул свободной рукой.

— О, привет! — сказал он. — Сколько я был в отключке?

— Часов пять, — ответил я, глядя на красные отблески заката за окном.

— Ого… — удивился Вова. — Я думал пара дней прошло…

— Как чувствуешь себя? — спросил он.

— Знаешь… — он удивлённо поднял брови. — На удивление прилично! В груди немного ноет и чешется. И горло скребёт, будто от простуды.

— Ясно… наверно, это от интубации, — предположил я.

— От чего? — переспросил Вова.

— Такая трубка в горло вставляется, когда под наркозом диафрагма перестаёт работать и дыхание нужно поддерживать искусственно, — ответил я.

— Б-р-р… — поёжился Вова.

— Не сталкивался раньше? У тебя же вроде ранения есть.

— Да фиг его знает, — ответил он. — Думаешь кто-то из докторов что-то объяснял? Вылечили — и вперёд.

Я улыбнулся.

— Ладно. Мне и Сане ещё надо ночлег найти, пойду пока. Завтра с утра мы заглянем! — сказал я и хотел было выйти из палаты.

— Погодь! — окликнул Вова.

— Да?

— Подай, пожалуйста, пульт от телека. А то сдохнуть от тоски можно!

Пульт лежал на небольшой тумбочке под телевизором, установленном на широкой полке, прибитой к стене. Телевизор был толстый, с электронно-лучевой трубкой.

— Будешь учить албанский? — ухмыльнулся я.

— Наверняка тут ловят сербские каналы, — ответил Вова.

Я протянул ему пульт.

— Ладно, — сказал я. — Пойду.

— Ага, — кивнул Вова, включая телевизор.

Саня сидел внизу, в столовой, и пил кофе. Увидев меня, он поднялся и спросил:

— Ну как он?

— Да нормально, бодр и весел, — ответил я. — Чего сам не поднялся?

— А что, можно было?

— Так почему нет-то? — удивился я. — Разве кто-то запрещал?

— Просто Тина сказала, что ты у него, вот я и подумал, что тебя одного пустили, чтобы толпы не было… типа, чтобы беспокоить поменьше…

— Ерунда, — я махнул рукой. — Если хочешь, можешь подняться поздороваться.

— Ладно, — Саня поднялся с места, не забыв прихватить кофе.

— Сегодня спать не собираешься? — спросил я, намекая на слишком позднее время для употребления этого напитка.

— Да кто его знает? — Саня пожал плечами. — Если тут найдётся, где поспать… а то придётся тут сидеть всю ночь.

— Я говорил с Наимом. Говорит, вопрос ночлега вполне решаем, — ответил я, и добавил: — Сейчас и займусь, пожалуй.

Мы оба собрались выходить, но в этот момент в столовую зашла Тина.

— О, хорошо, что вы здесь, — сказала она. — Не хотите прогуляться немного?

— Надо бы ночлегом заняться, — сказал я. — Темнеет уже… доктор Наим сказал, что тут есть варианты, где жильё снять.

— Кстати, корректнее говорить доктор Кумнова, — улыбнулась Тина. — Наим это имя. Докторов обычно принято называть по фамилии.

— Кумнова? — переспросил я.

— Ну да. Наим Кумнова.

— Слушайте, а у вас какая фамилия?

— Такая же. Кумнова.

— Получается, ваше полное имя Валентина Кумнова? — улыбнулся я.

— Ну да. А что?

Саня хихикнул.

— А что? — Тина нахмурилась. — Это что-то неприличное означает, да?

— Нет-нет, — я отрицательно мотнул головой. — Просто звучит очень по-русски.

— Вы же сказали, что вы из Казахстана.

— Мы — граждане Казахстана, этнические русские, — пояснил я.

— А-а-а, ну да… в общем, насчёт ночлега не беспокойтесь, я сняла для вас номер в гостевом доме, это дальше по улице, — сказала Тина. — Так что, пойдёмте, прогуляемся?

— Почему нет? — согласился я, и добавил, обращаясь к Сане, на английском, из вежливости, — к Вове тогда утром ещё раз заглянем. Не будем мешать отдыхать человеку.

— Ладно, — кивнул Саня.

Когда мы вышли со двора клиники, Тина достала из-за пазухи мой блокнот. Тот самый, куда я записывал смски и номера с телефона погибшего британца.

— Ваше? — спросила она.

— Моё, — кивнул я; отпираться было бессмысленно.

— Убедила родственников, что оставлять это у себя опасно… успела вовремя — это никуда не пошло. И они будут молчать.

— Спасибо, — кивнул я.

— Ребята, кто вы на самом деле? — спросила Тина, глядя мне в глаза.

Мой первоначальный план полностью провалился. Конфликт зашёл слишком далеко: уже появились свои мученики, уже принесены сакральные жертвы, уже произошла крайняя поляризация, разделившая людей на своих и чужих исключительно по этническому признаку. Уже не смеют подать голос те, кто хоть в чём-то не согласен с происходящим.

Я был слишком наивен в своих оценках. Не стал заморачиваться получением настоящей, качественной разведывательной информацией. Привык полагаться на «послезнание». Так что результат оказался вполне закономерным.

Нельзя сказать, чтобы эта поездка была совсем уж бесполезной: я увидел работающий механизм изнутри. Получил очень ценный опыт на будущее.

Совершенно очевидно, что «хирургическая операция», о которой я думал, когда организовывал эту командировку, сейчас не даст ничего, кроме дальнейшего закручивания спирали насилия. Да, можно было бы сделать так, чтобы созданный режиссёрами этого кошмара тщательно продуманный механизм разогнался бы до «нерасчётной скорости» — но это никак не изменило бы глобального плана, а лишь заставило бы «кукловодов» приблизить развязку.

Конечно, это не означает, что я сдамся так просто. Просто план придётся радикально поменять.

Но сначала нужно решить более насущные вопросы. Вовино ранение полностью связало нам руки. Пока он лежит в больнице на албанской территории, мы не можем предпринять ровным счётом ничего. Ему нужна эвакуация — и тут не может быть двух мнений. И её придётся организовывать своими силами.

Чтобы обсудить этот вопрос, после завтрака я нашёл Тину и попросил её организовать встречу с доктором Кумнова.

Тот оказался свободен — и уже после завтрака мы сидели на веранде его частного дома, распложенного в непосредственной близости от клиники.

Доктор предложил мне кофе по-турецки собственного приготовления. Разумеется, я не стал отказываться.

— Мы планируем организовать эвакуацию, — сразу, без лишних предисловий начал я. — Подскажите, он сможет перенести дорогу?

Наим сделал крошечный глоток кофе, посмотрел на соседнюю сопку, потом перевёл взгляд на меня.

— Прошло три дня, динамика для такого ранения хорошая… принципиальных препятствий для эвакуации я не вижу. Однако всё зависит от вида транспорта, выбранного маршрута, состояния дороги и так далее.

— Есть какие-то серьёзные ограничения? — спросил я.

— В общем-то, да, — кивнул доктор. — Два-три часа тряски по здешним дорогам он перенесёт. Дольше — уже без гарантий, что швы не разойдутся. Плюс конечная точка… куда вы хотите его эвакуировать? В Казахстан? Я бы не советовал это делать сразу. В Белграде есть хорошая клиника, я дам контакт доктора, который вас возьмёт. И напишу всё необходимое в истории болезни, чтобы пациент успешно прошёл следующий период выздоровления.

— Спасибо большое, — ответил я, после чего спросил: — У вас остались знакомые в Сербии?

Наим вздохнул.

— Мы, доктора, достаточно трезвомыслящие люди, — ответил он. — Нас сложно заставить думать так, как нам не хочется. Поэтому среди нас не так много сумасшедших. Доктор Лазич — мой учитель, конечно же, мы продолжаем общаться. Кстати, он предлагал помощь в эвакуации из края, но, к большому сожалению, я считаю, что здесь я буду востребован. Сейчас, я напишу его контакт. Позвоните ему, как будете выезжать из Митровицы — чтобы у него было время подготовить место в стационаре.

— Спасибо, — повторил я.

Доктор Кумнова поднялся и ушёл в дом, оставив меня на веранде, дышать прохладным утренним воздухом, пахнущим дымком от топившихся ночью печек. Суточные перепады температур тут, конечно, впечатляют: при дневной жаре в плюс тридцать той же ночью вполне могло быть плюс семь.

Он вернулся через несколько минут, держа в руке свёрнутый вчетверо листок клетчатой бумаги.