— Златан бегал куда-то, — ответил я. — Предполагаю, что звонить. Вернувшись, он вытащил какую-то штуку из своего «Ситроена». Очевидно, был план потянуть время утром. Задержать нас.

— Вот жеж! — возмущённо заметил Саня. — Мы ему бабла — а он…

— Думаю, он чей-то агент, — я пожал плечами. — Скорее всего, своих, боснийских. Обычное дело: левачил, а как случилось непредвиденное… в общем, нашёл способ связаться и получить инструкции.

— Похоже на то, — согласился Саня. — Что мы-то теперь делать будем?

— То же, что и планировали, — ответил я. — Едем в Митровицу. Торговать лицами.

— Не опасно теперь? После того, как он дозвонился?..

— Думаю, нет, — я пожал плечами на ходу, — скорее всего, в край они не сунутся. Если это действительно Сербская Краина.

— А если нет? — уточнил Вова.

— Тогда у нас могут быть определённые проблемы, — признался я.

В серых рассветных сумерках мы пришли на автостанцию. Как я и предполагал, тут стояла пара авто с дремлющими внутри водителями. Те, кому действительно надо заработать, мало обращают внимания на время суток… тем более, что в неурочный час этот заработок может быть кратно выше.

— Доброе утро! — обратился Вова к водиле, дремлющему в наиболее прилично выглядящем авто — каком-то старом «Мерседесе».

Тот встрепенулся, судорожно вздохнул и уставился на нас, стараясь сфокусировать взгляд.

— Доброе, доброе!.. — пробормотал он, когда ему это, наконец, удалось, — надо куда-то ехать?

Эту фразу я понял без перевода.

— Надо, — подтвердил Вова. — До Митровицы довезёшь?

— Митровица? — переспросил водила, внимательно нас сканируя, видимо, на предмет платежеспособности.

— Верно, — кивнул Вова. — Митровица.

— Когда надо?

— Прямо сейчас.

— Пятьсот марок, — бросил водила, и откинулся в кресле, закрыв глаза. Должно быть, он решил, что лучше назвать неприемлемую цену, чем возиться с тремя подозрительными мордоворотами.

— Идёт, — ответил Вова, поглядев на меня.

Водила снова открыл глаза. В них читалось недоверие и зародившаяся жадность.

Город разделяла на два мира река Ибар. На севере — уже привычная Сербия, с узнаваемой архитектурой домов, кириллическими вывесками и людьми славянской внешности. Южнее, за рекой — архитектурный хаос, привычный для южных народов. Что-то похожее можно наблюдать в Дагестане. Другие люди, другая культура, другие вывески. Даже дорожное движение иное.

Но сообщение между двумя частями города существовало и было достаточно активным. Да, были полицейские посты, с вооружёнными сотрудниками, но они проверяли поток сильно выборочно. А так, в целом, кругом продолжалась самая обычная мирная жизнь. Будто бы край до конца не поверил, что война уже идёт, и все беды только начинаются.

Мы остановились в довольно приличной гостинице, которая называлась «Северный город». Первые дни прошли спокойно: как я и предполагал, никто в крае нас не преследовал, по крайней мере, в открытую.

Впрочем, это не значит, что наше прибытие осталось незамеченным. Чуть ли не с первых часов я засёк слежку: какие-то неприметные личности норовили следовать за нами, по кафанам и магазинам. Судя по всему, профессионалы — засечь их было не так уж просто. К тому же, они менялись.

К нам присматривались. А мы изучали город и край.

Много интересного удалось почерпнуть из простых уличных разговоров местных жителей. Я сербским пока что не владел — но Вова и Саня специально гуляли по людным местам, прислушиваясь, о чём говорят люди.

Слухи ходили самые разные: и что албанцы из УЧК готовят провокации с использованием химического оружия, чтобы обратиться в ООН за поддержкой, и что Милошевич пытается договориться с Западом, сделав льготные, безналоговые концессии для сырьевых компаний.

Второе обстоятельство особенно волновало жителей городка: рядом находился крупный полиметаллический рудник Трепча, то стабильной работы которого во многом зависело их благополучие. Люди были убеждены, что американский финансист Сорос через свои структуры уже несколько раз пытался получить контроль над этим активом, но каждый раз правительство Югославии блокировало сделки. Предполагалось, что напряжённость в крае связана со сложностями у американского капитала.

Встречалось и мнение, что Милошевич сам провоцировал напряжение, чтобы сузить права автономии края, пропихивая собственные финансовые интересы в ущерб местным элитам. И что, вроде как, он сам «натравил» стихийные полувоенные формирования на албанские поселения в тех района, которые были особенно «строптивыми».

При этом никаких пунктов приёма добровольцев под флагом четников в городке не наблюдалось. По крайней мере, в открытом виде.

Зато было очень много иностранных журналистов, некоторые из которых, судя по всему, были не совсем журналистами. Из-за них цены в местных кафанах довольно заметно превышали средние по Сербии.

Причём вся эта иностранная тусовка старалась держаться в северной, сербской части города, избегая южную даже в случае прямой необходимости. Например, тогда, когда там происходило что-то интересное: потасовки местных или нападение на полицию.

Я остро жалел, что из Универа не удалось «вытащить» спеца со знанием албанского, хотя на год старше, на параллельном курсе «Запада», была такая группа. Тут руководство ГРУ почему-то встало в позу, ни в какую не желая распространять эту практику на факультеты, которые находились вне поля их прямого влияния. Конечно, и это сопротивление можно было преодолеть — но тогда прощай моя тщательно выстроенная маскировка «естественной» командировки.

Впрочем, это было проблемой только в плане получения информации от подслушивания. Так-то большинство албанцев края прекрасно владели сербским.

На южную сторону города я прогулялся лишь однажды, на второй день. Специально пошёл один, чтобы не привлекать внимания. С собой взял «Беретту», отжатую у несостоявшихся грабителей, и выключенный китайский сотовый. Так, на всякий случай.

Наша гостиница стояла недалеко от улицы короля Петра Первого. Когда я увидел табличку с названием впервые удивился, решив, что сербы улицы называют в честь правителя России, и только потом сообразил, что король — это вовсе не император.

Чтобы попасть на большой мост через реку Ибар, мне пришлось дойти до перекрёстка с круговым движением, а с него свернуть на улицу князя Милоша.

Полицейские, стоявшие на мосту, едва удостоили меня беглого взгляда. В основном они смотрели на поток, прибывающий с южной стороны. Оттуда шли, в основном, женщины. Многие — с колёсными сумками-тележками, кое-кто в сопровождении ребятишек. На представителей власти они старались не глядеть, опуская глаза.

Первое, что бросилось в глаза за Ибаром, это качество дорожного покрытия. Тут оно было резко хуже. Похоже, предыдущий раз тут укладывали новый асфальт ещё при Тито.

Народу на улицах было довольно много: мрачные, угрюмые мужчины, женщины, кутающиеся в платки, вездесущие ребятишки, которые сходу опознали во мне иностранца и тут же окружили гомонящим кольцом. Самые смелые выбегали вперёд и, заглядывая в глаза, громко спрашивали: «Ёшь една марка?» После чего с визгом убегали, видимо, не рассчитывая всерьёз на ответ.

Тем не менее, я достал всю немецкую мелочь, которая была в карманах, и раздал её маленьким сорванцам, не забывая тщательно следить за содержимым собственных карманов. Детишки даже притихли от такой щедрости. Только возились и толкались между собой, стараясь пролезть вперёд.

— Всё, — сказал я на английском и развёл руками, когда мелочь закончилась. — Больше нет.

Ребята поняли мои слова без перевода, разочарованно загудев. После этого собравшаяся толпа детей начала рассасываться — остались только самые упрямые.

Я двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на выкрики «ёшь една марка?» мне вслед.

Где-то в одном квартале оставшихся детей строго окрикнул какой-то дед, высунувшийся из недостроенного кирпичного здания. Он строго насупил кустистые седые брови и что-то сердито проговорил на албанском. Дети остановились, что-то сказали в ответ, потом убежали куда-то в ближайший переулок.