— Он за всё получит сполна. Не сомневайся, Лиза! — вдруг произнёс он с таким нажимом на моём имени, что я вздрогнула.

Будто он знал о том, о чём я умолчала. Но виду я не подала.

Кивнула и отвернулась к окну.

Я была дома. Пора начинать жить сначала.

Без мыслей о Ледовском. Без воспоминаний.

И без ожидания нечаянной встречи.

Ледовский

Она ушла и не оглянулась. Я тоже не собирался оглядываться на прошлое, стремительно уходящее от меня в стеклянную дверь, чтобы не оставить сожаление. Я знал, насколько оно губительно, поэтому вычёркивал из жизни людей с завидной многим лёгкостью.

Возвращаться сразу домой не хотелось.

Там будет ожидать Милана, заглядывать в глаза с выражением покорности и ожидания очередной ласки, а мне сейчас не хотелось никого видеть.

Засиделся я в Белоруссии, пора наведаться в другую резиденцию.

Вечером того же дня я объявил Милане, что мы с нею улетаем в Армению. Она никогда не спрашивала, сколько дней мы там проведём, куда полетим в следующий раз. Приятно было иметь под рукой понятливую и ласковую сучку, которая хоть и была в меру строптивой, но чётко знала, когда следует заткнуться.

И когда опуститься на колени и открыть рот совсем не для того, чтобы говорить. В те дни я трахал её часто и жёстко, и она радовалась, как собака, виляя хвостом и снова ластилась, повторяя, что тоже соскучилась. И что считала дни до нашего воссоединения.

А я думал о другой. Не то чтобы думал как о женщине, но мне вдруг захотелось вернуть ей выкуп лично на карту. Она это заслужила.

Я не жалел о том, что с нею сделал. Она, уверен, тоже, и всё же мне бы хотелось увидеть её ещё раз. Издалека посмотреть, какова она в естественной обстановке, когда думает, что на неё никто не смотрит, не считывает каждое её движение, не любуется изгибом тонкой шеи в обрамлении копны тёмных волос.

С Миланой они были похожи внешне, но такими разными! Лиза Вяземская напоминала диковинную бабочку, слишком хрупкую, чтобы выжить в грубой среде, но я ошибался. Она решилась на побег, и пусть это была лишь провокация, довела игру до конца. Добралась до конечной станции и приняла наказание за свою веру в то, что сможет меня обыграть.

Деньги отправились к ней на карту. Что она сделает? Скажет отцу? Нет, конечно. Не потому, что это большая сумма, которую она захочет потратить на себя, а чтобы не объяснять, за что такая щедрость. Вяземский — старый плут и мошенник, он сразу поймёт, что к чему.

Впрочем, я бы хотел посмотреть на его лицо. Когда-то он ударил меня по самому больному месту, убил отца так, что можно поднимать брови и говорить, что всё это ложь, что он до последнего переживал за «старого приятеля». И добавить с притворным вздохом, что бизнес не место для слабых.

Вот и посмотрим, как пойдёт.

Мне передавали фото и видео, снятых на улице, в кафе, при выходе с работы и прочее. Она почти всегда была либо с подругами, либо одна. Но не выглядела несчастной.

А когда с нею пытались знакомиться, ходила пару раз на свидания, заканчивающиеся обычно ничем. Обещанием новой встречи.

А у меня все эти месяцы зрел план.

Я смаковал его неделями, обдумывал, когда начать игру, потому что важно не выступить раньше и не опоздать. Всегда важна «точка входа», почти так же важна, как и последнее «пока».

Вначале я не рассматривал эти планы всерьёз, так, разминка для ума. И всё же мне хотелось увидеть Вяземскую вживую, снова завлечь ей в свои сети, и на этот ей так просто будет не выбраться. Поломает крылья. Себе и отцу, который давно перестал опасаться меня, думая, что сможет откупиться.

Что уже откупился!

И вот это свершилось: у неё появился мужчина. Вероятно, отец поспособствовал. Старше её на лет семь, интеллигентный и сдержанный, выше на голову и совершенный ботаник. Программер из фирмы, где никогда не поднимется выше начальника филиала. Холеный и пресыщенный сукин сын. Вероятно, семья состоятельная, иногда мне докладывали, что видели его вечером в местах, где трахают стриптизёрш.

Она об этом знала?

Медлить было больше нельзя.

Когда я объявил Милане, что улетаю по делам, в её миндалевидных глазах замелькала паника. Эта сучка всегда чувствовала меня лучше, чем кто-либо.

— Скоро вернусь. Через две недели, — бросил я и посмотрел так, что охота спрашивать отпала. Она старалась в последние ночи больше обычного, и от этого стала меня напрягать. Будто играла на своей сцене, с надрывом, заламывая руки и выгибая спину, картинно царапая кожу во время секса и крича во время разрядки моё имя.

Она была хорошей актрисой, когда играла с холодной головой. Не стоит и начинать, если голова занята эмоциями.

— Ты в Москву? — как бы невзначай спросила она за день до отъезда. — У меня тоже там дела есть. Хотела успеть на неделю моды.

— Не успеешь, — ответил я и в тот день приказал ей меня больше не беспокоить.

На следующий поцеловал за завтраком и улетел.

Тем же вечером у меня забронирован билет в театральную ложу. Я выбрал места так, чтобы видеть их, а сам останусь в тени.

Пока не наступит время выйти под свет софитов. И мне, и ей.

Семён мне нравился, с ним был весело, но пока я не допускала его до тела.

С моего последнего секса с Ледовским прошло четыре месяца, а тело помнило те прикосновения. И когда Семён меня целовал, когда проводил рукой по талии, спускаясь к ягодице, это вызвало желание немедленно всё прекратить.

Ощущение неправильности происходящего. Треснувшего зеркала. Если им продолжать пользоваться, это приведёт к несчастью, так говорят.

И я мямлила, что пока не готова. Отец, который знал родителей Семёна, наверняка намекнул, что я ещё девственница, вот кавалер и не настаивал сильно.

Все как-то разом решили, что через полгода мы съедемся, а через год поженимся, и я засяду дома рожать детишек.

— Ты всё решил за меня, — говорила я каждый раз, и он каждый раз недоумённо поднимал брови.

— Я же мужчина, это моя роль, детка.

Это его «детка» выбешивало. Сам он мне не был противен, с ним было интересно, и целоваться умел, но всё же мне не хотелось бы пока сближаться. Просыпаться в одной постели. Быть привязанной к нему.

Впрочем, я уже решила, что пора переходить в другую плоскость. Сегодня после театра я приглашу его к себе на «чашку чая». Раздвину ноги и позволю себя трахнуть. Просто потому, что пора.

Потому что я устала от навязчивых воспоминаний. От иллюзий, что Ледовский всё время следит за мной, от надежды, что однажды он позвонит и спросит, как у меня дела.

Перевёл же мне деньги, которые отец отдал ему в качестве выкупа!

Я тешила себя мыслью, что между нами что-то промелькнула. Наивная дура! Меня просто использовали как подстилку и выбросили, вытерев ноги. Носовой платок, блин, вот кто я для Ледовского! Кем была!

Он уже и думать забыл обо мне. А мне пора сделать то же самое, а не хранить ему дурацкую верность!

Так я думала и, собираясь на вечер, надела красивое сексапильное бельё, надушилась особым парфюмом, выбрала белое узкое платье на тонких бретельках и пообещала себе, что буду давать авансы Семёну, чтобы вся затея не пошла прахом.

Хватит ему справлять нужду в ночных клубах, пора и мне доставить удовольствие.

А если не получится? Если тебе не понравится?

Тогда я найду третьего. Четвёртого, пятого, но изживу телесную память о прикосновении того, первого.

Увидев меня, Семён довольно улыбнулся.

— Может, не поедем никуда? — прошептал он, целуя меня в шею. Я чувствовала его возбуждение, но вот так сдаваться не хотелось. Я инстинктивно отодвигала тот момент, когда ломаться больше будет нельзя.

— Я так ждала этот спектакль. Ты обещал, — мурлыкала я ласковой кошечкой, и он снова принялся гладить меня по спине, спускаясь всё ниже. — Остановись!

Получилось слишком резко, согласна.