Я нацепила джинсы и водолазку, которые мне купили по приказу Миланы, моих вещей не нашла, да и не всё ли равно?! Вчерашнее платье, туфли, чулки я спрятала в шкаф и не хотела никогда видеть. Заправила волосы в узел на затылке, весь яркий макияж смыла ещё вчера.

Теперь на меня из зеркала смотрела учительница начальных классов. Этакий «синий чулок», не способный возбудить мужчину. Жаль, джинсы слишком в обтяг, я бы вообще предпочла балахон. Наверное, потому, что испытывала лёгкий стыд.

Казалось, отец обязательно догадается. К счастью, насколько я его знаю, не спросит прямо, и я промолчу.

К назначенному времени Варвара принесла мне маленькую чёрную дамскую сумку, пахнущую новенькой кожей. Внутри лежал мой загранпаспорт, тоже новёхонький, у меня его раньше и не было, мой прежний сотовый и блокнот с ручкой, неименная пластиковая карта вместе с запечатанным конвертом, внутри которого был пин-код. Презент от фирмы.

И один электронный билет на самолёт до Москвы. На сегодня, вылет через шесть с лишним часов.

— Вам пора.

Я молча кивнула Варваре и поспешила к выходу. Вдруг появился безотчётный страх, что сейчас я снова столкнусь нос к носу с Ледовским, и окажется, что всё это издёвка. Что я никуда не еду, а опять переселяюсь в комнату без окон. И всё повторится сначала.

Но нет. Дорога была свободна.

Незнакомый охранник посадил меня в незнакомую серую тонированную машину и захлопнул за мной заднюю дверцу.

Можно было выдохнуть. Всё кончено. Почти.

От водителя меня отделала непроницаемая перегородка, но мне было всё равно. Машина выехала из ворот и покатила по дороге, ведущей на шоссе. Я не имела понятия, в какой стороне аэропорт, поэтому просто смотрела в окно и боялась дышать. Ясно, что я почти на свободе.

Если бы хотели убить, то не заморачивались бы с билетом.

Однако внезапно машина свернула с главного шоссе на просёлочную дорогу и стала углубляться по ней в лесополосу. Места здесь безлюдные, от дороги далеко. Я вдруг сжалась от предчувствия беды.

И от осознания ситуации, молнией промелькнувшей в голове. Меня одели так и снабдили документами, чтобы когда найдёт труп, не было и намёка на похищение! И это просто издевательство напоследок. Мол, надеялась, дурочка, получи!

Машина остановилась на небольшой поляне, водитель заглушил двигатель. «Ну вот и всё», — подумала я, посмотрев на свои дрожащие руки.

Нет, я не буду плакать и умолять. Не дождётся! Всё равно конец один, удовольствия видеть меня на коленях с зарёванным лицом я ему не доставлю. И всё ж, Боже, как это страшно!

Дверца машины открылась, и я услышала до боли знакомый холодный голос:

— Выходи!

Значит, решил убить самолично.

Подчинилась. Когда я вышла, наши глаза встретились, и на какой-то миг я провалилась в серую бездну. И поняла, что он меня не убьёт. Не сегодня. Не сейчас.

— Вставай к капоту, спиной ко мне и снимай джинсы. Вместе с трусами и становись раком. Ну, живо!

В глубине меня поднимается волна торжествования. О да, ты всё-таки трахнешь меня ещё раз! И я постараюсь сделать всё, чтобы ты меня запомнил!

Я бы предпочла, чтобы поцеловал для начала в губы, я бы хотела слышать, что он меня хочет, но просить ни о чём не стану.

Внизу живота запульсировала волна, и влагалище сжалось в ожидании его члена. Никогда бы не подумала, что секс может быть настолько грязным и одновременно сладким. До судорог между ног.

Я повернулась спиной, медленно стаскивала узкие джинсы, одновременно думая, чтобы всё это не выглядела так, будто я с ним играю. Это выглядит именно так, он всё понимает, смотрит и трогает себя?

Я уверена, что сейчас его член уже рвётся в бой. Но Дмитрий молчал, и я знала: смотрит. Как хищник из засады.

Смотрит и сдерживает себя, чтобы не разорвать меня немедленно.

Если бы я была уверена в том, что он поймёт, я бы сказал: «Иди и возьми меня. Я больше не могу изнывать от желания!»

Но такие слова здесь не подходят. Язык секса грязен, и в этом сейчас слова кажутся единственно разумными. Музыкальными. Выеби меня немедленно!

Так же медленно я стаскиваю трусики до колен и облокачиваюсь на капот машины. Прогибаюсь в спине, и в разгорячённой голове проносится мысль: «А что если он просто поиздевается надо мной?

Не выдержит долго!

Между нами натянулась какая-то невербальная нить, я точно уверена, что надолго его не хватит. И вот я чувствую его руки на своих ягодицах и вздрагиваю как от удара.

По коже побежали мурашки, и я уже готова, я уже теку. И он это видит. И медлит.

А я не оборачиваюсь даже тогда, когда его рука дёргает узел на моём затылке, высвобождая волосы. Они каскадом падают мне на спину и соскальзывают на сторону, закрывая правую щёку.

И он снова медлит. Проводит рукой по обнажённой коже, спускаясь к лепесткам половых губ, и начинает сминать их, а я постанываю от резкой боли, пронзившей живот.

Надо просить отпустить меня, так будет правильно, но сейчас я не знаю, что такое «правильно», а иду на поводу звериного желания быть оплодотворённой самцом. Сильным, крепким, я чувствую его запах и запах его члена.

Стоило попытаться распрямить руки, привстать, как он надавил не на спину, легонько, но так, чтобы поняла: он трахнет меня так, как захочет, и когда захочет.

Головка его касается моих половых губ, чуть раздвигая их, и я закусываю нижнюю губу, чтобы сдержать стон. Знаю: если поддамся желанию двинуться ему навстречу, он из вредности оставит меня неудовлетворённой. А сейчас я что угодно сделаю, чтобы не просто ощутить его в себе, а чтобы он растягивал меня, и ускорялся, и снова доставал до самых глубин. Хочу упасть лицом в грязь, стать просто его шлюхой, которую используют, а потом откинут как ненужную тряпку.

Потом я буду гордой и сделаю вид, что у меня не было иного выхода. Потом, а сейчас, когда он наполовину вошёл меня, я чувствую, как мышцы влагалища охватывают его поршень, и всё же подаюсь ему навстречу. А он кладёт руки на мою талию, и вот мы уже начинаем эротический танец.

Это совсем другие ощущения, нежели накануне. Проникновения глубже, и это приводит меня в восторг. Его член начинает ускоряться, каждый раз, как яйца легонько шлёпают меня по половым губам, стержень достигнет чувствительной точки в стенке лона, и я почти рычу.

Я бы хотела видеть его лицо, но не оборачиваюсь. Пусть в моей памяти он так и останется неизвестным могучим самцом, который принудил меня к разврату, а я ответила на древний призыв, и вот теперь, согнутая пополам, верчусь на его члене. И мне не стыдно. Мне хорошо.

И ему хорошо. В воздухе разливается запах наших разгорячённых тел и липких соков. Мой влагалище бесстыдно урчит и хлюпает, и я хочу ещё. Я ненасытна. Поймала ритм, и наша скачка то притормаживает, когда он почти вынимает член, но я не даю ему этого сделать.

— Какая ты тесная сучка! — хрипит он и почти останавливается.

Я вся замираю, вздрагиваю и дышу так, будто сейчас перестану.

Жить, дышать, чувствовать. Пульсировать снаружи и внутри.

— Хочешь ещё?

— Хочу, — тут же отвечаю я.

— Тогда проси!

Его член медленно ходит во мне, и это даже лучше, чем бесконечная гонка. Я получаю передышку, голова проясняется, и предвкушения оргазма становится таким острым, как лезвие ножа, приставленного к шее. Наверное.

— Трахни меня, Дима! Ещё.

Облизываю пересохшие и искусанные губы.

Он медлит. Я знаю, что ему понравится. Перед чем не устоит!

— Я хочу тебя запомнить. Что ты был первым, — голос срывается, потому что его член начинает ходить во мне с прежним темпом, и вот я уже чувствую, что почти взобралась на гору. Меня охватывает то жар, то леденящий холод.

Его яйца шлёпают по онемевшим половым губам, а руки сжимают мои ягодицы, оставляя следы. Чтобы запомнила. Но мне всё равно.

Я достигаю оргазма, похожего на взрыв, на полёт. На резко раскрывшийся бутон цветка, из которого в лицо выплёскивается сладкая влага. И ветер, студивший щёки.