— Ты… придурок… — рычит она на меня.

Я улыбаюсь ей и увеличиваю темп своих толчков. Каждый раз наши бедра жестко соприкасаются.

— Это то, чего ты действительно хочешь, не так ли, kiska?

Слова на ее языке превращаются в вздохи, когда я прижимаюсь к ее бедрам своими бедрами. — Черт, Исаак, ты разорвешь меня пополам… — Я сжимаю ее бедра так сильно, что знаю, что оставлю отпечатки. Замечательно.

Пусть завтра посмотрит в зеркало и вспомнит, кому она принадлежит.

— Хорошая девочка, — рычу я. — Это напомнит тебе, кого ты на самом деле хочешь.

— Это… блять, это ничего не меняет… ничего… — выдыхает она.

Но я не уверен, что она вообще понимает, что говорит. Ее глаза закатываются. Ее рука обхватывает мое бедро, притягивая к себе, умоляя о большем.

— Скажи мне, — шепчу я Ками на ухо. — Он заставил тебя кончить вот так?

Вместо ответа она вонзает ногти в мою плоть, пуская кровь.

Боль пронзает мою грудь, но я, черт возьми, наслаждаюсь ею. Это делает удовольствие от пребывания внутри нее еще более интенсивным. Все, что я хочу сделать, это вывести ее из ее самосознания. Заставить ее высвободить дикость, которую, как я знаю, таится в ней.

К черту всю ложь, пока не останется только огонь, которым я не могу перестать зацикливаться.

Я трахаю ее так сильно и быстро, как только могу. Капает пот, дыхание смешивается, стоны смешиваются. — Черт… — кричит она, когда я трахаю ее до третьего оргазма.

В тот момент, когда я чувствую, как она дергается на моем члене, я отпускаю себя, наполняя ее собой. Как только я закончу, я отступлю назад, чтобы полюбоваться тем, что я сделал.

Она до сих пор скомканная на лестнице, разложенная как подарок.

Ее глаза мигают, возвращаясь в настоящий момент. Ее грудь вздымается и опускается в судорожных вдохах.

Затем я слышу вздох.

Камила вскакивает, практически сталкивая меня с себя. — Мне очень жаль, сэр, — хнычет одна из горничных, Имельда. Она оборачивается, чтобы дать нам уединение. — Я… я просто… собиралась убраться… я не имела в виду… — Камила целеустремленно пытается одернуть юбку на место. Ее щеки пылают от смущения из-за того, что ее обнаружили.

— Все в порядке, Имельда, — быстро говорю я, убираясь прочь. — Не волнуйся.

Имельда отступает обратно в коридор. Получив момент, Камила проносится мимо меня, направляясь прямо к двери. Она даже не смотрит на меня, когда уходит.

Но как раз перед тем, как она исчезает из виду, я вижу это: пять маленьких синяков на ее бедре, любезно предоставленных кончиками моих пальцев.

Я отметил ее как мою.

— Идиот. Идиот. Идиот.

Я расхаживаю взад-вперед, бросая в воздух разочарованные удары и пытаясь понять, как я позволил своим чувствам покинуть меня, когда я больше всего в них нуждалась.

Он загнал меня в угол, да. Но я оторвалась от этого. Я как наркоман, который не может сказать нет.

Я должна чувствовать себя оскорбленной.

А я должна?

Нет. Вовсе нет.

Потому что он не сделал мне ничего такого, чего бы я не приняла, не хотела.

Практически не просила.

Я забираюсь на диван перед камином и подтягиваю ноги. Я закрываю лицо руками и раскачиваюсь взад-вперед.

Я не только полностью отказался от своих принципов, но мой позор был выставлен напоказ горничной. Готова поспорить, что новость о нашей маленькой сексуальной авантюре разлетится по всему дому ровно через три минуты.

— Что со мной не так? — Я дышу в пустую комнату.

Я хватаю круглую подушку за спиной и швыряю ее в пространство. Он ударяется о решетку камина и беззвучно падает на ковер.

— Простите, мисс Камила?

Я оборачиваюсь и вижу Эдит, стоящую в дверях моей спальни. Она смотрит на меня с беспокойством.

— Эдит, — говорю я, краснея. — Я не видела тебя там.

Она осторожно входит в комнату и с тихим щелчком закрывает дверь.

— Вы в порядке, мэм?

Я вздыхаю. — Не могла бы ты называть меня просто Камила?

— Я могу попробовать, — неуверенно говорит она. — Но это не кажется удобным.

— Ты обращаешься со всеми заключенными твоего босса, как с почетными гостями в этом доме?

Я вздрагиваю, как только злобные слова слетают с моих губ. Это было ненужно. Эдит не сделала ничего плохого.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я расстроена, одинока и чувствую себя слишком уязвимой. Исаак воспользовался моей самой большой слабостью, которой, кстати, оказался он сам.

— Ну, вы первая, мисс Камила, — говорит Эдит.

С моих губ срывается смех. — Первый гость или первая заключенная?

— И то, и другое, я полагаю, — говорит она после секундного раздумья.

Я снова вздыхаю. — Садись, пожалуйста.

Она поднимает брови. — Мадам…

— Продолжай, — говорю я ей, указывая на пустое место рядом со мной на диване.

— Не заставляй меня становиться суровой.

Она немного колеблется, но в конце концов садится, хотя и сидит на краю подушки, словно в любую секунду может выбежать из комнаты.

— Я здесь уже больше недели, — говорю я. — А я почти ничего о тебе не знаю.

Она удивленно улыбается мне. Она как бы говорит: — Я горничная; почему вас это вообще волнует? Мне особо нечего знать, мисс Кэм… — Она замолкает под моим пристальным взглядом. — Камила, — поправляет она приглушенным тоном. — Просто Камила.

— Вот что: я попрошу тебя сделать мне одолжение, — говорю я с дружелюбной улыбкой. — Я не ожидаю, что ты сделаешь это привычкой. Но пока, только ради этого разговора… не могла бы ты притвориться, что мы друзья?

Я говорю это, как будто это шутка. И это — отчасти. Мол, может быть, два процента шучу.

Но остальные девяносто восемь процентов очень, очень серьезны.

Большую часть шести лет я была призраком под защитой правительства Соединенных Штатов. Мало друзей, мало моментов человеческого общения.

Даже сейчас, кто у меня есть? Исаак?

Мы больше ссоримся, чем разговариваем.

И между нами существует отчетливая динамика силы. Он что-то скрывает от меня; Я что-то скрываю от него. Какими бы жестоко честными мы ни были иногда, всегда есть что-то, что мы скрываем друг от друга.

Потому что уязвимость — это высший признак слабости. По крайней мере, в мире дона.

Что оставляет меня с Эдит. Потому что мне очень нужен кто-то, с кем можно поговорить.

И у меня заканчиваются варианты.

Она выглядит ошеломленной просьбой. Но, к ее чести, она сглатывает, выпрямляется и улыбается мне. — Я могу это сделать, — говорит она.

Я дарю ей благодарную улыбку. — Музыка для моих ушей. Как ты получила эту работу?

— Мой брат работает на мастера Исаака, — говорит она мне. — На одном из заводов. Я только что закончила среднюю школу, и мне нужна была достойная работа с некоторой гибкостью. Я учусь в университете.

— Это потрясающе, Эдит.

— У меня есть еще около года.

— А потом?

— Тогда я сдам свое уведомление здесь и найду работу в рекламе или продажах. Что-то корпоративное и интересное. Где-нибудь я смогу носить силовые костюмы и отдавать приказы мужчинам.

Я смеюсь. — Не такая уж ты и кроткая, не так ли?

Она пожимает плечами, но застенчиво улыбается. — У всех нас есть свои роли. Я здесь не для того, чтобы поднимать волну. Я здесь, чтобы не поднимать голову и закончить университет. Я благодарна мастеру Исааку за то, что он дал мне эту работу.

Я откидываюсь назад. — Он хороший начальник?

— Я знаю, это не совсем то, что ты хочешь услышать… но да, это он.

— И он тебе нравится?

Она тут же напрягается, как будто я задала ей навязчивый вопрос. С другой стороны, учитывая, что я спрашиваю ее о ее боссе, а технически я его жена, я полагаю, что задавать этот вопрос навязчиво.

— Извини. Ты не обязана отвечать на этот вопрос, если не хочешь.

— Нет, нет, все в порядке, — быстро говорит она, как будто ее окно честности закрывается. — Все нормально. Он мне нравится. Иногда он определенно пугает…