Мы, похоже, наблюдаем возврат к дуализму, от которого отказались Упанишады: Зло существует, и оно вовсе не является плодом человеческой фантазии. Происходит сближение (однако фактически лежит в основе) с концепцией гностицизма, объявляющего плохим все земное. Мара не толкает принца на преступление, разврат или воровство; он только призывает вернуться в мир простых смертных, считающийся именно потому «плохим». Мара вовсе не демон и тем более не дьявол, если не заходить далеко, сравнивая с концепциями христианства; Мара — бог смерти, ибо все живое обречено на смерть, и всякая жизнь с самого зарождения несет в себе зародыш смерти. Жить — значит готовиться к смерти. И напоминание о невозможности освободиться от пут имеет целью ввергнуть Будду в уныние и призвать смириться с незавидной человеческой долей, то есть с неминуемой смертью.

Однако, черпая поддержку в десяти великих добродетелях или парамитас, Гаутама отвечает: «Твоим первым оружием является похоть, вторым — отрицание духовности, третьим — жажда и голод, четвертым — желание, пятым — тупость и лень, шестым — трусость, седьмым — сомнение, восьмым — лицемерие и упрямство, девятым — погоня за наживой, лестью, пустыми почестями и ложной славой, а десятым — самовлюбленность и презрение к окружающим. Вот, Мара, все твое оружие. Ни один слабый духом человек не сможет противостоять тебе; только выстояв можно достигнуть высшего блаженства». Как раз в майскую ночь полнолуния в 528 году до н.э. Мара потерпел свое самое сокрушительное поражение. Бодрствуя с двух часов ночи до шести часов утра, Гаутама постиг Четыре Благочестивые Истины[54]; он стал недосягаем для земных соблазнов и утех. Мара еще не раз принимался уговаривать Будду, и ему в конце концов удалось достичь поставленной цели, и Будда умер.

Неважно, насколько точны эти сведения и достоверна сама история Будды. В классическом исследовании Ламотта[55] повествуется о тщетности попыток восстановить жизненный путь этой легендарной личности, за что, похоже, никто так до сих пор всерьез не брался. Да и ни к чему, впрочем, не привело бы, так как секта Махаяна, начавшая распространять буддизм с IV века в Китае, Корее, Японии, на Суматре и дошедшая даже до Цейлона, где господствовали более строгие традиционные каноны, проповедует, что Будда — божество многоликое. Одни считают Будду пятиликим (Вайрокана, Аксобхия, Ратнасамбхава, Амитабха и Амогазидхи), в то время как по мнению других у него двадцать четыре лица. Как бы то ни было, между многочисленными сектами никогда не было антагонизма; мы не ошибемся, если скажем, что у каждого верующего есть свой Будда.

Религиозное учение, оставаясь неизменным в своей основе, проповедовало сострадание и отрешенность от мира.

Злобный Наги из Урувилве, с которым сталкивается Будда после первого поединка с Мара, также не был дьяволом. Решив укротить это полубожественное существо со змеиным туловищем и несколькими головами, Будда входит к нему в логово и садится, скрестив ноги и выпрямив спину. Наги дохнул на него дымом, Будда ответил ему тем же. Наги изверг из пасти огонь, Будда не отступил. Всех, кто оказался свидетелем того, как из дома повалил дым, а затем и огонь, охватила паника. Однако вскоре люди узнали об исходе поединка: наделенный сверхъестественным могуществом Будда покорил Нага и поместил в сосуд. Так Будда мирно закончил бой, который стал прообразом мифа о святом Георгии, а также всех других мифов о героях, побеждающих легендарных чудовищ, начиная от Персея, убившего морское чудовище, который уже был готов проглотить привязанную к скале Андромеду, и кончая Одиссеем, выбившим глаз у циклопа. Он олицетворяет силу духа, торжествующего над материей.

В космологии Тхеравада — школы, распространявшей древнее буддийское учение, — мы тем более не найдем «господина дьявола»: нижний из трех миров, Желание, населен пятью или шестью разновидностями существ, в числе которых находятся полубожества, люди, демоны и бестелесные голодные призраки, напоминающие духов с острова Пасха, по имени Шарвастивада, Саутрантика, Махизазака, Дхармагубтака, Самматийя, Винайя, Махазангхика, Локоттаравада, Сатьязиддхи. У них нет повелителя, как это принято в нашей мифологии. Отдавая дань традициям, сторонники азиатского направления буддийского учения в Индии, на Цейлоне, в Китае и Японии со времен победы Будды над Мара полагают, что демоны, так же как и боги, отсутствуют, пока находишься в нижнем из миров, то есть там, где есть Желание. Буддизм в сущности является учением, исповедующим полное очищение, которое должно привести к нирване; оно не ставит целью оставить за дьяволом и прочей нечистой силой, как, впрочем, и за богами, недоступную познанию метафизическую сущность, которая исповедуется монотеизмами: для последователей Будды они представляют собой реальные, но в то же время вторичные понятия. Даже Брахма — позаимствованный у индуизма бог, которого можно сравнить с нашим Богом-создателем, — вовсе не вечен: он — тот, кто первым появляется и последним уходит в конце каждого цикла перевоплощений. Неважно, принадлежит ли божество небесному или подземному царству — оно есть явление, ограниченное временными рамками.

В буддизме нет и не может быть антагонистического противопоставления Бога дьяволу; наглядным примером тому может служить одно превращение: на Тибете верят, что вытесненные буддистами в VIII веке древние боги в знак протеста превратились в демонов, и только старые чародеи или добрые волшебники способны им противостоять. Перед нами один из вариантов реорганизации пантеона в соответствии с реформой, проведенной последователями Заратустры (см. пятую главу). Тем не менее эта реформа осуществлялась на основе интеграции, а не устранения. Тибетские буддисты, так же как, впрочем, и китайские, основывают свои небольшие храмы по соседству с последователями других религий, чтобы молитвами усмирить гнев чужих богов. Азия издавна представляет собой настоящую землю обетованную, где мирно уживается множество религий: когда в VII веке буддизм стал пользоваться в Японии не меньшим влиянием, чем местный синтоизм (следует признать, что между ними не было конфликта, во всяком случае, того, что в какой-нибудь степени напоминало религиозную войну; просто синтоисты устраивали свои молельни внутри буддийских храмов, и наоборот), духовенство стало задаваться вопросом, какая религия самая лучшая, и император Шому увидел во сне Аматеразу, богиню Солнца и основательницу династии, которая поведала ему, что Япония — страна богов, и потому все боги должны одинаково почитаться, ибо первый из пяти, Будда, такой же, как и их боги[56].

Однако, что же происходит с душами преступников? Если существует загробный мир, как закономерное наказание за совершенные при жизни неблаговидные поступки, то он не вечен, ибо, согласно циклам перевоплощений, всему когда-нибудь приходит конец. Никакое преступление, даже самое тяжкое, как, например, отцеубийство, не может быть искуплено вечным «проклятием» (термин, который также не используется в буддизме). В «Истории призраков» или в одной из трех корзин «Типитака»[57], где собраны тридцать два канонических рассказа под названием «Сутта-питака» или «Корзина наставлений», имеется описание тех страшных мест, куда отправляются преступники[58]. И вовсе не обязательно, что это будет, как принято у нас, преисподняя, однако в любом случае это не что иное, как чистилище. И было бы логичным предположить, что чистилище не относится к числу вечных понятий, ибо Зло также является преходящим понятием, так как в буддизме не существует первородного греха и человек не несет ответственности за каприз Всевышнего, ставшего причиной появления Зла. По всей вероятности, дьявол не вписывается в систему, где отсутствует метафизическая основа Зла, которое боги признают лишь тогда, когда речь заходит о взаимоотношениях между людьми.