Итак, иранское влияние возникло на основе дружбы. И сыну своего единственного верховного бога Ахура Мазда персы дали отвечавшее чаяниям евреев имя Митра, то есть «контракт», заключенный одновременно с заветом, а может быть, и раньше. И этот бог по имени «Контракт» стал залогом мира на долгие века. Он стал почти мессией, глашатаем Нового завета. Как случилось, что евреи не позаимствовали у иранцев их дьявола, виновника всех бед на земле, каким был Ариман, истинное воплощение Зла?

Влияние Месопотамии было замешано на ненависти, что проявилось в той символической роли, которую отвели здесь женщине. В мифологии Месопотамии любая женщина, даже носившая столь легендарное имя как Иштар, — и совсем неважно, что она была богиней, — представляется мегерой, с хитростью использующей преимущества своего пола для обольщения прекрасных благородных девственников — мужчин, как, например, Гильгамеш. И в Ветхом завете — в особенности во времена пленения — роль женщины настолько принижена, что упоминание о ней почти исчезает со страниц небиблейских священных писаний, где авторы называют ее едва ли не ошибкой природы[685]. Проникновение женоненавистничества в иудаизм, заимствованное из мифологии Месопотамии, проходило особенно гладко еще и потому, что митраизм исповедовал мужское братство и мужской кодекс чести, исключавший при этом всякое женское начало. Оставалось лишь написать Бытие и свалить на Еву всю вину за первородный грех.

Грех, искупление, женоненавистничество, дьявол — вот какой обширный набор «товаров» предложил иудаизму Восток. Именно на «восточном базаре» и нашли все необходимое эссены, а в последствии и ученики Иисуса. Если считать два тысячелетия долгим периодом в истории человечества, то дьяволу была обеспечена долгая жизнь.

«И ушел Иисус вслед за Святым Духом в пустыню, чтобы испытать дьявольское искушение», — говорится в Евангелии от Матфея (IV; 1—10)[686] Проведя сорок дней и ночей без еды, он почувствовал голод. Искуситель приблизился к нему и произнес: «Если ты на самом деле Сын Божий, преврати эти камни в хлеб», — на что Иисус ответил: «В Писаниях сказано: не хлебом единым жив человек, а словом, слетающим с божественных уст». Пришлось дьяволу привести его в Святой город и поднять на кровлю храма. «Если ты Сын Божий, — произнес он, — прыгай вниз, ибо в Писаниях сказано: «Он доверит тебя ангелам, и они подхватят тебя под руки, чтобы ты не ушиб ноги о камень». Иисус ответил: «В Писаниях также сказано: «Ты не станешь испытывать терпение своего Бога и повелителя».

«Дьявол привел Иисуса на самую высокую гору и, указав на открывшиеся его взору государства, сказал: «Все, что ты видишь, будет твоим, если не будешь упрямиться и покоришься мне». Однако Христос ответил: «Уймись, Сатана! В Писаниях сказано: «Ты поклонишься мне и будешь славить имя мое».

Всем известная встреча Иисуса с дьяволом дает пищу для размышлений, ибо она произошла сразу после противоречивой по своей сути сцены крещения Иисуса: нам прекрасно известно, что крестились в те далекие времена только эссены. И нам пришлось бы причислить Иисуса к этой религиозной секте, если бы она упоминалась в Новом завете. Кроме того, крещение у эссенов считалось обрядом, искупающим первородный грех, а применительно к Иисусу, рожденному земной женщиной от Святого духа, то есть, согласно современной теологии, в результате беспорочного зачатия, оно было бы не только бессмысленным, но, пожалуй, кощунственным.

Нам неизвестна цель пребывания Иисуса в пустыне, а в синоптических Евангелиях[687] слишком много несоответствий и расхождений, чтобы сделать какой-то вывод. Например, в Евангелии от Матфея говорится о том, что попытка искушения Иисуса имела место по окончании поста, в то время как в Евангелиях от Марка и от Луки указывается, что Иисус подвергался искушению во время поста. А в Евангелии от Иоанна об искушении вообще нет ни строчки. И только Евангелия от Матфея и от Луки описывают тройственный характер искушения, в то время как в Евангелии от Марка о нем даже не упоминается. Вот так-то.

Однако напрашиваются сразу три вопроса.

Во-первых, Иисуса подвергает испытанию дух и, очевидно, не простой, а Святой. И это был все тот же Божественный дух, который в сокращенном варианте Евангелия от Марка (1; 1—12) принимает обличье голубки и опускается на плечи Иисуса в момент крещения и советует отправиться в пустыню. Как мы видим, искушение Иисуса удивительным образом напоминает испытание Иова; можно даже сказать, что Бог при участии Святого духа устроил испытание собственному сыну, хотя божество ни в коем случае нельзя подвергать испытанию, о чем и напомнил Богу сам Иисус. Дело в том, что Всевышний как будто сомневался в своем божественном происхождении или же не совсем был уверен в том, что принадлежность к небесной рати убережет сына от искушения.

Во-вторых, Сатана оказался тугодумом: ведь ему было известно о божественном происхождении Иисуса, однако это не остановило дьявола в попытке ввести в искушение Сына Божьего; Сатана упрямо твердил одно и то же, как будто был не способен найти другие, более убедительные доводы. Таким образом, перед нами Противник, который вполне мог сойти за круглого идиота.

В-третьих, ученики Иисуса видели подтверждение божественности Учителя в творимых им чудесах. Похоже, что и дьявол не сомневался в этом, но, тем не менее, Иисус отказался проделать что-нибудь диковинное хотя бы для того, чтобы избавиться от назойливых предложений искусителя. Его отказ кажется еще более немотивированным, если вспомнить, что при других обстоятельствах Иисус, не колеблясь, пользовался своей чудодейственной силой в борьбе против того же Сатаны.

Итак, мы чуть было не согласились с тем, что весь рассказ о тройном искушении в пустыне, показавшийся нам весьма запутанным, придуман только для того, чтобы представить Сатану злейшим врагом Бога.

Впрочем, современные ученые не верят в этот рассказ. «Диалог между Иисусом и дьяволом отражает дискуссию последователей раввинского учения», — полагает Бультман (Rudolf Bultmann). «Подобный спор по трем пунктам, где ответом на каждый вопрос служит цитата из Священного писания, встречается во многих раввинских текстах. В одном из них, например, раввин вступил в диалог с князем тьмы, в другом, — продолжает Бультман, — изложена еврейская легенда об Аврааме, где «дьявол, чтобы спасти Нимврода от адского пекла, потребовал его душу». И что еще нужно доказать? «Что, несмотря на свой человеческий облик, спустившийся на землю Иисус был столь долгожданным мессией?[688] Тогда как же быть с искушениями, которые никак не вписывались в задачи, которые должен был решать Спасатель?»[689] В конце концов, нам трудно судить о том, был ли рассказ о словесном поединке с Сатаной только «мифом, аналогичным легенде о схватке Мардука с Драконом», — заявляет Бультман. Другими словами, не заимствован ли этот рассказ из мифологии Месопотамии?