Было бы большой ошибкой полагать, что буддисты являются агностиками в том смысле, который мы придаем этому понятию в Европе[59]: мир, в котором не было Творца, представляет собой череду явлений, согласно пяти силлогизмам, предложенным школой Ниайя (первое доказательство — звук, имеет свое начало и конец. Второе — его кто-то издает. Третье как пример — он такой же, как горшки. Четвертое как применение — горшки кем-то создаются, и они не вечны. Заключение — звук преходящ); абсолютная истина остается непознанной ввиду отсутствия самого понятия познания. В этом нет буддийской метафизики, ибо она никогда не была предметом изучения: речь идет об этике, основанной не на догмах, которые исключены из буддийского учения (нет основания верить в религиозный характер предложения, если оно иррационально), а на сострадании. Указанные Буддой добродетели и пороки соотносятся со средствами достижения наивысшей гармонии во взаимоотношениях с себе подобными.
Итак, первой добродетелью или первым «возвышенным условием» будет сострадание (на санскрите maitri, а на языке пали mettra), запрещающее буддистам обижать кого бы то ни было, в том числе и себя. Другими добродетелями являются любовь к ближнему, сопереживание чужому горю, удовлетворение, ощущаемое при чужой радости, невозмутимость по отношению к горестям и радостям. Пороков или «связей» (с внешним миром) всего десять; к ним относятся: заблуждение относительно существования собственного «я», сомнение, склонность к аскетизму, чувственность, недобрая воля, желание снова вернуться на Землю, стремление попасть на небеса, гордость, пуританство и высокомерие. Чрезмерный аскетизм — прибежище искателей абсолютной истины, горящих нетерпением проститься с земной формой существования, — так же не поощряется, как и незнание заповедей Будды.
Иначе говоря, человек, способный на сострадание, всегда проявит сочувствие к ближнему, не надеясь и не рассчитывая на вознаграждение в земной или загробной жизни. Если подобное мировоззрение мы захотели бы сравнить с западной философией, то сказали бы, что последователь буддийского учения ограничен Dasein, то есть «бытием», по Хайдеггеру. Но, возможно, такое сравнение было бы неуместным. Нельзя понять деяний Будды, не зная условий, в которых он создавал свое учение. В самом деле, Будда обращался к людям, искавшим путь к истине и отошедшим от двух религий, господствовавших в те времена: брахманизма, проповедовавшего освобождение от чувственного восприятия, и джайнизма, насаждающего чрезмерный аскетизм в стремлении приостановить жизненное и даже духовное развитие.
Будда, каким бы мифическим он ни казался, заслуживает отдельного разговора. Ему удалось вытеснить все существовавшие ранее верования, которые делали ставку на выживание или, скорее, на бессмертие души во времена, когда крестьяне дрожали в своих хижинах от страха, что душа какого-нибудь рассердившегося на них предка посетит их жилище, чтобы извести скот или птицу. Будда смог успокоить индусов. Буддисты видят в душе нечто иное, чем мы, европейцы. Все, что начинается, имеет свой конец, в том числе и душа, так как она появляется вместе с жизнью и умирает вместе с ней. Надо сказать, что с этим положением было нелегко согласиться, и последователи буддийского учения подсластили горькую пилюлю, обратившись к религиозно-мистическому учению о переселении души во вновь родившийся организм. Душа, как проповедовали буддисты, бессмертна, но только на определенном отрезке времени; она перевоплощается вновь и вновь, пока не достигает совершенства, чтобы раствориться в великом и всеобъемлющем Существе. Однако Будду нельзя упрекнуть ни в цинизме, ни в материализме: материя переходит из одной формы в другую — именно так он ее и трактовал. От него, естественно, ждали определения Добра и Зла; он свел их к земным иллюзиям. При столь четком этическом разграничении нет сомнения в том, что любой дьявол был бы изгнан из пантеона, как бывает снята карнавальная маска на рассвете в первый день поста. От Будды также ждали оправдания заслуженного блаженства; если бы он это сделал, ему пришлось бы оправдывать Желание, оставляющее круги на воде, в которой должен отражаться Он. Будда отказался от Желания. Возвышенной душе должно быть чуждо Желание. Вот так Будда пошел против всех религиозных течений своего времени, и мы должны воздать хвалу Индии за то, что она предложила миру свое философское учение, каким бы сложным и строгим оно нам ни казалось.
Параллельно буддизму и трем его великим системам в обширной семье религий, объединенных под единым названием индуизм, продолжала существовать ведийская религия, появившаяся в результате слияния изложенного в философских сочинениях Веды — Упанишадах, — учения, потесненных, но не забытых древних поверий Хараппа и, безусловно, идеалов, проповедовавшихся во второстепенных и зачастую языческих культах[60]. Следует сразу же заметить — и все ученые разделяют эту точку зрения, — что термин «индуизм», принятый из чисто языковых соображений, не вмещает в себя все понятия, которые он обозначает[61]. В самом деле, если и можно выделить из индуистского учения нечто общее для всех религий, так это различия, имеющиеся между его направлениями, такими, как брахманизм, вишнуизм, шиваизм, тантризм, шактизм, народный индуизм и многочисленные формы индусского мистицизма. Кроме того, религии, объединенные под одним названием «индуизм», с течением времени претерпели большие изменения; под влиянием различных веяний от них отпочковывались все новые и новые направления, продолжавшие менять свою структуру вплоть до нашего времени. Например, многим известно, какое влияние на Махатму Ганди оказала Нагорная проповедь, но не все знают, что индуисты весьма терпимо относятся к христианству и к обращению в христианскую веру, являясь для нас примером редкого проявления терпимости по отношению к другим вероисповеданиям, хотя они и отвергают теологию и догмы христианства, в основном по причине их непримиримости к другим религиям. Принято считать, что в индуизме имеются три школы великих учителей: Шанкара, Рамануджа и Радхва.
В брахманизме, то есть в наиболее близком к изначальной ведийской религии направлении индуизма, единственным божеством является Пуруша, прообраз монотеизмов, выступающий как божественная духовная сущность, часть которого составляют душа и сознание человека. Став отцом богини Вира, Пуруша возродился в новом обличии. У него не было врагов. Космосу больше не ведомы драмы. Однако брахманизм претерпел эволюцию и предвосхитил события, ставшие основой христианской теологии. Пуруша был в одном лице и человеческим сыном Нарайана и высшим божеством Пражапати. Познав все этапы земной жизни и пройдя все циклы перевоплощений, он был возведен в степень божества, которому поклонялись, что дало ему, в свою очередь, право на бессмертие.
Зло в брахманизме, как его понимают религии с одним божеством: стремление нарушить мировой порядок неправедными поступками, — не существует. Простым смертным не доступно ни абсолютное Зло, ни абсолютное Добро. Они могут только констатировать хорошее или плохое исполнение ритуалов, откуда и идет в индуизме неукоснительное выполнение обрядов. Например, любое нарушение ритуала, как и всякий контакт с телом усопшего, допущенная при жертвоприношении ошибка или плохо прочитанная молитва могут привести к тяжелой болезни и даже стать причиной скоропостижной смерти. И если не поторопиться с принесением новой искупительной жертвы, то даже такие в обычное время благосклонные к людям божества, как повелитель огня Агни и хранитель порядка Варуна, превратятся в богов-мстителей.
К такому положению вещей следует относиться со всей серьезностью, ибо так же, как в ведийской религии, только скрупулезное соблюдение ритуалов помогает избегать худшего из несчастий, каким может быть потеря благосклонности богов во время последующих перевоплощений. Как и другие направления индуизма, брахманизм ввел в практику новшество — веру в перевоплощение, которая уже существовала в ведийской системе Упанишад, а теперь получила дальнейшее развитие. Благодаря достоинствам или, наоборот, ввиду отсутствия таковых, человек может превратиться в крысу (отсюда идет почитание индусами этого животного, впрочем, пугающего своей сообразительностью), или в корову, или в другого человека. Главное — не утратить опыта, накопленного во время человеческой жизни, что дается знанием космических связей, которые опять же устанавливает ритуал, как предписывают богословские трактаты Упанишады или священная книга Брад-Араниака. Согласно ее заповедям, следует соблюдать чистоту ритуала, избегать случайных совпадений и уважать религиозный закон или дхарму, который обеспечит правоверному «надежный» мир или loka, сократив до минимума неприятные ощущения, сопутствующие перевоплощению.
