— Милый, ты вернулся? — потом я буду себя ненавидеть за эту слабость, но здесь и сейчас я, впервые, хочу показать свою принадлежность мужчине. Может хотя бы так Олег оставит меня в покое.

Шахманов же, между тем, опускает теплые ладони мне на талию, затем нежно проводит по животу и сплетает их в замок. Шелк создает ощущение, что он проводит ладонями по голому телу. У меня напрягается каждая мышца, а живот ошпаривает кипятком. Я боюсь пошевелиться.

Хорошо, что он понял мой намек и подыграл, но это уже перебор.

Не знаю что видит на наших лицах Олег, но он с грохотом ставит свой стакан на стол и, круто развернувшись, идет к выходу.

— Ты уже вручил чек фонду? — все еще не шевелюсь, стоя спиной вплотную к Шахманову.

— Да. — он тоже замирает.

— Предлагаю сбежать домой, заказать китайской еды и поужинать без этих любопытных глаз.

— Согласен. — Шахманов убирает руки с моего живота, забирая с собой часть тепла. — Милая.

«— Твое сердце бьётся при виде нее? — навис Рома над Денисом, заглядывая в глаза.

— Мое сердце бьётся всегда, это физиология. — отодвинул он друга подальше. — Рома, что за романтические потуги? Тебе не идёт.

— Никакой с тобой ромааантики.

— Где то я это уже слышал. — хмыкнул Денис.

— У тебя это на лбу бегущей строкой. — наигранно обиделся Роман. — И чего в тебе девки находят, не понимаю.»

(с) Шахманов и Грановский.

Пока мы ехали домой, начался дождь. Небо заволокло почти черными тучами, а капли барабанили по крыше машины так громко, что музыку было почти не слышно. Видимость была очень плохая, но Шахманов ехал уверенно, держа руль одной рукой. Я засмотрелась. Мужчина за рулем это всегда своего рода эстетика, есть в этом что то.

От раската грома я вздрагиваю и вцепляюсь правой рукой в край сидения.

Я люблю грозу. Я боюсь грозы.

Вряд ли мертвая хватка за разные предметы ослабит страх, но это придает какое то спокойствие.

Небо словно разрывается на части: молнии освещают все вокруг, а от грома, кажется, содрогаются здания и деревья.

Хорошо, что мы быстро добираемся до дома. Шахманов глушит машину и поворачивается ко мне:

— Посиди немного, я принесу из дома зонт.

Он вышел из машины и уже был на половине пути когда снова громыхнуло и я, перепугавшись, выбежала из машины следом.

Мы забежали в дом мокрыми насквозь, хотя припарковались совсем рядом. Ну и погодка выдалась.

— Ты чего не дождалась?

Пожимаю плечами. Он, наверное, не помнит как я пряталась от грозы под одеялом. С тех пор мало что изменилось. В такие моменты внутри поднимается какой то первобытный страх перед огромной и беспощадной природой. Хуже грозы только пауки, честное слово.

Увидеть в грозу паука- к инфаркту.

Мы расходимся по своим комнатам принимать горячий душ, еще не хватало простудиться для полного счастья. После, согревшись и переодевшись в пижаму, я забрираюсь под одеяло. Китайская еда накрылась медным тазом. Даже если доставка и работает, то у меня не хватит совести заставить кого то ехать в такую погоду и в такую даль только потому что я проголодалась. В холодильнике наверняка есть что то вкусненькое от Марты.

Только начавшая стихать гроза возобновилась с прежней силой, я пыталась читать, чтобы отвлечься, но не могла сосредоточиться и постоянно вздрагивала. Одеялко не дарило чувство защищенности, что очень странно. Обычно оно являлось панацеей от грозы и монстров под кроватью.

Остается один выход- Шахманов. Но заявиться к нему в комнату почти ночью, без причины, признаться в такой детской слабости? Это удар по самолюбию. Может предложить ему перекусить? Или спросить о чем нибудь?

В очередной раз раздается гром и гаснет свет.

Наплевав на всю гордость и самолюбие, я останавливаюсь у двери в комнату Шахманова. Страх оказался сильнее. Переминаюсь с ноги на ногу и робею словно школьница, жду пока он закончит говорить по телефону.

— Испугалась?

Неопределенно качаю головой и сажусь в кресло, недалеко от окна. Светильник на прикроватной тумбочке продолжает работать, освещая облокотившегося на спинку кровати Шахманова с книгой в руках.

— Аккумуляторный. — отвечает он, не дожидаясь вопроса. — Произошла авария, электричество починят как только погода успокоится.

— Что читаешь?

— Граф Монте-Кристо.

Я снова вздрагиваю от очередного раската грома и опускаю глаза, вздыхая. Вот тебе и сильная и независимая. Вжалась в кресло словно котенок.

— Иди сюда. — он откидывает край одеяла со свободной стороны кровати, приглашая меня в безопасное место. Сам же он сидит поверх одеяла, в домашних штанах и футболке. Мои взвешивания «за» и «против» прерывает молния, осветившая почти всю комнату, предвещая новые содрогания неба. Я ныряю к Шахманову на противоположную сторону кровати, благо она огромная, и до самой шеи натянула одеяло.

— Почитаешь вслух?

— Мм? — меня окидывают удивленным взглядом, словно до этого он о чем то глубоко задумался.

— Почитаешь вслух?

— Хорошо. Продолжу оттуда, где остановился.

Шахманов прочищает горло и садится поудобнее. Поворачиваюсь на бок, лицом к нему, чтобы была возможность наблюдать незаметно.

Несмотря на разбушевавшуюся за окном погоду, здесь и сейчас, в шахмановской комнате, так комфортно и уютно. Что то теплое и мягкое шевельнулось внутри меня.

— «В этом мире нет ни счастья, ни несчастья, то и другое постигается лишь в сравнении. Только тот, кто был беспредельно несчастлив, способен испытать беспредельное блаженство».

***

Я не люблю утро. Оно, как и понедельники, добрым не бывает. Но, иногда, просыпаешься утром и все хорошо, внутри спокойно, одеяло укутало в свои мягкие объятия. Никуда не нужно торопиться, солнышко играет лучиками с твоим лицом, словно проводя по нему перышком. Это у меня бывает крайне редко, но сегодня утро оказалось именно таким.

Какое то время после пробуждения просто лежу, не двигаясь и не открывая глаза, опасаясь спугнуть это ощущение. Жарко и в животе урчит, поэтому вздыхаю и нехотя отодвигаю одеяло. Не отодвигается. Открываю глаза и все внутри замирает. Шахманов.

Нет, не так.

ШАХМАНОВ!

Лежим друг к другу почти нос к носу, его наглые ручонки и нога обвили меня как вьюн. Умиротворенно спит, все морщинки «серьезности» расправлены, волосы растрепаны. Из за того, что мышцы лица расслабленны, шрам не так ярко выделяется на лице. Сжимаю руку в кулак подавляя внезапное желание провести пальцем по этому шраму, узнать какой он на ощупь. Когда нибудь я решусь спросить о причине его появления. Наверное. Шрам был частью этого человека сколько я его помню.

Пока блуждаю в мыслях не замечаю что напротив тоже уже не спят, наблюдают за мной:

— Доброе утро. — голос хриплый, как бывает утром, когда не до конца проснулся. Мягкий, сонный, без обычного серьезного выражения лица. Домашний.

— Доброго утра. — такого Шахманова я не знаю, такой он меня смущает, от чего мой голос делается еле слышным.

Ночью мы были на разных концах большой кровати, по разные стороны одеяла. Ничего себе нас Монте-Кристо примагнитил…

Неловкое молчание, возможно оно такое только для меня, затягивается. Я еще раз пробую вылезти из под одеяла, но безуспешно. Вот же медведь. Наблюдая за моими попытками даже не пошевелился.

— Надо вставать. — намекаю на то, что настало время убрать на место свои конечности.

— Надо.

Лежим дальше. Странное утро.

Наконец он поворачивается на спину, потягиваясь и освобождая из своеобразного капкана. Чем я тут же воспользовалась и через несколько секунд уже стояла в своей комнате. Никогда не была так рада розовому цвету.

Прохладный душ и очень мятная зубная паста прогоняют остатки сна. Спускаюсь на кухню, варю кофе и делаю завтрак. Вчера нормально поесть так и не получилось. Хорошо, что рано утром электричество починили. Смотрю на часы и удивленно моргаю, я была уверена, что сейчас раннее утро. Как бы не так, полдень. Неожиданный поворот.