«Далось ему наше свидание. Он до сих пор не обращал на девушек внимания. Ни на эту, ни на других», — забеспокоился Данеш.
Впрочем, у них с Кайраком давно были сложные отношения, еще с раннего детства. Но теперь его неоправданная злость вызвала у Данеша чувство протеста.
— Ты угадал! А что касается вил, то, кто знает, может, еще бы немного, и они воткнулись бы тебе в живот, — сказал он, принужденно улыбаясь.
Данеш поднял вилы и зашагал к своим лошадям. По дороге он оглянулся. Кайрак уже сидел в своих санях, ссутулился под огромной черной шубой, ни дать, ни взять копна, схваченная белой изморозью. Для большего удобства он даже концы вожжей подложил под себя, чтобы не очень-то утруждать руки.
Данеш залез в сани и тронул коней, Кайрак пустился следом. И снова запели полозья, но теперь их песня не веселила сердце.
Мороз крепчал, царапал лицо ледяными иглами. Кайрак все глубже зарывался в просторную шубу, но мороз доставал его и там, щипал занос и щеки. Брр!.. А Данешу хоть бы что! Стоял в полный рост, посвистывал, погоняя лошадей, да помахивал кнутом. Когда он поворачивался в профиль, Кайрак видел его красное, словно распаренное лицо, и почему-то его неуязвимость в этакую стужу возмущала Кайрака.
— Ишь: «Вилы тебе в живот», — вспомнил Кайрак слова Данеша. — Я тебе такие вилы воткну! Слабак, а туда же еще… И вечно ему везет. Вот вчера, например.
Вчера по случаю ненастья они встретились в гостях у одного из сверстников. Вначале был обед, хозяин специально зарезал для гостей телку. Наевшись, джигиты уселись за карты, и Данешу, конечно, везло, как всегда. Но ему и этого было мало. Каждый раз, когда заканчивалась игра, он приговаривал:
— Вот как надо играть! Учитесь!
Пришлось возразить: мол, зря не хвастайся, если бы я играл под интерес, ты бы не выиграл ни одной партии.
Но Данеш, вместо того чтоб уняться, сказал:
— Ну коль ты такой игрок, сыграй на свою жену! Что, Кайрак, боишься?
Конечно, Данеш шутил, но все же было неприятно, что шутил не кто-то, а именно Данеш. Жаль, не к чему было придраться, не то бы он, Кайрак, показал ему, почем фунт лиха.
Кони его зафыркали и встали, точно перед ними оказалась стена. Кайрак поднял голову, выглянул из-за воротника и обнаружил, что у Данеша опять выпали вилы. Только Данеш на этот раз заметил сам и вылез из саней, не ожидая окрика. Он поднял вилы и пояснил сокрушенно:
— Какое-то наваждение. Кажется, накрепко привязал — и на тебе! Опять упали!
Но Кайрак уже был взбешен.
— Я же предупреждал тебя: придумай что-нибудь другое, — процедил он с ледяной улыбкой. — Попробуй еще урони, и я вгоню их в брюхо твоих лошадей. Если уж ты хочешь найти им такое применение. И не я, а ты потащишь сани на себе!
В глазах Данеша мелькнула растерянность, но затем самолюбивый парень взял себя в руки и возразил:
— Ну, тогда, Кайрак, мне придется постараться, чтобы в третий раз они все-таки попали по назначению.
«Что за шутки у нас? Будто мы бандиты с большой дороги», — подумал Кайрак с досадой и выпалил первое, что пришло в голову:
— Ты совсем потерял голову из-за… из-за той девки!
— Я человек холостой, — заметил Данеш, пожимая плечами. — Это у тебя жена и сын. И, кроме жены, тебе никто не нужен.
— Больно ты знаешь, — раздраженно пробормотал Кайрак.
— Больно не больно, а видел, как ты смотришь на нее.
Кайрак промолчал, не найдя, что сказать.
И опять под копытами коней, под санями замельтешила дорога. По сторонам мелькали и оставались позади заснеженные холмы, издалека похожие на прилегших пушистых зайчат. Но Кайрак не сводил глаз со спины Данеша. «Вот такие и нравятся всем. Такие кого хочешь обведут вокруг пальца. Мол, свой парень», — думал он, и ему хотелось досадить всем, кто любит Данеша, а еще более ему самому. И тут еще эта стужа!
— Эй, Данеш, куда так спешишь? Никак, на похороны отца? Можешь не торопиться, он помер давно! — крикнул Кайрак, не сдержавшись.
Он понимал, что говорит не то, но уже не мог остановиться.
— Слышишь, Данеш! Можешь не торопиться!
Данеш обернулся. Тесемки его шапки-ушанки были туго завязаны под подбородком, поэтому его пылающее от мороза лицо точно обрамлено древним шлемом. Брови его казались седыми. Данеш приоткрыл губы, и из его рта вырвался густой пар. Данеш засмеялся. Так пронзительно он смеялся только в тех случаях, когда им овладевала холодная ярость. И кто-кто, а Кайрак знал это с детства.
Данеш ткнул пальцем в его сторону, точно собираясь пригвоздить к серому небу, и крикнул:
— Мой отец погиб на войне смертью храбрых! А вот где твой отец, Кайрак, кто это знает?
Кайраку почудилось, будто лошади рванули вперед, напуганные страшными словами Данеша. Он качнулся, встал коленями на охапку сена, служившую сиденьем, и отвернул ворот шубы. Стужа сейчас же вцепилась в его беззащитное лицо, провела по нему острыми когтями. Но он не заметил этого, так больно его ударили слова Данеша. Данеш знал, куда бить.
Их поединок тянется с тех пор, как они помнят себя. Родились они в один и тот же год и росли вместе, как жеребята-одногодки. В одном табунке бегали, играли и дрались. И все эти годы копят по капельке яд друг против друга, словно те пестрые змейки, что ползают среди полыни. Размером змейка с палец джигита, но от укуса ее нет никакого спасения. Бывалые люди говорят, что набирает свой яд эта змейка все лето, капелька по капельке, капелька по капельке. Так вот и они.
А начали вражду прадеды, и что они не поделили в этом просторном мире, не известно ни Кайраку, ни Данешу. Они знают только, что потом враждовали и их отцы. Когда началась война, отец Данеша уехал на фронт и погиб. Почти в то же время ушел в город отец Кайрака, и с тех пор о нем не слышали ничего. Правда, сплетницы уверяли, будто он завел в городе новую семью. Но им не верили.
Так канули в вечность отцы, оставив им в наследство свою вражду.
Кайрак потер закоченевший на морозе нос, не сводя глаз со спины Данеша, и прикинул, кто же из них одолеет, если наступит вдруг решительный бой. Уж тут они не станут жалеть друг друга. Когда это случится, пока лишь можно гадать. Спора нет, Данеш сейчас первым не полезет, да и к чему ему задираться, если во всем ему везет? Это у него, у Кайрака, не все складывается, как нужно, и не так умело он ладит с людьми.
«Когда это случится, я должен одолеть его. Хотя бы разок сесть на голову ему, проклятущему», — подумал он и посмотрел с сомнением на свой бич, четырех-хвостный, с кривой деревянной рукоятью.
А дорога тянулась и тянулась. Казалось, бесконечно будут скрипеть полозья и сыпаться в сани ледяная крошка из-под задних копыт лошадей. Глазам уже стало больно от бело-серой ряби, бегущей по сторонам.
Часа через два они свернули с дороги на снежную целину и направились краем глубокого оврага к темнеющей вдали глыбе сена. Поначалу кони не хотели уходить с укатанной дороги, пятились, кося налитым кровью глазом, и только свист бича да удила, врезающиеся в губы, заставили их подчиниться людям. Теперь начиналась самая трудная часть пути.
Мороз и ветер будто полили степь тусклой грязновато-белой глазурью. И оттого наст казался прочным. Но лошади сразу же провалились в сугроб по брюхо, и Данешу пришлось выйти из саней, взять коней под уздцы и так, когда подбадривая, когда угрожая, вести их по степи. «Только бы они не переломали себе ног», — беспокоился Данеш.
Потом он обернулся и увидел, что Кайрак сидит в санях как ни в чем не бывало, предоставив своим лошадям выбираться из сугробов самостоятельно. Бедные животные подскакивали в глубоком снегу, точно кузнечики.
Данеш возмутился, ему так и хотелось крикнуть: «Чтоб ты примерз своим ленивым задом к саням, негодяй ты этакий! А ну-ка, сейчас же слезай!».
Но в последний момент он сдержал себя, решив, что это не приведет к добру.
Когда до стога было рукой подать, Данеш взял железную лопату и принялся расчищать подъезды к сену.
Временами он отдыхал, поджидая Кайрака. А тот, словно нарочно, еле полз на своих санях. «Да что он там ковыряется? Наверное, хочет, чтобы я расчистил снег один? Ну, так не пойдет!»- сердился Данеш, но снова брался за дело, потому что стоило опустить руки, как сейчас же холод пробирал до костей.