Наконец поезд остановился. Это была огромная станция, залитая ровным зеленоватым светом. На перроне все видно как днем. Бекен вышел из купе, он оказался последним в очереди пассажиров, теснившихся в тамбуре у двери. От шума и мгновенно возникшей суеты у него закружилась голова, Бекен растерялся, не зная, куда идти и что надо делать дальше.

— Ну что, папаша, вы куда? — спросила его попутчица, протискиваясь мимо старика к дверям:

— Я? Я никуда, меня встретить должны, — пробормотал Бекен.

Одолев ступени вагона, он тяжело спустился на перрон и начал искать глазами сына. Его зимнюю одежду, на которую Бекен сам высылал деньги, старик не забыл, и потому искал в толпе джигита, одетого в черное суконное полупальто и серую кепку. Но увидеть то, что нужно, в этой толчее было невозможно. Пробираться же через толпу, толкаясь, как все, локтями и чемоданами, Бекен тоже не мог. Нет, не найдет он здесь сына. Разве тут можно что-нибудь разглядеть!

В это время его позвал знакомый голос:

— Эй, папаша!

Бекен повертел головой, поодаль от него стояла попутчица по купе.

— Эй, папаша, что, нет сына? Пойдемте со мной, а то потеряетесь.

Бекен покорно двинулся вслед за женщиной, прошел через здание вокзала и очутился на огромной площади. Здесь, на привокзальной площади, народу было еще больше, и Бекен невольно остановился в полном смятении. Зато оглушающего лязганья составов было почти не слышно.

Чуть дальше, по правую руку, стояло множество разноцветных легковых автомобилей. Бекен зачем-то двинулся было в их сторону, но тут прямо перед ним, пересекая дорогу, резко затормозила «Волга», и от визга тормозов Бекен чуть не оглох. Никогда раньше старик не попадал в такое столпотворение, и теперь растерялся.

— Черт возьми, задавят ведь, — сказал он сердито.

Из «Волги» легко выскочил красивый джигит в красивой городской одежде. Из-под мехового воротника длинного кожаного пальто небрежно выбивался белоснежный шерстяной шарф, буйную черноволосую шевелюру едва прикрывала шляпа с узкими полями, сшитая из коричневой блестящей кожи. Джигит повернулся в сторону Бекена, и свет фонаря четко осветил его. Слегка полнеющее лицо, густые изогнутые брови, прямой тонкий нос с легкой горбинкой… Да-а, парень был из тех, на кого любо посмотреть!

— Баган, эй, Баган… — крикнул неуверенно Бекен. Джигит нахмурился, оглядел людей вокруг себя.

— Баган, сынок, — крикнул еще раз Бекен и, чувствуя дрожь в ногах, пошел к джигиту.

— А, отец… Уже приехали? — джигит еще зачем-то огляделся вокруг и протянул Бекену руку, но старик, неудовлетворенный этим движением, привлек сына к себе и поцеловал его в лоб. После этого он поднес платок к глазам, прослезился и прошептал обиженно:

— А я тут стою совсем один…

Баган, как бы успокаивал Бекена, похлопал его по спине и подтолкнул к машине.

— Потом расскажете, отец, сейчас поедем домой, — быстро проговорил Баган и торопливо усадил отца в машину. Забыв обо всем на свете, не оглянувшись на попутчицу, Бекен сел с сыном.

Баган вел машину очень быстро. После приветствия на вокзале они молчали. Бекен задолго до этой минуты приготовился отвечать на вопросы сына об ауле, о здоровье сородичей, земляков, но Баган, будто окаменев, вцепился в баранку и неотрывно смотрел прямо перед собой на дорогу.

«Может, ученые люди не говорят про здоровье земляков где попало?»- предположил Бекен. А что спросить у своего сына он не знал… Казалось, вопросы Бекена были не к лицу этому красавцу джигиту…

Они вышли из машины перед белым пятиэтажным домом. Баган кивком головы указал отцу дорогу и первым вошел в подъезд. Едва он нажал кнопку звонка, как в квартире раздался капризный голос: «Сейчас, сейчас!»- и дверь широко открылась. На пороге Бекен увидел молодую миловидную женщину, которая, оглядев его с ног до головы, удивленно вскинула брови. Холодные черные глаза еще раз прошлись по Бекену, и опять брови дрогнули и поползли вверх…

— Сания, знакомься, это мой отец, — опять как-то быстро и стесненно проговорил Баган.

— А? Разве у тебя есть отец?! — спросила она, искоса взглянув на Багана, который топтался у порога, словно не зная, можно ли ему войти в дом с отцом. «Хм-м, молодец», — подумал благодарно Бекен о невестке, решив, что она хотела устыдить его сына. Но тут же накопившаяся на сына обида почему-то прошла сама собой.

— Ну чего ж теперь в дверях стоять, проходите, — сказала невестка, давая дорогу Бекену.

Просторная, с розовыми цветами на стенах комната была освещена люстрой синеватого стекла. Переступив порог комнаты, Бекен замер у двери, пораженный такой красотой. Вдоль стен стояли всякие дорогие вещи, о которых он знал только понаслышке. Только теперь Бекену стало ясно, что его сын, видно, на хорошей работе. Он, стесняясь, сел с краешку на диван. Понюхал табаку.

Спустя несколько минут, переговорив о чем-то вполголоса в прихожей, в комнату вошли сын и невестка. По их нахмуренным лицам было видно, что они не договорились о чем-то между собой. Сын подошел к дивану, тяжело сел рядом с отцом. Невестка, изогнувшись лебедем, проплыла через всю комнату, глянула в высокое зеркало и застыла, оперевшись локтем о пианино. Бекен тайком посматривал на красивое лицо невестки, на ее ухоженные волосы, ласково лежащие на маленьких покатых плечах. «Видно, родители у нее большие люди, — подумал Бекен. Избалована она. И не очень воспитана, стоит передо мной и хоть бы что, а надо платок на голову накинуть». Решив позже сказать невестке об этом проступке, он повернулся к сыну. Баган беспрестанно курил. Сигаретный дым затуманивал лицо сына, поднимался к потолку и распространялся по всей комнате.

— В ауле все живы-здоровы, — начал Бекен, которому надоело это тяжелое молчание.

— Та-ак… — ответил Баган с задумчивым видом. В ответ на это безразличное «та-ак» Бекен закипел. Захотелось сейчас же выругать сына, но, почувствовав на себе холодный взгляд невестки, Бекен осекся.

— Ты ведь все забыл, — тихо сказал он, собрав в одном слове всю свою накопившуюся горечь. Сын молча согласился.

— Сания, отец, наверное, устал с дороги, чаю бы… — нерешительно сказал через некоторое время Баган, проглотив конец фразы.

Невестка лениво вышла из комнаты, Бекен, дождавшись когда они остались одни, решил высказать свои обиды. Посмотрел на Багана… Сын жадно докуривал очередную сигарету, смотрел перед собой невидящими глазами. Бекен только теперь отчетливо увидел, что на лице сына появились глубокие морщины. Подбородок отяжелел и отвис. Неизвестно от чего Бекену стало жалко его. «Наверное, работает день и ночь, устает сильно», — подумал старик.

— Чем сидеть в городе безвылазно, приезжал бы в аул подышать настоящим воздухом, — осторожно произнес Бекен. Сын горько усмехнулся и потянулся к пачке сигарет.

— Э-эх, отец, вы думаете, я не скучаю по родным местам? — Баган сокрушенно махнул рукой. — Только все как-то времени нет…

Чай пили втроем, тоже молча. За столом Бекен спросил, где его внук. Баган сказал, что он в круглосуточных детских яслях и домой его забирают только в пятницу.

После чая невестка, шумно двигаясь по комнате, постелила Бекену на диване и, не проронив ни слова, ушла в соседнюю комнату. Следом за ней также молча поплелся и Баган.

Должно быть, от усталости Бекен уснул быстро. По давней привычке первый раз он проснулся на рассвете. Табак, оставленный на ночь за губой, стал горьким, едким и давил на сердце. Бекен взял со стола газету, сплюнул насыбай, как следует прочистил горло, положил газету на пол и опять задремал.

Когда Бекен открыл глаза второй раз, в окно уже струился синий утренний свет. Невестка с взлохмаченными волосами, — видимо, только что встала из постели, — брезгливо фыркая, вынесла из комнаты какую-то вещь. Бекен услышал шелест газеты и вспомнил, как он на рассвете откашливался и плевал: «Ох, нехорошо так, нашел где плеваться насыбаем», — подумал он со стыдом.

Баган с женой быстро позавтракали и ушли, не обращая внимания на отца. Бекен остался дома один.