Ажибек отнес нож, и сопровождавшие доложили, что он сделал все, как было велено.

— Встаньте в строй, — сказал Ырысбек и долго ходил взад-вперед перед нами и молчал, только шпоры звенели. Наконец он что-то надумал. — Ажибек, ты опозорил честь нашего воинского подразделения! Объявляю тебе пять суток ареста! — Он сунул руку в карман своих галифе и достал уже знакомый нам ключ от сарая. — Кайрат, отведи арестованного на гауптвахту.

— Есть! — с готовностью крикнул Кайрат.

Мы уже давно заметили, как он тщится занять место Ажибека. Бывало, придем к Ырысбеку, а Кайрат уже тут как тут — чистит ему сапоги или трет кусочком кошмы медные пуговицы. А однажды он не пустил заместителя в дом Ырысбека. Встал перед дверью: «Подожди здесь, главнокомандующий пока отдыхает». Ажибек ничего не сказал, только стиснул зубы, покосившись на окно, из которого доносилось пение Ырысбека. Но в этот же день, когда мы перебегали «под огнем противника», он подставил ножку Кайрату, и тот грохнулся с разбега наземь. Кайрат сдержался, не заплакал, потому что взрослые говорят: кто заплачет во время игры, станет совершенно лысым.

И вот теперь Кайрат получил возможность отомстить Ажибеку.

— А что такое гупвахта? — спросил он, преданно глядя в глаза Ырысбеку.

— Гауптвахта, — поправил Ырысбек и сумрачно пояснил: — Место для дисциплинарного содержания.

— Ясно, — сказал Кайрат, хотя было заметно, что он ничего не понял.

Мы, остальные, тоже ничего не поняли. И только Ажибек догадался, что это такое.

— Веди в сарай, дурак! — сказал он своему конвоиру. Мы думали, что гордый Ажибек удерет, а он поднял руки вверх, как пленный, и сам пошел в сарай, в котором когда-то Ырысбек держал глухого Колбая.

Ажибек просидел в заключение до позднего вечера. Когда к сараю пришла его мать, он соврал, что находится здесь добровольно, что ему нравится сидеть взаперти. Потом появился председатель Нугман и открыл замок какой-то железкой, но и тогда Ажибек отказался выйти на волю.

Нугман ушел к Ырысбеку. Говорили они долго и громко препирались, однако, вернувшись, председатель сообщил, что Ырысбек отменил свое наказание.

— Честное слово? — спросил Ажибек и вышел после того, как Нугман поклялся своими предками.

Потом я спросил, почему он упорно не хотел расставаться с «гупвахтой».

— Ты что? Не понял, что такое военная дисциплина? — нахмурился Ажибек.

— Я сразу понял. Но ведь ты ножик не крал, а просто поднял с земли.

— А какая разница? — резко оборвал Ажибек. — Я подвел своего главнокомандующего. Будь мы настоящими солдатами, знаешь, что бы со мной сделали тогда? Давно расстреляли. А ты: «Почему? Почему?»

Я прикусил язык. Доводы Ажибека показались мне очень убедительными.

А в общем, как я уже говорил, Ырысбек повеселел в последнее время, словно полегчал тяжкий груз, принесенный им из пекла войны. И обучал он нас теперь без прежнего интереса, а однажды и вовсе распустил, повозившись с нами каких-нибудь полчаса.

— Все, ребята, я сегодня занят. Идите играйте в свой мяч. А ты, Канат, останься, — сказал Ырысбек, расправляя складки под ремнем. Он одергивал свою гимнастерку, наверное, каждые пять минут. Остановится или прервет разговор и одернет.

Ребята убежали играть, а мы остались вдвоем. Я стоял перед Ырысбеком, он оглядывал меня с ног до головы, будто впервые по-настоящему прикидывал, какая мне цена. Его острый взгляд, казалось, видел не только мои потроха, но и яблоневый лес, темневший за моей спиной, и траву, и листья, которые моя спина закрывала.

— По-моему, из тебя выйдет неплохой джигит, — сказал Ырысбек, довольный своим осмотром. — Есть секретное, важное дело. Я думал, кому поручить, и решил, что лучше тебя его никто не исполнит. Ты язык за зубами умеешь держать?

Я утвердительно кивнул. От радости у меня не хватало слов, чтобы заверить его в своей выдержке.

— Если так, вот тебе письмо. Отнеси его к старому амбару. Туда придет Зибаш. Отдай ей. И никому ни слова. Повтори!

— Есть никому ни слова, товарищ главнокомандующий Ырысбек ага! — воскликнул я и, не чуя ног от восторга, помчался к амбару.

— Стой! — крикнул Ырысбек. — Ты что, у всех на виду? Крадись стороной, как в разведке!

Я прошмыгнул задами, прячась от людей, и вышел к заброшенному амбару с другой стороны аула, сел у стенки и начал ждать.

Старый амбар будил во мне грустные воспоминания. Ведь именно здесь встречалась моя сестра Назира с Токтаром. И свидания тоже были окутаны тайной. Но если их тайна сейчас мне казалась чистой и прекрасной, то в секретном поручении Ырысбека я почувствовал что-то сомнительное, и оно уже не радовало меня.

Зибаш пришла к заходу солнца. Я торопливо сунул письмо в ее руки и побежал прочь без оглядки.

— Канат, что ты мне дал? Да погоди же, Канат! Куда ты? — закричала Зибаш.

Но я мчался во всю прыть домой. «Что дал? Что дал? Если не знаешь, зачем же тогда пришла к амбару?» — мысленно отвечал я Зибаш.

Придя домой, я умылся теплой водой, которую налила мне бабушка в таз, помазал цыпки на ногах сливками, потом поел перед сном. Мама и Назира остались на току, я знал, что они вернутся не скоро. А бабушка взяла малышей к себе в постель и начала рассказывать сказку. Но на этот раз я слушал ее вполуха и все время думал, почему Ырысбек сделал тайну из письма к Зибаш.

Я уже разделся и был готов забраться под одеяло, когда кто-то постучал в ближнее ко мне окно. С той стороны к стеклу прилипло круглое лицо Ажибека. Его и без того широкий нос еще более расплющился о стекло. Ажибек манил меня пальцем: а ну-ка, мол, выйди ко мне.

Я снова надел рубаху и штаны и выскочил во тьму, на улицу.

— Куда ты дел письмо, которое дал тебе Ырысбек? — сразу же напустился Ажибек.

Он застал меня врасплох, и я, забыв про обещание молчать, растерянно пролепетал:

— Отдал его Зибаш. Как он и велел.

— «Велел, велел»! Ну и осел же ты, Канат! — рассердился Ажибек не на шутку. — Влепить бы тебе по носу за это!

— За что?! Он ведь главнокомандующий наш. Ты сам говорил про военную дисциплину!

— Тьфу! Какой же ты бестолковый! — взорвался Ажибек. — Ведь то я про военное говорил, про общее, наше. А здесь личное дело совсем. Он не имел права тебе приказывать!.. Все, потерял я ее! Что теперь будет?! Что будет?!

— Кого ты потерял? — спросил я, ничего не понимая.

— Да Зибаш потерял.

— Как это можно ее потерять? Она же человек, а не предмет какой-то!

— Я жениться на ней хотел. Когда вырасту.

Он уже говорил об этом не раз. И мне каждый раз было смешно.

— Она же старше тебя. Она уже теперь взрослая, — сказал я, опять сдерживая смех.

— А, что тебе говорить! Ты все равно ничего не понимаешь, — ответил он с досадой. — Вот что, идем поищем Зибаш. Она еще домой не возвращалась. Ырысбек ее задержал. Не пускает.

Я заглянул домой, набросил пиджачок, и мы отправились на поиски Зибаш. Сначала подошли к дому Ырысбека, заглянули в окно. Самого хозяина не было. Дурия сидела возле очага, на котором стоял приготовленный ужин, ждала Ырысбека.

— Ага, я знаю, где они, — решительно прошептал Ажибек. — Они возле конюшни. Если не боишься, пойдем!

Кто из мальчишек признается в трусости? И мы побежали на конюшню.

Обычно летом конюшня была пуста. Лошадей угоняли на пастбище. Только арба Зибаш одиноко чернела у коновязи. В темноте тяжело вздыхали быки, точно сетовали на свою нелегкую долю.

Мы подошли к строению с тыла и забрались по лестнице-стремянке на крышу. Прошлогоднее сено на крыше кое-где уже осыпалось; припав к одной из дыр, мы ясно услышали голоса Ырысбека и Зибаш.

— Ырысбек, постыдись, — говорила Зибаш, — у тебя есть жена. Ты ведь любишь Дурию.

Ырысбек зло отвечал:

— Я тоже так думал. Совсем одурел, когда вернулся домой. Был готов простить ей все. Но теперь-то пришел в себя, поумнел. Нет, мне не нужна женщина, которая поверила казенной бумажке. Я хочу такую, как ты, Зибаш!

— Не надо, пусти, — взмолилась Зибаш. — Неужели ты возьмешь меня силой?