— Спасибо, дети, вспомнили о нас, стариках, — растроганно сказал старик Шымырбай. — Ну, а еще какие у вас сегодня дела?
Мы недоуменно переглянулись. Какие еще могли быть дела, кроме арбузов? Неужели он забыл за это время? Обычно после айрана и лепешек он сам вел нас на бахчу, а сейчас старик почему-то не торопился и еще спрашивал про дела. Может, и вправду Шымырбай так состарился, что запамятовал о самом главном? Тогда нам следовало напомнить самим.
Но мы не знали, как это сделать, ерзали на кошме, толкали друг друга в бок, шептали:
— Скажи ты… Нет, скажи ты…
А потом вспомнили, что привел нас сюда Ажибек, и уставились на своего предводителя. Пусть он и скажет.
— Мы бы еще поели арбузов и дынь, — прямо сказал Ажибек, как говорят: «сбросил слова с верблюда».
И мы, как этот верблюд, облегченно вздохнули. А Шымырбай засмеялся:
— Так вот какие у вас дела? Да только вы поторопились, ребята. Дыни еще не поспели. Арбузы пока еще белые.
Боясь поверить ему, мы повернулись к бахче. Там, шагах в ста от нас, на вскопанной земле виднелись огромные, точно казаны, арбузы.
— Сомневаетесь? — снова засмеялся старик Шымырбай. — Ну, конечно, отсюда не видно. Ну, тогда взгляните сюда! — и он подвел нас к арбузу, в бледную сердцевину которого лениво тыкался мордой осел.
— Убедились? — спросил Шымырбай, подтолкнув ногой арбуз к нам поближе. — Бычок вчера сорвал. Ну и пришлось отдать ослу. Да и он, как видите, не очень-то ест. Разбирается!
Мы не сводили глаз с арбуза. Он казался нам достаточно красным и необычайно сладким на вид. Просто этот осел ничего не понимал в арбузах. А наш предводитель так и навис над арбузом — вот-вот упадет на него.
— Давайте условимся так: приходите дней через десять. Тогда уж арбузы будут сладкими, как мед. И я вам скажу: «Ешьте сколько влезет!» Ну как? Договорились?
Но мы словно оглохли. Ажибек обещал нам арбузы и дыни, и мы все еще надеялись…
— Разве не видишь, они не верят, — сказала Шымыр-баю его жена. — Сорви еще один, разрежь и покажи. Что ты жалеешь зеленый арбуз?
— Ты думаешь, что ты говоришь? — рассердился Шымырбай. — Кто же рвет незрелые плоды? Для чего же их растят, по-твоему? Они же сами потом этот арбуз спелым съедят, глупая твоя голова. Ну вот что, ребята, будет так, как я сказал. Придете через десять дней, и не раньше.
Мы поняли, что старик заупрямился и теперь его никак не переубедишь, и понуро побрели из лощины. Солнце уже сползало за горизонт. Наши тени смешно вытянулись к горизонту. Руки болтались у теней, точно плети. Ноги переступают, словно ходули. Головы стали похожи на злосчастные дыни, которых нам так и не удалось поесть. И все же мы невольно хохочем, сравнивая тени друг друга. Одну со ступой, другую с ящерицей, стоящей на задних лапах… Третью с кузнечиком-великаном… Словом, с чем только не сравниваем! Детская фантазия безбрежна!..
Поднявшись по извилистой тропе из лощины, мы разом оглянулись назад. Отсюда дом Шымырбая казался маленьким, приземистым. Дым из трубы вырывался клубами, будто кто-то курил под крышей. Сам старик стоял на крыше сарая, расстилал для просушки сено. Старуха сновала между домом и навесом, что-то уносила, приносила. А старый осел до сих пор в раздумье стоял над арбузом — крошечный, как игрушка.
— Вы слышали, один арбуз он пожалел разрезать, — процедил сквозь зубы Ажибек. — Мы-то тащились в такую даль, но осел ему все равно дороже. Ему дал арбуз, а нам отказал. Нет, я не прощу такой обиды! И не уйду, пока не наемся дынь и арбузов этого Шымырбая!
— Я тоже останусь, — тотчас присоединился Кайрат.
— Я тоже… я тоже! — зашумели все остальные.
— Смотрите, как я клянусь, что не отступлю от своего, — торжественно произнес Ажибек и, приложив к сердцу ладонь, поклонился заходящему солнцу. — Клянусь!
Глаза Ажибека исступленно сверкали, в зрачках отражались алые отблески багрового шара. Его поступок потряс нас своим величием. Так, наверное, клялись сказочные герои, собираясь в поход на врага. И мы, как прилежные ученики, повторили слова Ажибека.
— А теперь переждем в кустах, пока сядет солнце. И обдумаем план нападения, — сказал Ажибек, довольный нашим согласием.
Мы воображали себя доблестными воинами, которым предстоит незаметно пробраться в стан противника. Ажибек так и сказал нам:
— Я буду полководцем, а вы моими сарбазами! И тот, кто хоть одного из нас обидит, будет наш общий враг!
Мы переполнились восторгом! Стать воином самого Ажибека — да об этом каждый только мечтал.
Ажибек послал в разведку Кайрата и Самата. Он приказал им залечь над лощиной и следить за домом Шымырбая. За тем, кто придет из гостей. За тем, что делают он сам и его старуха. А все остальные затаились кустах.
— А пока сделайте мне «жыбыр-жыбыр», — распорядился Ажибек.
Мы нарвали травы, сделали ему «жыбыр-жыбыр» и, рассевшись кружком, стали ждать, когда скроется солнце. Оно уже касалось своим багровым краем линии горизонта, и все вокруг него полыхало красками. Вершины скал торчали над степью, будто расцвеченный гребень. Пышные груды облаков розовели, словно разрезанный арбуз.
— Пусть только стемнеет, и мы, как волки, безжалостно вонзим свои зубы в бока арбузов, — сказал Ажибек, словно продекламировал строчки из сказания о батырах.
Уставшее солнце, наконец, опустилось в свое гнездо. Алая макушка его исчезла за чертой горизонта. На степь, на горы хлынули сумерки, смыли краски, сделав все одинаково мутно-серым. С вершин потянуло прохладой. Мы, поеживаясь, встали с остывшей земли.
Еще перед закатом, когда было светло, Ажибек высмотрел позади дома Шымырбая крутой обрыв, утыканный пористым камнем, поросший шиповником, таволгой и карагандой. Отсюда можно было тайком спуститься к бахче и, наевшись всласть, набрав с собой про запас арбузов и дынь, так же незаметно подняться наверх и уйти. И вот наступила минута действия. Первым Ажибек, а за ним и мы скатились с обрыва в полумрак лощины, царапаясь о камни и кустарник. Наши руки и ноги путались в ботве, кто-то с треском сорвал первый арбуз, ударом расколол его о землю. Мы, сталкиваясь, мешая друг другу, сопя, бросились на сочный треск, на речной запах разбитого арбуза, будто он был единственным на бахче, и в этот момент нас учуяли, хрипло залаяли псы Шымырбая. Мы оставили так и не опробованный арбуз, кинулись вверх по обрыву, оступаясь, соскальзывая назад. Наше воображение рисовало жарко дышащих огромных собак, их клыки возле наших пяток. Кто-то не выдержал, в ужасе завопил.
Позади гулко хлопнула дверь дома, голос Шымырбая позвал кобелей:
— Майлыаяк! Кыттобет! Ко мне!
Мы, как говорят, «взяв себя под руки», мигом взлетели на обрыв, кажется, собрав на себе все колючки шиповника. Оторванный рукав моей и без того ветхой рубашки почти целиком съехал к кисти руки.
— Ну-ка, соберите камней! Да побольше! — распорядился Ажибек дрожащим от возбуждения голосом. — Если кто погонится за нами, забросаем камнями.
Мы зашарили в потемках под ногами, стали собирать камни. Но, видно, никто не думал за нами гнаться. А снизу донесся оклик Шымырбая:
— Эй, ребята? Вы где?.. Слышите меня?.. Милые мои, зачем вы сорвали арбуз? Я же вам говорил: они еще невкусные, зеленые еще! Ну, убедились сами? Эх, только зря арбуз пропал! Такой бы сладкий вырос арбуз! И вы бы сами же его и съели!
Мы стояли наверху, над ним, не шевелясь, боясь выдать себя, и слушали, все еще тяжело дыша. Наше дыхание, наверное, было слышно даже на дне лощины.
— А ну, в сарай! Кому говорю? — прикрикнул Шымырбай на рычащих собак.
К нему подошла старуха. Они о чем-то переговорили. Потом Шымырбая снова позвал:
— Эй, ребята!
И, наверное, решил, что нас уже нет, пошел в дом. Его фигура появилась возле открытой двери, из которой вырывался свет фонаря. Шымырбай шагнул через порог, захлопнул дверь за собой. И внизу стало черным-черно.
— Подождем, сейчас лягут спать, — сказал Ажибек. — А арбуз точно спелый. Это он говорит, чтобы мы не ели… Я, правда, не пробовал, но арбуз точно сладкий.