Влад пожал плечами.

— Если пойдет, как вчера… — Он отвернулся и закашлялся; выплюнув мокроту, прохрипел: — К двум — сто пудов. Может, и раньше

Что я успею за четыре часа? В принципе, Черкизон не так уж далеко… Нет, без разговора с сестрой не поеду. Куплю не такие сапоги, она меня прибьет. Тем более завтра будет тепло, я не замерзну. Встречу товар — и на рынок.

Значит, пойду в библиотеку.

Прежде, чем выполнить задумку, я подбежал к обменнику, глянул на курс: он не изменился, за один доллар давали тысячу двести рублей. Но как все на самом деле? Укрепил ли позиции рубль? Если да, надо менять наторгованное вчера и заработанное четвертого октября.

— Почем доллар? — спросил я, заглянув в окошко.

— Тебе повылазило? ­— ответили противным голосом из темноты.

Ясно. Все наладилось очень быстро, и надо менять рубли на доллары. Квакнула жаба, что в неразберихе мог бы не сто тысяч заработать, а много больше.

«Нет, не мог, — возразил ей я. — Уймись, зеленая!» — И зашагал к библиотеке.

Забавно, но библиотекарша меня помнила, поздоровалась и назвала по имени. Также она помнила, что в прошлый раз я интересовался «Коммерсантом» и спросила:

— Тебя снова интересует подшивка газет за прошлые годы?

— Совершенно верно.

Глядя, как на фоне стеллажей с книгами в солнечном луче кружат пылинки, я подумал: «Если пыль — измельченный гранит науки, значит, в библиотек е пахнет знаниями».

— Иди в читальный зал, — сказала женщина, и я направился туда, откуда доносился шелест страниц и едва различимый шепот.

Занята была треть столов, я уселся за свободный у стены. Библиотекарша принесла подшивки «Коммерсанта» за два года и новенькую газету, пахнущую типографской краской.

— Свежий номер. Не читал еще? — спросила женщина, она явно питала ко мне материнские чувства.

Я помотал головой, расписываясь в журнале.

— Ну, почитаешь.

С нового номера я и начал. Библиотекарша словно знала, что мне было нужно! Из газеты я узнал, что шестого октября Ельцин издал указ «О продлении срока действия приватизационных чеков выпуска 1992 года». Я аж стойку сделал. Теперь они действительны до 01. 07. 1994 г.!

То есть необязательно менять акции на ваучеры в ближайшее время! Если исходить из того, что директоры предприятий ­­— люди умные и хитрые, все самое интересное будут приватизировать летом. Осталось сговориться с Алексом, чтобы зарядил отца следить за Газпромом, а деньги пустить в дело…

Пришла не относящаяся к делу мысль, что я не взял у Влада паспорт в залог, и неплохо бы ошибку исправить. Стало жутко неудобно, проклятая социофобия шепнула: «Все будет хорошо, сиди. Просто приди на место раньше условленного».

Старые газеты я продолжил изучать до тех пор, пока в полпервого не пришли двое студентов, от одного из них так воняло гнилью, что находиться в помещении стало затруднительно.

А что, если Влад уже все продал и освободился? Может, сходить посмотреть, как он там? Если на сегодня все, то я и на Черкизон успею. Надо присмотреться, что девушки носят, а то еще не угожу Натке.

С этими мыслями я покинул библиотеку и углубился во дворы, направляясь к метро и поглядывая на девчонок. К сожалению, сапоги никто еще не носил. В принципе, понять, что модно, не так уж сложно: чем весь рынок завален, то и в тренде.

Что меня тревожило, занозой кололо — мать. Задумка с акциями винзавода держится на ней, а она может решить все по-своему и сломать весь план. Мир от этого не рухнет, но возможности будут упущены.

Наконец я выбрался к шоссе, двинулся против движения в сторону метро, нашел взглядом подземный переход, где моя торговая… Где должна быть торговая точка…

Влада на месте не было, стола из ящиков тоже.

Ноги вросли в асфальт. Как так? Почему-то Влад так расположил меня к себе, что я глазам своим не поверил, предположил, что, задумавшись, просто забрел не туда. Но нет, это тот самый переход, вон знакомый валютный ларек, значок метро…

Я рванул к женщине, продающей вязаные вещи, все еще надеясь, что Влад распродал товар и где-то меня ждет. Но нет. Ничего нет! Ящики или растащили, или он взял их с собой, и коробки…

Вон, только банка валяется, в которой были пельмени.

Стало жутко обидно. Не потому, что меня развели, как лоха. Не потому, что я и есть лох: забыл взять паспорт у материально ответственного человека, которого знаю пару дней. И не денег было жалко, это не последние мои тридцать тысяч.

Просто нечеловечески обидно было, что хороший парень Влад только что умер. На всякий случай я еще раз огляделся. Наверное, вид я имел такой обескураженный, что женщина с кофтами сказала:

— Мальчик, ты ищешь парня, который тут стоял?

— Да, — машинально ответил я, не рассчитывая, что ей известно, где он.

— Его по «скорой» увезли, — сказала продавщица вязаных вещей.

Меня захватил вихрь эмоций: облегчение, что Влад не оказался сволочью, тревога за его жизнь, желание мчаться на выручку, ведь если приехала «скорая», дела у него плохи.

— Что с ним? — Я повернулся к женщине.

Она пожала плечами.

— Стал задыхаться, посинел, начал сознание терять. Тут вот, возле него, — женщина кивнула на груду картона, — старушка продавала кур и домашние яйца, вызвала ему скорую.

— Давно? — спросил я, вспоминая, как Влад кашлял.

Да он больной на работу поперся! С пневмонией или бронхитом. И румянец на его щеках — от температуры, а не потому, что Влад наконец получил теплые вещи и согрелся.

— Около часа назад. Старушка эта собрала его коробки, остатки товара, тележку и укатила.

Черт с ней, с тележкой!

— Они с той бабкой так мило беседовали, — продолжила женщина, виновато скосила глаза, — что я подумала, они заодно, не стала ее останавливать.

Ага, подумала она. Бабка оказалась нечистой на руку, прикарманила чужое, а эта просто не захотела ввязываться в ссору из-за незнакомого парня, ну и ладно. Хреново, что у Влада на фоне пневмонии мог начаться отек легких, а это зачастую смертельное осложнение. Вспомнился ковид, от которого народ умирал пачками.

— Вы местная? — спросил я, торговка кивнула. — Где тут ближайшая пульмонология?

— Пульмо… что?

— Больница, где легочников лечат, — объяснил я.

— Недалеко от Новогиреево есть больница имени Мухина. Этот парень — твой родственник?

— Да, — ответил я, не говорить же, что Влад — очередной потерпевший на мою голову, и зашагал к телефону-автомату, чтобы в справочной узнать номер приемного отделения и выяснить, в этой ли больнице Влад.

Пока шел, осмыслил, что меня больше не деньги волнуют, которые я, скорее всего, потерял, а состояние Влада.

Вот оно мне надо? Очередной беспомощный взрослый. Какое мне дело до него?

Запрокинув голову, я прищурился на солнце. Во-первых, мне теперь до всего есть дело, во-вторых, жизнь Влада — возможно, плюс день на таймере или даже плюс месяц. А еще я был благодарен ему за то, что он не кинул меня, когда мог. Хороших людей все-таки больше, и даже в такое время они остаются людьми, только из-за этого стоит его вытащить. Ведь если пройти мимо, он покатился по наклонной и снова угодит в тюрьму. Все так устроено, что однажды попавший туда заклеймен, ему закрыты многие пути.

В приемном отделении мне сказали, что Влада действительно привезли в пульмонологию имени Мухина с отеком легких. Сейчас он находился в палате интенсивной терапии, куда не пускают посторонних, но с медиками поговорить надо было.

Больница находилась недалеко от метро Новогиреево. Сейчас это конечная станция, но в 2012 году появится еще одна, Новокосино.

Чем ближе я подходил к месту, тем больше волновался, потому что отек легких — очень и очень серьезно. Очень хотелось, чтобы Влад жил. Обнадеживало, что помощь ему оказали, ведь, в отличие от провинциальных больниц, столичные снабжались лекарствами.