Влад усмехнулся и вернул мне лампу.

— Только если начнется война.

А ведь и правда, выживая, люди не задумывались о том, что у них на полках пылятся настоящие сокровища. Я и сам не думал об этом, и мама не думала. Есть польза от вещи — значит, нужная и хорошая, нет пользы — просто хлам.

Пришлось объяснять:

— Знаешь, кто такие нумизматы? Люди, готовые отдать состояние за редкую монету. А есть еще коллекционеры, готовые раскошелиться на предметы старины.

— Где ж ты их найдешь? — хмыкнул Влад, с опаской покосился на колдырей возле двухэтажного барака.

— Пока их мало, новые русские тупые и еще не насосались крови, а как ожиреют, будут хотеть странного и редкого.

Дальше мы шли молча, Влад осуждал меня, демонстрируя это каждым шагом, взглядом, жестом.

— Мы куда идем? — нарушил молчание он. — Что забирать надо? Оно тяжелое? А то вечереет, мне бы освободиться…

— Вон к тем пятиэтажкам. Не тяжелое, но объемное, одному неудобно, — слукавил я.

Хотелось посмотреть на реакцию Влада, когда вдруг он поймет, что не надо ночевать на вокзале или трубах. Проскользнула мысль — а вдруг ему не понравится? Вдруг он взбесится или заподозрит неладное? Нет, не должен, вроде парень адекватный и добрый.

Парень — ха! В его двадцать семь для меня он — дяденька. Но какой же он беспомощный, потерянный. Сел в тюрьму в одной реальности, относительно стабильной, освободился в другой.

Мы перешли через мостик, под которым текла речка, больше напоминающая ручей, двинулись в горку. Нужная пятиэтажка была второй, подъезд — первым и единственным. Три старушки, столпившиеся возле скамейки, с любопытством уставились на нас.

— Здравствуйте, — улыбнулся им Влад, старушки закивали в ответ.

«Устаревшие модели камер наружного наблюдения, три штуки» — вспомнилось из параллельной жизни.

Мы поднялись на пятый этаж. В обе стороны от лестницы тянулись длинные коридоры, мы свернули налево и двинулись вдоль рядка одинаковых дерматиновых дверей, среди них иногда попадались более современные деревянные, установленные людьми побогаче. Нужная была предпоследней справа.

Когда я достал огромный, почти как у Буратино, ключ и сунул в замочную скважину, косясь на Влада, тот округлил глаза, но спросить ничего не успел. Щелк, щелк — и дверь открыта.

— Понимаю, что условия не роскошные, — сказал я, проходя внутрь, — но это все, что я смог сделать.

Влад переступил порог, все еще не понимая, что вошел в квартиру, где будет жить.

А теперь — самый ответственный момент. Слова я подготовил заранее.

— Цена вопроса — восемнадцать тысяч, по нынешним временам совсем недорого. Я снял ее для тебя. Деньги отдашь, когда сможешь.

Я наконец нашел смелость посмотреть на него в упор. Влад остолбенел, побледнел, только ноздри его трепетали так, словно он злился.

— Понимаю, что не хоромы, но…

Он вскинул руку, веля мне молчать, сжал губы в нитку и, бросив сумку, рванул в туалет, где зажурчала вода.

Что это было? От счастья припекло по малой нужде? Не похоже. Распсиховался и нейтрализовал себя, чтобы меня не прибить в припадке ярости? Тем более не похоже.

Наверное, стоило предупредить его заранее, что найдено жилье, цена такая-то, и спросить, устраивает ли это его.

Стало по-детски обидно за зря потраченный день, за то, что вчера весь вечер я, Олег и Егор вычищали квартиру, чтобы хотя бы не в грязь класть матрас. Столько сил вложено, и все впустую.

Я протопал на маленькую, если не сказать микроскопическую, обшарпанную кухню. На столике стояло самое необходимое: гречка, пара килограммов картошки, подсолнечное масло и две консервы кильки в томате. Холодильника не было, но это не беда, грядет зима, и в крошечный балкончик сработает как морозилка.

Вода в ванной стихла. Хлопнула дверь, я обернулся на приближающиеся шаги. Лицо Влада было красным и мокрым — забыл положить туда полотенце.

— Зачем? — хрипнул он то ли с удивлением, то ли с возмущением.

— Я знаю, что ты бомжуешь. Ночью заморозки, ты только из больницы, ну и вот…

— Но я ведь тебе никто!

— Кто знает, как мокра вода, как страшен холод лютый, — процитировал я в который раз.

— Спасибо. Огромное человеческое тебе спасибо!

И что это значит? Он слезы, что ли, побежал прятать в ванной? Влад чиркнул спичкой, зажигая газ, поставил чайник на огонь.

— Насчет денег не волнуйся, отдашь, когда сможешь. Но дальше — все сам.

Влад сморщил нос, мотнул головой.

— Конечно. Просто… ты не представляешь… ты меня просто спас, когда все свои, то есть те, кого я своими считал — друзья, родственники, любовницы — шарахаются, как от зачумленного… Никогда не думал, что буду в такой жо… в общем, попаду в трудную жизненную ситуацию. И знаешь что? — Он вскинул голову. — Что бы ни случилось, ты можешь на меня рассчитывать, я тебе жизнью обязан.

— Рад, что тебе понравилось. Обживайся, тут есть все необходимое. Но завтра и правда надо сходить на рынок, присмотреть тебе торговое место, и ты мне нужен на переговорах с администрацией.

— Во сколько? — с готовностью спросил он.

— В три. Давай на Таганке что-нибудь поищем. Место оживленное, там птичий рынок и должны быть овощные ряды. Прямо на станции и встретимся.

А еще где-то там торгует Виталя, который меня всему этому научил. Посмотреть бы на него молодого!

Влад перебрал продукты, высыпал в блюдце галетное печенье.

— А это… Это ведь тоже денег стоит! И вещи на матрасе — это мне?

— Ну а кому еще?

— А дальше я сам. — Влад сжал кулак. — Мне всего-то опора нужна была, чтобы оттолкнуться, и теперь она есть.

— Вот и славно. До завтра, Влад! Извини, бежать надо, меня ждут.

Олег там, наверное, все распродал и околел. Захватив свою лампу Аладдина и сунув икону в рюкзак, который от постоянной носки выцвел и поистрепался, я собрался бежать на электричку, но Влад сказал:

— Давай я с тобой. Во-первых, соли нет, надо купить, во-вторых, район опасный, видел, какие тут чудовища обитают?

Словно подтверждая его слова, в коридоре хлопнула дверь, донесся женский крик, звуки борьбы.

— Женя! Женя-я-я! Перестань, ты его убьешь!

Еще хлопок двери, и другой возглас, женский, командирский, как у тетки Чумы:

— А ну пошли к себе, черти! Милицию вызову!

Вспомнились гопники, с которыми пришлось сцепиться, и возражать я не стал.

На торговую точку я попал только в полшестого. Свернув торговлю, Олег сидел на ящике, ждал. Увидев меня, подался навстречу и отчитался:

— Еще тринадцать штук. Вот. — Он отдал деньги и протянул листок, где написано, чего и сколько он продал.

Я отсчитал ему зарплату и сказал:

— Извини, задержался.

Тряхнув деньгами, Олег как-то грустно улыбнулся.

— Да брось. Я не в обиде, это раз, два — ты так торопился, что я не успел кое-что сказать, — он скривился, помолчал немного, огляделся и продолжил тише: — Труп кавказца-наркомана нашли в лесу. Пальцы переломаны, глаз выколот… Такие дела.

— Так и думал, — вздохнул я. — Надеюсь, ты отцу про заинтересованность Алекса ничего не сказал?

Олег проигнорировал мой вопрос, его волновало другое.

— Вот скажи, Алекс ведь знал, что так будет, да?

— Не в деталях, — ответил я.

— А парням что сказать? И можно ли?

— Можно, это факт. Скажи, типа, доигрался гад, допрыгался, туда ему и дорога.

В четверг торговлю я начал пораньше, в два дня уже свернулся и побежал встречаться с Владом на станции Таганская, насвистывая одноименную песню «Любе».

Но Влад сказал мне, что «Птичка» — место, возможно, и перспективное, но до него от метро пилить и пилить, а это не вариант с грузом. Из более-менее адекватных вариантов — Рогожский рынок: и от Казанского недалеко, и от нашей Калининской линии метро.

Я-взрослый не знал, какая судьба постигнет этот рынок. Наверное, или снесут и построят торговый центр, или на его месте вырастет очередная «свечка». Когда Виталя рассказывал про птичий рынок на Таганке, который, оказывается, расположен черт знает где, у меня закралось подозрение, что он путался в названиях, именно Рогожский и имелся в виду. Виталя говорил, много где пробовал стоять со своим товаром, но именно сюда хаживают богатые горожане и даже иностранцы, отсюда большой спрос на экзотику и дорогой товар.