— Жива? — заорал Илья всю глотку, спугнув нудистов.

— И-а-а! — ответили нам.

Ветер и грохот волн глушили звуки. Кабанов побежал нам навстречу с красным флагом.

— Жива? — повторил Илья, когда нас разделяли метров пятьдесят.

— Не а-а, — пожал плечами Кабанов, теперь было четко видно, что это он.

Илья остановился, как подстреленный.

— Он не знает! — обернулся я, но побледневший друг, который возглас Кабанова трактовал как «не-а», не сдвинулся с места.

Кабанов повторил на ходу, еще немного приблизившись:

— Не знаю я, блин! Карась на горе замахал флагом, я сразу — к вам.

Илья распахнул глаза и воскликнул с наездом:

— А кто знает⁈ Чего не выяснил?

Он уже на Кабанова собрался накинуться, но я встал между ними.

— Спасибо, Саш. Илья, попустись! Он просто не мог ничего узнать.

— Да! — встал на свою защиту Кабанов. — Откуда я знаю, чего он машет? Далеко, что орет — не слышно.

— Саня молодец, — продолжил я. — Вместо того, чтобы ломануться выяснять, что там за новости, побежал предупреждать нас.

Хотелось открыть телепорт и переместиться в школу, где все уже все знают, но в неведении нам предстоит пробыть еще минимум минут сорок: пятнадцать — по берегу, двадцать с копейками — на мопеде виноградниками.

— Как быстрее попасть в школу? — спросил Илья.

— С ним, — я кивнул на Кабанова и решил забрать мопед позже, главное — знать, пусть это и страшно.

— Бежим!

И мы побежали, побивая рекорды и рискуя разбиться. Кое-где пришлось сбавлять скорость и карабкаться по свежим обвалам — горный массив-то рядом, буквально нависает над головой — кое-где перемещаясь на карачках по колено в воде — потому что прибрежные камни очень скользкие.

Потом, опережая друг друга, задыхаясь, мы неслись в школу, надеясь по пути встретить кого-то, кто ответил бы на наш вопрос, жива ли Инна.

Мозг жил своей жизнью и подсовывал разнообразные версии: ее нашла бабка в каком-нибудь сарае целую и невредимую и выпорола. Девушка пришла сама и покаялась. Ее тело утром рыбаки достали из сетей, и она в морге. Труп нашел кто-то из наших, например, Гаечка, и теперь ее откачивают в больнице.

Шел четвертый урок, ни в школьном дворе, ни в коридоре никого не было, только злобная техничка, оттирающая подоконник. Мы прямым ходом рванули в директорский кабинет, ворвались без стука. Секретарша вскочила и отчиталась:

— Девочка жива. В больнице.

Ощущение было, словно меня давила многотонная плита, вот она рухнула, и такая легкость!

— Что с ней? — спросил Кабанов.

Рано утром Игорь Александрович, заводчик и большой фанат немецких овчарок, с тремя питомцами отправился прогуляться по берегу на дикий пляж, спустил собак с поводка — все равно никого не напугают в полседьмого утра, потому что какой псих попрется туда в такую рань.

Собаки умчались вперед, а через полминуты, исчезнув из виду за камнями обвала, подняли лай. Игорь напрягся: он отлично понимал, что они хотят ему сказать, потому что разбирался, на кого они как лают. Снисходительно и для галочки — на чужих собак, яростно — на проходящих мимо двора людей, на кошек — посмеиваясь, что ли. Сейчас овчарки лаяли встревоженно. Игорь и сам встревожился, рванул на зов питомцев и обнаружил на берегу мокрую и холодную девочку в спортивных штанах и майке. Девочка точно вылезла на берег сама, а ее не выбросило волной, и она была без сознания, но жива, слава богу!

Игорь попытался привести девушку в чувства, но ничего не получилось. Охваченный паникой, он побежал вызывать «скорую», но встретил престарелую эзотерическую нудистку Галину Яковлевну, что шла вызывать фиолетовое пламя или поджидать инопланетян, которые, по слухам, прячут НЛО в море. Галина прониклась проблемой и, пока Игорь Александрович, потирая взмокшую от волнения лысину, охранял девушку и проверял слабый пульс на ее шее, побежала вызывать скорую.

Те приехали, но идти к пострадавшей отказались — типа не могут они по камням скакать. Вызвали спасателей. Пока те прибыли на лодке, медики укатили, и их ждать пришлось еще минут двадцать. В итоге девушку с нитевидным пульсом в больницу доставили только к началу десятого.

Медики не могли понять, что с ней и почему такое низкое давление, пока не поступил звонок от родственников, которые ее искали, и те не рассказали, что это суицидница, наглотавшаяся клофелина. Девушке сразу же промыли желудок и кишечник и положили ее под капельницы. ИВЛ не потребовалась — пострадавшая дышала самостоятельно и показывала положительную динамику.

Это рассказала Елена Ивановна, наша классная руководительница, когда я, Илья и Кабанов прибыли в больницу. Также тут, на лестничной клетке, были мама и бабушка Инны, о причине суицида они умолчали. Девушка находилась в реанимации, и к ней никого не пускали. От классной же мы узнали, что после того, как придет в себя, ее рекомендуют перевести в психиатрическое отделение, потому что суицидники в острой стадии обычно снова пытаются уйти из жизни.

Опять же со слов Еленочки, одноклассники-поисковики уже тут побывали и, упокоившись, разъехались по домам.

— Интересно, что у Инны случилось, раз она так поступила, — проворчал Кабанов, с ненавистью глядя на мать Инны и, вероятно, думая, что дело в ней.

Мы с Ильей переглянулись, но ничего не сказали. Обошлось, и слава богу! Родители же решили не обнародовать причину, толкнувшую Инну в пропасть, за что им огромное спасибо! Другой бы сделал все, чтобы найти и наказать виноватого. Для людей, которые рискуют лишиться близкого, обычно неважно, действительно ли человек виновен, им нужен просто козел отпущения — настигнуть, наказать, втоптать в грязь, сделать так же больно или еще больнее.

Узнав все, что хотел, Кабанов как-то быстро потерялся, мы с Ильей остались, и друг поделился предположением:

— Скорее всего, Инна просто испугалась смерти. Наглоталась таблеток, а когда поняла, что может умереть по-настоящему, выплыла, может, частично проблевалась, и ее вырубило.

— Да, — кивнул я, — человеческий организм выключает мозг и делает все возможное, чтобы выжить. — Помолчав немного, я добавил: — Знал бы ты, какой камень у меня с души свалился!

Друг вздохнул и виновато прошептал:

— Представляю. Еще и я на тебя кинулся, когда тебе и так хреново. Ты ведь не думал, что так будет!

— Не думал. И тем более не желал Инне ничего плохого. Никто не думал. Ну что, домой, или — сбор под платаном?

Илья зевнул и пожал плечами. Я тоже зевнул. После кошмарного напряжения нас отпустило, эмоций не осталось, и хотелось одного — спать. Но раз уж я объявил общий сбор, нужно было присутствовать.

— Значит, сбор, — констатировал я и вдруг кое-что вспомнил: — Нет! Ты, если хочешь, иди домой, мне надо за мопедом.

Чего я не ожидал — того, что наша классная так озадачится произошедшим и будет дежурить под дверью реанимации вместе с бабушкой и мамой Инны. Вот и сейчас ходит, меряет шагами коридор — ждет, наверное, когда Инна очнется.

Подберезные, поглядывающие искоса, меня настораживали. Особенно — бабушка, которая чуть горло мне не перегрызла в кабинете директора. Потому я тянул время, ждал, когда они перестанут блокировать лестничную клетку и лифт, и я смогу улизнуть. Однако зловредная бабка будто специально меня подстерегала, вроде и не смотрела в открытую, но я точно знал: пасет.

Все-таки я чувствовал вину перед этими людьми, и было стремно выслушивать их душевные излияния или обвинения. Но время шло, Илья начинал нервничать, а бабка все не уходила от лестницы. Хуже того, Елена Ивановна поговорила с мамой Инны и нажала кнопку лифта, собираясь ехать домой. Ну все, сейчас или никогда. Не хотелось мне применять силу против старушки, но, если бросится и начнет глаза выцарапывать, придется. А так, в присутствии учительницы, может, не рискнет.

Я встал за спиной Еленочки, рассчитывая войти с ней в одну кабину, но кто-то схватил за руку — я чуть на месте не подпрыгнул, а когда обернулся, обнаружил себя в цепких лапах Валентины Марковны. Ничего не стоило освободиться из захвата, но, посмотрев в глаза старушки, я не прочел там ненависти.