Но вместо того, чтобы попасть в комнату-куб с экраном, я оказался в коридоре с тремя одинаковыми дверями в стене. Куда войти? Интуиция подсказывала, что ничего хорошего меня там не ждет. Где коня теряют? Я коснулся ручки левой двери.

Мир мигнул. Вот я стоял в освещенном коридоре — и вдруг оказался в незнакомом ночном городе. Было холодно, изо рта валил пар, вдалеке бахали взрывы, доносились автоматные очереди.

Снаряд разорвался близко — аж земля дернулась, зазвенели выбитые стекла, и из перекрестка выкатил танк под красным флагом. Я протер глаза. Нет, это не Великая Отечественная, танк современный, Т-72! Следом за ним выбежали люди с автоматами — кто в камуфле, кто по гражданке.

Я отступил к перевернутым мусорным контейнерам, посеченным осколками, присел за кучей мусора, понимая, что здесь разорвалась граната, вон, у стены труп.

— Федерасты, — прошипел бородач и сплюнул под ноги.

«А вы кто такие?» — вертелось на языке. Танк исчез из вида и бахнул совсем неподалеку — уши заложило. Видимо, за этим танком охотились, и в пятиэтажку напротив прилетело, она загорелась и частично обрушилась, заорали люди, повалил черный дым.

Это что, вероятное развитие событий, если бы толпа схлестнулась с толпой, и в регионах народ поднялся за Дом Советов? И сейчас я наблюдаю битву какой-нибудь Великой Мордовии против войск Российской Федерации?

Мир снова мигнул, и меня перенесло в тот же коридор, где я стоял изначально, только дверей было две. Если слева теряют коня, то мне остается лишиться головы или стать женатым. Неизвестно, что хуже. Не просто так женитьба включена в список выборов, которые лучше не делать.

Да пошли вы, мне туда не надо!

Однако коридор не имел ни окон, ни выходов, кроме этих двух дверей. Поморщившись, я коснулся той, что в середине.

Хлоп, и я посреди чужой просторной квартиры. За окном, изрисованным морозными узорами — снег и сугробы, в квартире лютый холод, идет Санта-Барбара на непонятном языке. Напротив телевизора «Тошиба» за столом сидят: бабка в фуфайке, закутанная в шерстяной платок, мужчина в пальто и меховой ушанке, женщина в шубе, девочка-подросток, замотанная в одеяло, как в кокон. На полу малыш лет пяти, тоже одетый, гудя, возит игрушечный грузовичок.

Мужчина читает субтитры, ругается и переводит. Меня никто не замечает, хоть я стою на видном месте.

— Фигня! — Девочка спрыгивает с дивана и уходит на кухню, там хлопают дверцы полок, доносится хруст.

Малыш замирает, бросает игрушку и бежит туда с криком:

— Мама, ма-ам! Я тоже хочу сухарик!

— Наташа! Ты сегодня уже ела! — кричит женщина. — Поделись с Вадиком!

— Вот! А вы в лес идти не хотели, — самодовольно восклицает бабка, воздев перст. — Кабы не насушили грибов, совсем подохли бы!

— Что тут происходит? — спрашиваю я, но меня не видят и не слышат.

— Поищи что-нибудь по-русски, — велит бабка мужчине.

Хозяин семейства берет пульт, переключает каналы, останавливается на новостях, где девушка в хиджабе радостно вещает о музыкальном фестивале для тюркских народов, который пройдет в Казани, где татары долго не могли самовыражаться на родном языке.

Бабка швыряет в телевизор подушку, ворча:

— У, гниды, понаотделялись! Тьфу! Жри, падла, свой татарский по талонам!

Ясно. В этой ветке Россия распалась бескровно, и мне показывают становление Великого Татарского Каганата в Казани.

То самое чувство, когда ты думаешь, что девяностые — это дно, и тут снизу стучат.

Бесспорно, им льют в уши, что эту страну ждет великое будущее без Москвы, которая высасывает из регионов все соки. Безусловно, скоро каганат заживет, настроят заводов, старые модернизируют, и будет у них тут, как на Тайване. И, конечно же, заграница им поможет, а воровать на местах никто не будет.

Я прошел на кухню, замерев в прихожей напротив календаря за 1996 год. Н-да, за три года они развились до талонов и отключения отопления зимой. Но как говорят в подобных случаях? «Ничего, я готов потерпеть, лишь бы дети мои жили, как в Европе».

Пока дети хрустели сухарями, я провел ревизию на полках. Обнаружил сушеные грибы в банках, мешки с сухарями, початую пачку муки. Вот где адище-то! Если в России, где пусть и полумертвое, но налажено какое-никакое снабжение, то тут, в каганате — зона экстремального земледелия, логистика не налажена, все связи с центром если уже не разорваны, то вот-вот разорвутся, потому что усилиями пропаганды скоро достанут из небытия какой-нибудь день скорби, и все больше народа будет просыпаться и видеть зверства москалей. Все крепче будет граница, все жирнее — таможенники.

Теперь, когда я увидел воочию, какие вихри прошли стороной, мне стало страшно. Если бы толпа схлестнулась с толпой, был бы первый вариант. Не случись расстрел Белого дома, получился бы второй вариант…

Интересно, это сон или реальное развитие событий?

Хлоп! И я снова в коридоре, осталась последняя дверь. Что там? Ядерная пустошь? Скривившись, я потянулся к ручке.

Теперь я оказался в комнате с экраном и таймером. Застывшие цифры — 19. 02. 2029 — ожили, замигали так быстро, что увидеть, куда идет отмотка времени, не получалось.

Смена дня и ночи на экране происходила так быстро, что казалось, пространство соткалось в огромный кокон. Отмотка шла долго, очень долго, и это наводило на мысль, что я преуспел.

Картинка на экране прояснилась. Теперь действие происходило в Москве на Красной площади, а время замерло на цифрах: 26. 05. 2031.

Губы растянулись в улыбке. Я подарил миру полтора года жизни! Так, глядишь, позволю моему поколению дожить до старости.

Даже инверсионный след, расчертивший небо над Москвой, не испортил настроение.

Так, с улыбкой, я и проснулся. Встал с раскладушки, проверил, все ли в порядке с дедом, прошлепал на кухню, отмечая, что в квартире потеплело — очевидно, наконец включили отопление.

Попивая кофе, я, гордый и довольный собой, вспоминал сон и думал, как же все хорошо закончилось в этой реальности! А раз время так сильно сдвинулось, мои усилия не были напрасными.

Сегодня надо съездить за запчастями, потом посетить Чуму и попытаться сделать ему внушение — ну а вдруг сработает? Раньше с ним не получалось, так ведь все меняется, я становлюсь сильнее! Потом — связаться с Наташкой и узнать, что там с ваучерами, не пустила ли их заботливая родительница в оборот.

Вечером — потренироваться с парнями, выяснить, как там Лёха. Больше чем уверен, что он был в обезьяннике. Потом — наконец засесть за уроки. С завтрашнего дня начнутся рыночные будни, и станет совсем некогда, ведь запчасти тоже на мне. А еще я должен встретиться с Владом, обеспечить ему рабочее место и наладить торговлю.

Утром Наташка, конечно же, не отчиталась, как прошло спасение ваучеров, потому что неоткуда было звонить. Вот приеду, обязательно озадачусь, как провести в квартиру телефон. Раньше все упиралось в отца: он категорически не хотел, чтобы дома его постоянно дергали по рабочим вопросам.

Мне же телефон казался символом статуса и очень его хотелось. Теперь же он стал предметом первой необходимости. Вот, назрела проблема, и непонятно, как она решилась, жди теперь вечера. Надеюсь, у Натки хватит ума позвонить от Ильи или от Андрея… А пока, что уж делать, буду до вечера мучиться неведением.

Черт побери, у нее скоро спектакль! Так хотелось посмотреть, как она играет, пусть даже ей придется сказать всего пару фраз.

Скупившись на авторынке, я не успел заехать домой и оставить запчасти, потому встретился с Аллой Витальевной Чумаковой груженый: две клетчатые сумки на тележке и набитый рюкзак.

— Это что такое? — Уперла руки в боки она.

— Взрывчатка, конечно, — не выдержал я, увидел ее округлившиеся глаза и объяснил: — У нас семейный бизнес, автозапчасти. Раньше закупкой товара занимался дедушка, теперь он лежит в гипсе, и приходится это делать мне.