— Как жить, ай-я-яй! Мне, ветерану боевых действий, дали квартиру старую! Без ремонта! И как ее тянуть, а? Балкон не застеклен!

— Берете гепатопротекторы? — спросила аптекарша.

— А вот тут вот правильно написали, как их пить? А то я не вижу ничего. Доктора так пишут, как курица лапой.

— Правильно, не наговаривайте, все разборчиво. Так берете?

— А скажи, дочка, тут вот лекарство есть, вот. Это зачем?

— От давления.

— А-а-а, а раньше другое было… как же его…

— Не задерживайте очередь! — крикнули от входа, но старушка словно не услышала, она ходила к докторам общаться, и плевать, что кто-то где-то помирает.

— Какое было лекарство, не напомните? — проквохтала ветеранша.

— Следующий кто? — не выдержала аптекарша, взяла протянутый мной список, глянула туда и воскликнула: — «Промедол» без рецепта не отпускается!

— Значит, самое сильное обезболивающее, пожалуйста, — сказал я. — Для внутримышечных инъекций.

Прочитав весь список, аптекарша уставилась на нас с Алексом с удивлением и спросила у него:

— Парни, вы на войну, что ли, собрались?

— На Баррикадную, — честно ответил я. — Мы студенты-медики. Там много раненых, «скорые» не справляются, хотим помочь.

— Я, между прочим, тут стояла! — Ветеранша напёрла на нас грудью и оттеснила в сторону, принялась колотить по прилавку. — Девушка, что за безобразие, я тут стояла!

— При Сталине было дешевле! — начали глумиться три ярко накрашенные школьницы в конце очереди.

Аптекарша кивнула Алексу, кокетливо улыбнувшись:

— Сейчас сделаю.

Раньше мне было бы обидно, что слава досталась Алексу, теперь же я с интересом наблюдал, как смущается парень, который так хотел казаться альфачом в своей маленькой стае. Зато ему, которого предстоящая миссия пугала до трясучки, симпатия аптекарши придала сил и уверенности.

В списке были бинты, марля, вата, перекись, физраствор, шприцы для внутримышечных инъекций, хлоргексидин. Из дома Алекс приволок ненужные простыни — вдруг понадобится кого-то тащить к «скорой» лежа. Из самой плотной мы нарезали тряпичные ленты, которые потом можно и свернуть как жгуты, и использовать как иммобилизирующие повязки для руки. Еще с собой Алекс взял четыре доски для изготовления шин.

— Я тут стояла, это безобразие! Где тут жалобная книга! — разорялась пенсионерка, которой отказали в главном — в общении. — Дайте жалобную книгу!

— Расстрелять! — гаркнула школьница мужицким басом, две ее подруги прыснули в кулачки.

— Я книга. Я жалобная! — пропищала другая школьница. — Пожалейте меня.

Когда аптекарша начала вываливать на прилавок необходимое нам, пораженная масштабами закупки, очередь загудела. Бутылочки физраствора я сложил в рюкзак, туда же определил прочие пузырьки, бинтами и ватой мы набили два пакета. Я отсчитал пятнадцать тысяч рублей и получил упаковку в отдельном пакетике, заглянул туда и едва не присвистнул: «Промедол»! Вива, девяностые!

— Спасибо!

— Удачи, парни! — сказала она, глядя на Алекса. — И на кого учитесь?

— Хирургия, — ответил я, пока приятель размышлял над ответом, и потянул его за рукав куртки. — Ходу!

— Это безобразие! — Донеслось в спину. — Дайте, пожалуйста, таблетки клофелина, — обратилась пенсионерка в аптекарше. — Только настоящие! А то слышала, что в аптеках у вас все поддельное.

— Не задерживайте очередь! — крикнул тощий длинный мужик в бейсболке с надписью USA.

— Они точно настоящие? А доказательства? У вас есть на них сертификаты качества?

— Следующий!

Дверь в аптеку захлопнулась, и Алекс для уверенности еще раз уточнил:

— И жгут накладывать умеешь?

— Умею. Ты давай, бери пакет — и за мной.

Алекс, такой важный, такой уверенный во время нашей первой встречи, сейчас выглядел растерянным и маленьким. Он постоянно отставал от меня, словно инстинктивно старался спрятаться и не участвовать в моей задумке. Будет весело, если он от вида крови начнет падать в обморок. Впрочем, не факт, что вообще будут раненые, может, вся наша возня напрасна, лучше бы теплые кроссовки себе купил на эти деньги.

Последнее я сказал вслух, Алекс кивнул и повеселел. Мы спустились в метро на кольцевую. В вагоне Алекс завертел головой, выискивая приметы неудавшейся революции. Ничего. Едут по своим делам люди, уткнувшись кто в книгу, кто в газету.

Наверное, так всегда: кого-то накрывает ветром перемен, и он лишается инстинкта самосохранения, но большинство живет обычной жизнью и реагировать начнет, только если кто-то вломится к ним в квартиру.

Мы вышли на Краснопресненской.

И тут все было спокойно. Спал бомж у стены. Кучковались беспризорники, поглядывали жадно, как голодные волчата. К ним подбежал парнишка лет двенадцати, встав ко мне спиной разжал пальцы, что-то показывая. Коротко стриженная девочка присвистнула, потянулась к его руке, взяла… пулю? Похоже на то.

Будто по команде беспризорники вскочили и убежали к эскалаторам.

Только я собрался у кого-нибудь уточнить, точно ли наверху еще стреляют, как увидел размазанную струйку крови, тянущуюся к эскалатору, и вопрос отпал.

— Наверх пойдем? — спросил Алекс. Вспомнив, что я не местный, он добавил: — Тут только один выход, и он ближайший к Белому дому. А стреляли в меня дальше, аж возле универа, это северо-восточнее.

Я кивнул, изучая схему метро. Алекс передернул плечами, и вместе с гражданами, хлынувшими из прибывшего поезда, мы направились к эскалаторам и поехали наверх.

По идее, если поблизости такой замес, как описывал Алекс, люди должны спускаться в метро побитые и взбудораженные, но нервничали и оглядывались только трое парней. Алекс словно прочел мои мысли:

— Там стреляют, а им хоть бы хрен!

— Сам таким же был, — сказал я и уточнил: — когда утром на учебу ехал. Люди или ничего не знают, или недооценивают опасность.

Когда поднялись, Алекс отстегнул пейджер от пояса, проверил сообщения и вернул его на пояс.

— Лёху так и не нашли.

Мы обогнули турникеты и остановились.

— Может, все уже закончилось? — спросил Алекс с надеждой.

В этот момент распахнулась дверь, пропуская брюнетку с каре, и издали ответила перекличка автоматов.

— Стреляют? — спросил я у брюнетки.

Она пожала плечами и прошествовала мимо. Лохматый и усатый мужик, похожий на хиппака, услышал мой вопрос, остановился и ответил:

— Стреляют, суки! Гоняют кого-то, черти им мерещатся, что ли⁈ Чуть меня не пристрелили.

Женщина с ребенком остановилась возле нас. Пятилетний малыш топнул:

— Жвачку хочу!

— Не ходили бы вы. Не самое удачное время, — посоветовал ей мужик и пошел по своим делам.

Я попытался объяснить женщине происходящее так, как это виделось мне:

— Взяли штурмом Белый дом, сейчас военные, менты и спецназ пакуют протестующих, ловят их на улицах. Возможно, милиция и военные плохо координируют действия и стреляют друг в друга и в простых прохожих. Идите домой.

Мальчик дернул мать за руку, снова топнул:

— В зоопарк! Ты обещала!

— Там бандиты, вон, дядя сказал. Домой идем!

— Зоопарк! А-а-а! — донеслось с эскалатора.

Мы с Алексом переглянулись, не понимая, что делать дальше. Раненых не было. Идти их искать? Так скорее пулю схлопочешь, там творится какое-то безумие.

Будто утка, вразвалочку потопала к выходу полная пожилая женщина. И вдруг, едва не сбив ее с ног, в вестибюль ворвались две девушки с глазами, огромными от испуга. Обернулись, прижались к стене. Следом пожилая пара затащила парня с окровавленной головой, белые кудри были спутаны, и я не понимал, что с ним.

Вот он момент, когда надо действовать, а ноги от страха не идут! Преодолевая оцепенение, я шагнул им навстречу и скомандовал:

— На пол его, и к стене.

Взрослые послушались, сделали, как я, пацан, велел. Потом мужчина ушел, женщина осталась. Я осмотрел голову парня, обнаружил ссадину, которую пострадавший получил, видимо, при падении. Невольно попятился от расползающейся под ногами лужи крови. Откуда?