Прослушав песню, я подошла к Эмилио и обратилась к нему с вопросом, глядя в глаза:

— Я могу ее записать? Я у тебя в студии, давай запишем ее прямо сейчас.

Эмилио рассмеялся:

— Успокойся, у нас впереди много времени на то, чтобы ты ее выучила и отрепетировала.

Он не верил, что я могла записать песню вот так с ходу, без репетиций. Но за своими плечами я несла школу Марты Сабалеты и Хулиссы времен «Васелины», а в «Тимбириче» я была натренирована Луисом Льяно, говорившим: «Вот, выучи это — через пять минут записываем». С темпом записи телесериалов, где один сценарий меняется на другой за минуту, и сцены, запланированные на день, репетируются и в тут же снимаются, мой мозг был, как губка. Он был натренирован на то, чтобы буквально впитывать в себя диалоги, песни, хореографию. За несколько секунд я могла запомнить текст или партитуру и тут же все исполнить. Мысленно я уже говорила себе: «Песня уже есть, прямо сейчас, в студии, я ее заучиваю, на счет три она будет записана… и дело с концом!» Мне удалось настоять на своем. Хотя Эмилио был не слишком убежден в моей затее, он позвонил композитору Кике Сантандеру, чтобы тот приехал. Ему хотелось узнать, чего сможет добиться «молоденькая мексиканочка». Через полчаса пришел тот человек, которого мы ждали. Я два или три раза пропела ему песню, он подправил мне в некоторых местах тональность, и тут у всех на глазах ко всеобщему изумлению родился «Мулат», один из моих самых лучших и признанных мировых хитов.

Само собой разумеется, когда закончились съемки «Марии из предместья», закончилась и моя связь с Фернандо Колунга, моя сериальная помолвка. Я сообщаю всем его фанам, что Фернандо — истинный кабальеро в полном смысле этого слова: он ласковый, нежный, веселый, он замечательный друг.

По окончании съемок я сразу же отправилась в Майами, чтобы встретиться с Эмилио Эстефаном и обсудить проект моего следующего диска. Между нами завязались искренние дружеские отношения, которые мы и дальше развивали. Были моменты, когда Эмилио был моей жилеткой для слез; помимо того, что он был моим продюсером, он стал мне еще и настоящим другом. Их брак с Глорией был очень крепким, к чему-то подобному стремилась и я. Так что я рассказывала ему о своих отношениях и неудавшихся попытках найти мужчину моей мечты, принца на белом коне. Наши с Эмилио отношения выходили за рамки обычных рабочих, они стали почти что родственными. Когда мы с мамой приезжали во Флориду, его семья всегда ждала нас к обеду или ужину.

В одной из таких бесед по душам, когда я поведала ему о своих сердечных делах, он сказал:

— Детонька моя… Ты — чистой воды королева, и я знаю кое-кого, кто идеально тебе подойдет. Я просто уверен, что он — твой король.

Я уставилась на Эмилио, всем своим видом говоря: «даже если что-то взбрело тебе в голову, я ничего не хочу знать ни о ком». Но, как бы то ни было, Эмилио не смирился с поражением и еще не раз в разговорах со мной возвращался к тому королю, некоему Томми Моттола, который был его другом, и с которым происходило то же самое, что и со мной. Я не имела ни малейшего представления, кем был этот человек, да, по правде говоря, и не выясняла, меня это не слишком-то интересовало. Однако Эмилио не упускал возможности лишний раз упомянуть о нем. «Когда-нибудь вы должны познакомиться и, на худой конец, пойти пропустить по бокальчику. Если честно… вы похожи как две капли воды!» — повторял он мне снова и снова. Как-то раз я чуть больше расспрашивала его об этом человеке, и Эмилио рассказал о нем поподробнее, посвятив меня в некоторые детали его жизни. Он пояснил, что этот мужчина уже два раза был женат, что у него было двое детей, что он был старше меня и жил в Нью-Йорке. Я так выпучила глаза, что Эмилио, как мне думается, встревожился не на шутку… Это какого же рода мужчине он хотел меня представить? Выходит, я выплескиваю ему все свои печали и тревоги, а он хотел познакомить меня с человеком, у которого ворох сложностей, с ходячей проблемой? Но, браки заключаются на небесах и, как говорится в мексиканской пословице: «венец да саван с неба падают». Словом, через год с небольшим после настоятельных рассусоливаний темы Моттолы, Эмилио устроил нашу первую встречу.

Я приехала в Нью-Йорк, потому что мне предложили сняться в независимом кино[48], но ни моим агентам, ни маме эта затея не приглянулась. Она показалась им пустой тратой времени, и мне запретили сниматься в кино. По их мнению, не было особого смысла в том, чтобы ехать в Штаты и играть в небольшом малобюджетном фильме после того, как я снялась в весьма удачных сериалах, имевших мировой успех. Но тут я уперлась и не сдавалась; мне была необходима перемена обстановки, глоток свежего воздуха. Мне хотелось попробовать что-то другое, выбраться ненадолго из повседневной рутины и телестудий, поэтому я настояла на своем и на несколько месяцев уехала в Нью-Йорк. Я приезжала на все музыкальные фестивали во Францию и Испанию, продвигая во всех версиях песню Amor a la mexicana («Любовь мексиканки»). Я делала ремиксы песни, чтобы поднять ее рейтинг, и «Любовь мексиканки» стала песней лета в Европе. А поскольку мне уже прислали сценарий фильма, то разъезжая по старому свету, я могла выучить его наизусть и несколько раз порепетировать, запомнив произношение, ведь текст был на английском языке. Продюсеры записали на пленку текст и послали мне кассеты для того, чтобы я могла научиться на слух и по памяти правильно произносить слова, поскольку мое английское произношение тянуло на двойку по десятибалльной шкале.

Покончив с поездками, я сразу вернулась в свой дом в Лос-Анджелесе. Мне понадобилось несколько недель, чтобы уменьшить акцент и улучшить произношение. Отсюда я направилась прямо в Нью-Йорк, где провела три месяца, снимаясь в фильме. В заключительный день съемок я поговорила с Эмилио и сказала:

— Завтра у меня свободный день, и я пройдусь по магазинам купить что-нибудь, схожу в театр, а потом я возвращаюсь в Мексику. Слушай, Эмилио, — спросила я, — почему бы тебе не сказать своему другу, ну тому, о котором ты всегда талдычишь, чтобы он позвонил мне, и мы встретились? Но только выпить по бокалу, о’кей? Никакой еды, ничего такого. Ты же знаешь, что слопать целый ужин, а потом выносить жуткую слабость и вялость, это не мое.

С того конца провода доносились восторженные крики Эмилио — наконец-то я собралась на встречу с его другом. Не откладывая дела в долгий ящик, он немедленно поговорил с Томми. Позднее Томми рассказал мне о своем разговоре с Эмилио.

— Томми, помнишь мою подругу, с которой я хотел тебя познакомить? — спросил Эмилио друга. –

Некая королева для короля, дружище. Так вот, она в Манхэттене, пригласи ее на свидание, она ждет твоего звонка.

— Послушай, Эмилио — тут же ответил Томми. — Сейчас у меня не самое лучшее время для свиданий с кем бы то ни было… Я приглашу ее только на бокал вина, о’кей? Никаких там ужинов, ничего такого.

Он тоже ничего ни о ком не хотел знать.

На улице было холодно, шел снег, и я надела теплое пальто. Придя к месту встречи, я вошла в ресторан. Метрдотель повел меня к стойке бара, находившейся под лестницей. Ресторан был оформлен в итальянском стиле. На столиках стояли свечи, и это создавало особенную, неповторимую атмосферу. На мне было пальто цвета слоновой кости, а длинные волосы были небрежно распущены по плечам, как у Маримар. Собственно, такие непослушные волосы у меня от природы. Из всех мужчин, находившихся в ресторане, выделялся один, сидевший за столиком в одиночестве с бокалом ледяного мартини в руках. Он был просто красавцем, и с первой секунды привлек мое внимание. Меня сразу потянуло к нему, едва я его увидела, и, спускаясь по лестнице, я молилась, чтобы это был он. Я продолжала идти в сторону красавца, а когда он мне улыбнулся, я поняла, что это был Томми Моттола. Сейчас я думаю: бог знает, что я сделала бы тогда, если бы он мне ни чуточки не понравился. И слава богу, что это было не так!