Прошла неделя с тех пор, как я видел его в последний раз, но я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.
Несколько раз я мог поклясться, что видел на улице Донателлу Маркетти. Но когда я преследовал этого человека, он исчезал или оказывался невинным свидетелем, просто бродящим по улицам Парижа. Это меня раздражало, но я не знал, что с этим делать. Я мог бы позвонить старшему брату, но это казалось бы крайностью. Кроме того, мне придется признаться Илиасу, что я спала с Энрико Маркетти, а это было нелегко.
Вместо этого я просто продолжал заниматься своей обычной рутиной. Приближалась зима, и большую часть моего времени отнимали репетиции в Парижской национальной опере предстоящего спектакля «Лебединое озеро» Чайковского. На праздниках его повторяли снова и снова. Это была моя наименее любимая его пьеса. Мне больше всего понравилась увертюра «1812 год». Не потому, что это была история поражения Наполеона от русской армии, а потому, что она передала столько сложных эмоций. Обезумевшее настроение народа после объявления Наполеоном войны, эта печальная гармония, возвещающая о близком конце.
Была поздняя ночь, и все девочки спали. Кроме меня. Я ворочался, не в силах найти покоя. Обычно игра на скрипке меня успокаивала, но от нее будило все здание, не говоря уже о моих друзьях.
Это заставило меня смотреть в темный потолок, мой разум путался в случайных мыслях, но всегда возвращался к матери.
Некоторые девочки выросли с проблемами отца, но у меня такой проблемы не было. Илиас заполнил эту дыру ролью, которую он сыграл в моем детстве. Он был моим братом, моим отцом, моим дядей. Он даже пытался исполнить невозможную роль моей матери. Конечно, я бы никогда не сказал ему, что он потерпел неудачу. Он чертовски старался.
Моя мать.
Она была загадкой. Хотя Иллиас много рассказывал мне о нашем отце, который был безжалостным бизнесменом и стал неоправданно жестоким с возрастом, о моей матери он хранил молчание. О том, кем она была. Ее родословная. Ее происхождение. Должно быть, он у нее был, но он отказался поделиться им со мной.
У меня всегда было ощущение, что он сделал это, чтобы защитить меня.
Трудно было просто отмахнуться. Она была моей матерью. Каждая девочка должна знать определенные вещи о своей матери. Любила ли она отца? Была ли она удовлетворена тем, что была второй? Потому что, зная кое-что из того, что мой брат Максим проговорился, наш отец потерял рассудок, когда умерла их с Илиасом мать. Это заставило меня задуматься, искал ли он утешения в моей матери.
Я вздохнул и повернулся на бок, глядя на пейзаж Парижа, мерцающий под полной луной.
В общем, я была счастливой девочкой. У меня были отличные друзья. Мы прошли через все трудности. Мы всегда поддерживали друг друга. И хотя жизнь могла усложниться теперь, когда Рейна вышла замуж, мы были одним целым. Всегда будет.
И у меня были замечательные братья. Я сразу вздрогнул. Один брат . У меня остался один брат. Максим умер прошлым летом, и хотя это не стало неожиданностью — не после того, как он столько лет боролся с проблемами зависимости — это все равно причиняло боль. Меня это все равно печалило. Я помнил его таким, каким он был до того, как впал в пропасть наркозависимости.
Тихий стук в дверь напугал меня, и я вскочил на матрас.
Дверь скрипнула — гораздо громче в глубокой ночи — и сквозь нее выглянули золотые локоны Рейны.
— Я тебя разбудил? прошептала она.
Я покачала головой и похлопала по месту рядом со мной на моей огромной кровати. "Неа. Я не могу спать».
Закрыв за собой дверь с тихим щелчком, она босиком подошла ко мне. Рейна была самой младшей из нас и теперь выглядела еще моложе в своих шортах для мальчика и белой майке. Мы все смотрели на нее как на младшую сестру, которую мы должны защищать, даже несмотря на то, что она часто вела себя больше как наша мать с ее контролирующими способностями. Я задавался вопросом, не была ли она, возможно, самой сильной из всех нас, но в то же время и самой уязвимой.
Матрас сдвинулся, когда она забралась на кровать. «Я тоже не могу спать», — призналась она.
Я сочувственно улыбнулся. — Дрожь по поводу помолвки?
Она пожала плечами. "Наверное."
Наблюдая за ней, я ждал, что она скажет что-нибудь. Она подтянула колени к груди и обняла их, мягко закрыв глаза.
— Рейна?
"Хм."
Я сглотнул. — П-ты не беспокоишься, что Данте узнает, что мы сделали, если ты выйдешь за него замуж?
В свете полной луны ее голубые глаза нашли мои в темноте, и я увидел в них боль. На ее лице мелькнуло болезненное выражение.
«Я должна волноваться об этом», — прошептала она. «Но все, о чем я беспокоюсь, это Феникс».
Я нахмурил брови, меня охватило смятение.
— Твоя сестра Феникс? Я спросил глупо, как будто я знал другого Феникса.
Она кивнула, но я все еще не мог уловить смысл этого. Какое отношение к этому имеет Феникс?
— Я не слежу, — признался я.
Она тяжело вздохнула, ее плечи опустились. «Она любит Данте».
Мои глаза расширились. — Нет, — выдохнул я.
«Да», — возразила она. Она бы знала. Рейна и ее сестра были очень близки; иногда казалось, что они близнецы. — Я чертовски ненавижу это, — пробормотала она. «Я влюбился в брата Данте, и это чуть не убило меня. Теперь моя родная сестра влюблена в Данте». Она глубоко вдохнула, а затем медленно выдохнула.
— Данте, за которого ты выходишь замуж, — недоверчиво заявил я. Она кивнула головой. Блин, поговорим о совпадениях.
«Это кончится хорошо», — добавила она криво, с сарказмом в тоне. — В любом случае, лучше я, чем она. Голос Рейны был тверд, но от меня не ускользнула дрожь в ее руках. «Данте задушил бы ее. Уничтожьте ее. Так что я сделаю это. Нам нужна защита Леоне».
Для Рейны это тоже не сулило ничего хорошего. Почему она всегда жертвовала собой? Она и Феникс должны дать отпор. Скажи их отцу, чтобы он отвалил. Он им был не нужен. Братья Леоне им тоже были не нужны. Чертовы уколы!
Я знал, что в семье Ромеро дела обстоят иначе. Рейна и Феникс редко обсуждали своего отца, но то немногое, что они говорили, рисовало довольно четкую картину преступных организаций, к которым он принадлежал. Он держал их подальше от всего этого, вероятно, чтобы защитить, но Рейна и Феникс были намного сильнее, чем все трое мужчин вместе взятые.
Я провел рукой по непослушным волосам. "Ебать. Я никогда не ожидал, что это произойдет».
— Мне хотелось бы сказать то же самое, — рассеянно прошептала она.
"Что ты имеешь в виду?" Я допросил ее. «Ты знал, что Данте Леоне собирается предложить тебе жениться?»
«Последние несколько месяцев у меня было ощущение, что папа собирается жениться на одном из нас».
Я смотрел на нее с сочувствием. — И ты знал, что это будешь ты, а не твоя сестра.
"Ага." Ее пальцы проследили нити простыней. Лево и право. Вверх и вниз.
— Почему ты не отказываешься? — мягко сказал я. Вопрос был глупым, потому что я знал ответ. «Может быть, это приведет к свадьбе с Фениксом, и поскольку она уже испытывает к нему симпатию…»
Она грустно покачала головой. «Люди вроде Данте считают недостатком все, что меньше совершенства. Папа сказал, что Данте обнаружил, что Феникса не хватает.
Красный пар пронзил мое тело, грозя взорваться. Мне пришлось сделать несколько успокаивающих вдохов, прежде чем сказать что-то, о чем я мог бы пожалеть. Например, «Давайте убьем Данте и Амона» . С тем же успехом можно уничтожить всю семью Леоне. Мы были никем иным, как отличниками.
— Меня это так бесит, — проворчала я себе под нос. «Знаешь, потому что они чертовски идеальны. Это говорит мне о том, что Данте Леоне — чертов идиот».
"Я знаю."
— А Амон? — спросил я.
Плечи Рейны напряглись, и температура в комнате понизилась на несколько градусов.
"Что насчет него?" Голос ее был холоден, как зима в Сибири.