Он сделал шаг ближе, его скульптурное тело едва коснулось моего. Не в силах пошевелиться, я задержала дыхание, ожидая, когда туманный прилив похоти скопился в нижней части моего живота. Он потянул мои мышцы, растягивая меня до предела, и внезапно я забеспокоился, достаточно ли я силен, чтобы противостоять этому мужчине.

— Энрико, у нас есть… Прерывание было желанным. По крайней мере, мной. Судя по выражению лица Энрико, ему это не понравилось. Он разозлился на злоумышленника. Ублюдок думал, что он меня поймал.

Он почти сделал это.

Я похлопал его по груди. Плохой ход, Исла . Ощущение его твердой, мускулистой груди под моей ладонью зажгло искры под моей кожей, обжигая меня до глубины души.

"Мистер. Маркетти, перестань теснить меня и раздражать меня до чертиков, — ласково сказала я, выдергивая свое запястье из его хватки. Я хлопнула ресницами, не обращая внимания на то, как горело мое тело. — Или я отрежу тебе яйца. Капише? »

Это был итальянский язык, я был в этом уверен. Боже, откуда взялся этот голос Крестного отца ? Все, что мне оставалось сделать, это почесать подбородок, и я был бы готов на эту роль.

В его темных глазах загорелась искра удивления и легкого веселья.

Не дождавшись его возвращения, я развернулся на пятках и помчался оттуда так, словно вся мафия шла за мной по пятам. Вероятно, было.

СЕМЬ

ЭНРИКО

М

твоё сердце делало какие-то странные скручивания. Или, может быть, это были мои яйца.

Я, черт возьми, не знал, но знал, что Исла, удирающая от меня, была не таким, каким я себе это представлял. Она должна была покраснеть и позволить мне отвезти ее домой, чтобы я мог снова насладиться ее мягким, гостеприимным телом. Пещерный человек во мне хотел послушать ее хныканье и тяжелое дыхание, прежде чем выкрикнуть мое имя.

Иисус Х. Христос. Что, черт возьми, произошло?

Пока я смотрел ей вслед, рыжеволосая шалунья даже не оглянулась. Это было чертовски неприемлемо.

«Ах, я понимаю, почему ты одержим, нипоте. »

Я фыркнул. — Послушай, веккьо . Я знал, что он ненавидел, когда я называл его «стариком», так же, как я ненавидел, когда он называл меня «племянником». Мы были скорее двоюродными братьями или даже братьями, учитывая, что его воспитали мои родители. Он практически все еще был в подгузниках или бегал голым в пять лет, зная мою мать, когда я родилась, но он все еще находил способы напомнить мне о нашей разнице в возрасте. «Я не одержим ею». Чертова ложь. По взгляду, который он мне бросил, он тоже это понял. Как правило, я никогда не зацикливался на женщинах, но что-то в Исле меня заинтриговало. «Я хочу, чтобы вы раскопали все, что есть о мисс Эванс. К черту все».

По крайней мере, теперь у нас была ее фамилия. Личность. Связь с симфонией. Хотя должно было насторожить то, что это не всплыло, когда мы просматривали списки гостей и участников моего ночного клуба.

Мануэль хмыкнул, в его глазах засиял хитрый блеск. — И ты утверждаешь, что не одержим ею.

Было в Айле что-то такое, что не походило ни на одну другую женщину, которую я когда-либо встречал. Мне захотелось утонуть в ней. Возможно, дело было в ее невиновности или в том, как она сияла, когда играла на этой чертовой скрипке, но я хотел позволить ей заполнить каждый дюйм моей души. Мне нужно было, чтобы она поглотила меня.

«Мне просто нужны боеприпасы, чтобы сломить ее решимость». Я бросил на него боковой взгляд. «Это подводит меня к следующему вопросу. Должно быть, Донателла добралась до нее.

— Путтана , — пробормотал он. — Я говорил тебе, что нам следовало убить ее.

И мне следовало послушаться.

Эта дурацкая женщина была полна решимости нанести ущерб Энцо и Амадео, не говоря уже обо мне. В своем бредовом состоянии она думала, что сможет трахаться со всеми нами. Мануэль никогда не узнает, как сильно мне хотелось покончить с ней в ту чертову ночь. Мне следовало послушаться его и всадить пулю между глаз шлюхи сразу после того, как она родила Амадео.

«Что сделано, то сделано», — заявил я как ни в чем не бывало. Не было особого смысла сожалеть. «Проблема в том, что если мисс Эванс заговорит, возникнут проблемы. Для мира Донателла мертва».

Он уже печатал сообщение нашему контакту, который раскопает для меня все, что есть на Исле. Самое приятное то, что контактом была женщина, так что не было большой опасности, что она увлечется моей рыжеволосой долчезой . Я мог бы спросить Константина, но были некоторые вещи, которые мне хотелось бы оставить в тайне. Как мои женщины. И если бы я вообще знал русского, он сейчас был немного озабочен погоней за дикой Татьяной Николаевой, так что он не принес бы мне никакой пользы.

Мой телефон завибрировал, и я забрал его.

«А, у нас есть груз Ликоса. Никаких смертей. Должно быть, это день святого. Я заговорил слишком рано, потому что пришло еще одно сообщение. «Филья ди путтана бастарда », — яростно выругался я. «Похоже, что груз перехватили не корсиканцы. Это была София Волкова и ее люди».

Мануэль испустил несколько собственных ругательств. — Они кого-нибудь поймали?

Я кивнул. — Давай нанесем визит этому ублюдку.

После короткого перелета на моем частном самолете мы прибыли в доки Гавра — одного из немногих доков, которыми я владел во Франции. Я нашел русского ублюдка подвешенным к потолку за лодыжки.

После Второй мировой войны мой прадед купил приморские доки вдоль побережья Франции в стратегических целях. У него хватило предвидения, чтобы понять ценность его положения во время путешествий через Атлантику. Этот конкретный причал был полезен, потому что Гавр впоследствии стал портовым городом, внесенным в список ЮНЕСКО, расположенным в устье Сены. Стоимость недвижимости выросла более чем в три раза.

В такие дни, как этот, доки пригодились по разным причинам.

Вернемся к подвешенному русскому, висящему, как проклятая коровья туша, в пяти футах от земли. У него текла кровь из-за множественных ножевых ранений, и это подсказало мне, что над ним работал Кингстон. Когда дело касалось ножей, не было никого лучше Кингстона.

Он точно знал, где нужно порезаться, чтобы жертва истекла кровью, медленно и осторожно. Жертва могла получить тысячу порезов, но не умрет, пока Кингстон не будет готов перерезать ему горло.

— Кому-то было слишком весело, — пробормотал я, с любопытством взглянув на Кингстона. Он прислонился к единственной колонне, одетый в джинсы, армейские ботинки и кожаную куртку. На нем не было ни капли крови. Он был настолько эффективен.

«Он продолжал говорить по-русски», — холодно сказал он. «Меня это раздражает до чертиков».

Ликос Костелло стоял с бесстрастным выражением лица, засунув руки в карманы, и изучал сцену. Как и я, он больше редко подвергал себя пыткам. Только тогда, когда было что-то сказать.

— Тогда кажется справедливым, что ты его повесил.

Кингстону, также известному в Омерте как Призрак и одному из лучших убийц и следопытов, которые у нас были, было бы плевать, соглашусь я или нет. Как ни странно, мы с Кингстоном заключили союз много лет назад. Я буду прикрывать его спину, а он — мою. Он знал мою тайну — один из двух мужчин на этой планете, которые знали — и я знал его.

Я шагнул сквозь остывающую лужу крови, пересекая бетонный пол склада и остановившись перед головой висящего русского. Одежда свисала с него, запачканная кровью. Именно это происходило со всеми, кто связывался с Шипами Омерты, и с любыми семьями, присягнувшими нам на верность.

Моя рука врезалась в череп россиянина, ударив его так сильно, что он очнулся от бессознательного состояния. Его голова дернулась назад, когда болезненный вопль сорвался с его губ.

«Ой, извини, brutto figlio di puttana». Уродливый сукин сын . "Я тебя разбудил?" Зловещая улыбка тронула мои губы.

Зрачки русского расширились от ужаса, когда его налитые кровью глаза метнулись ко мне, а затем за моей спиной, туда, где небрежно стоял Кингстон.