Адалин находит в себе силы на лёгкую улыбку, поднимая на подругу глаза.

— Я не говорила тебе, потому что… ох. Этот месяц должен был быть просто потрясающим. Я должна была ходить по музеям, тусоваться со своей подругой, наедаться вкусной едой, а потом всё снова по новой. Но вместо этого мой брат снова и снова портит… всё. Я не хотела, чтобы это занимало твои мысли или тревожило тебя. Ты слишком долго ждала моего приезда.

— Да плевать на мои ожидания, — Женя возвела глаза к потолку, и улыбается тепло, обхватывая своими пальцами пальцы Адалин и медленно поднимаясь на ноги, потянув за собой и подругу. — Знаешь, что я предлагаю. Давай мы сегодня забьём на загоны твоего брата, потому что убивать он явно никого не будет, и просто повеселимся? Потанцуем, отвлечёмся, забудем о твоей сумасшедшей семейке. По моему, это мой самый лучший план, так что не отказывайся и иди собирайся.

Несмотря на упавшее настроение, Адалин слабо улыбается, кивает и поддаётся на уговоры подруги. Медленно соскальзывает с подоконника, лениво плетясь в сторону ванны. Уже внутри слыша голос Жени.

— В любом случае, если этот дебил сунется, я достану биту из багажника. Хоть один раз она должна мне пригодиться.

Адалин не может сдержать смеха, в красках представляя, как за её братом будет бегать Женя Павлецкая, с боевым криком размахивая битой и грозясь расколошматить об него несчастный кусок дерева. Вполне себе хорошее отвлечение от всего того, что занимало мысли Ады и отвлекало её от предстоящего веселья. Даже на выбор одежды Вуд так сильно не отвлекалась, как на яркую картинку визжащего Эдварда. Поэтому, в противовес Жене, выбрала топ с открытыми плечами, обычные коричневые брюки и кроссовки, а из украшений предпочла серёжки-кольца и тонкую аккуратную подвеску. Благо, что её тут никто не знал, и поддерживать образ «принцессы Ады» нужды не было. Она могла быть просто сама собой, не задумываясь о мнение других.

— Ну! А меня заставила надеть юбку, — Женя облокотилась о дверной косяк, пока Адалин выходила из комнаты, перекидывая ремешок небольшой чёрной сумочки через плечо и проверяя на ходу наличие документов, телефона и прочей необходимой утвари.

— Я не заставляла тебя, а просто предложила, — Адалин подняла на Женю глаза, оценивая её образ роковой соблазнительницы — поймав её взгляд, Женя тут же расставила руки в стороны, начав кружиться так, чтобы Адалин могла рассмотреть её со всех сторон.

Это всё утрированно, конечно. Но Павлецкая с лёгкостью могла бы сойти за дьяволицу. В кожаной юбке, открывающим руки и спину топе, с бордовыми губами и подведёнными глазами, в чёрном капроне колготок и грубо сделанных ботинок на шнуровке — контраст да и только. Она улыбается белозубой улыбкой, и поторапливает Адалин одним только взглядом и немыми жестами, утыкаясь в телефон, чтобы вызвать такси. Не будут же они пьяные разъезжать за рулём.

Спускаясь по тёмному, плохо освещенному подъезду вниз, Адалин замедляется лишь на секунду, нерешительно утыкаясь в свой телефон. Может быть, сегодня стоило бы остаться дома и не испытывать судьбу? Может быть, сегодня стоило бы остаться дома и не играть в русскую рулетку? Адалин опускает глаза на Женю, которая ждала её на лестничной клетке между этажами.

В конце концов, не может же она всю свою жизнь жить в страхе за деяния брата?

Адалин не будет одна — в крайнем случае, гнева Жени хватит на них обеих.

И с этой мыслью, она следом за Павлецкой покидает подъезд квартиры, садится в такси и, откидываясь на спинку сиденья, старается больше не думать о утреннем разговоре

Июнь, 2012 год.

Франция, Париж.

Разлад между ними начался задолго до того, как в жизни Адалин появилась Дафна. Но именно новоиспечённая подруга стала последней каплей терпения Ады и полного разгрома их хрупкой семейной идиллии. Простые ссоры, недомолвки, которые почти всегда решались примирительными посиделками и мамиными разговорами — всё это закончилось моментально. Уже став совершеннолетней, Адалин просто ушла. Без бессмысленных разговоров и истерик. Она разорвала с семьёй все связи — а преимущественно с отцом и братом, хотя они и не пытались вернуть её благосклонность.

На самом же деле, всё началось двадцать четыре года назад, в Ницце. В клинике Санта-Мария, когда на свет появились брат и сестра — и всё было замечательно, если бы не одно решающее но. Девочка появилась на четыре минуты и шестнадцать секунд раньше, что автоматически делало её наследницей всех акций, филиалов и многомиллионных счетов в банках. Адалин Велия Вуд — благородная и величественная [прим. значение имени «Адалин» и «Велия»] — получила всё с самого рождения, в то время, как её брату лишь остатки её величия.

В детстве эта разница во времени рождения практически не ощущалась, но чем старше они становились, тем заметнее это становилось. Пока маленькая Адалин по пятам следовала за своим отцом на всех собраниях и встречах, впитывала в себя знания, которые обязательно пригодятся ей в дальнейшем, Эдвард сидел дома. Пока Адалин получала всё внимание отца, Эдвард удостаивался лишь холодного и отстранённого взгляда. Пока Адалин получала всеобщее внимание и восхищённые вздохе — не случайно же её наградили прозвищем «принцесса Ада» — Эдвард горбился в тени. И всё всех устраивало, пока не настала средняя школа.

Именно с началом средней школы, Эдвард не просто начал отдаляться от сестры, но и словесно нападать на неё. Бросать оскорбление, язвительные комментарии и ледяные взгляды — и всё это только приумножилось со временем. Сначала Адалин даже не понимала причину такого поведения, всё ещё веря, что брат бескорыстен. Жестокие подростки решили, что было бы замечательно нашептать младшему Вуду на ухо всякую ахинею — что его любят меньше; что со временем его просто выставят за дверь, как ненужный мешок с мусором; что никто и никогда не будет видеть в нём не просто наследника — часть семьи.

А потом Эдвард изменился до неузнаваемости.

В школе появилась небольшая компашка, которая постоянно окружала его. Он не вылезал с вечеринок, совсем забросил учёбу, и Адалин слышала от горничных, что они не раз находили в складках его одежды скрученные косяки. Потом стали появляться сводки в газетах и статьи в интернете о крышесносных вечеринках, где эти богатые мажорчики купались в бассейне из шампанского, пускали в воздух дым и громили отели, в которых останавливались. И, конечно же, за всё приходилось отвечать Аде.

Отец выкупал новости — тратя порой просто баснословные деньги — чтобы их стирали или даже не выкладывали. Адалин приходилось тратить время на встречи и мероприятия, где она представляла более осознанное лицо их семьи и компании — в конце концов, пьяный подросток, разбивающий бутылки дорогого шампанского значительно подрывал авторитет отца и всей компании.

Поэтому, даже спустя время и счастливое лицо Дафны, Адалин всё ещё не доверяла искренним намерениям брата.

Адалин чуть склонилась в сторону, чтобы скользнуть взглядом по сосредоточенному лицу Дафны, которая уткнулась в свои конспекты. У неё остался всего один экзамен, а следом выпускной, поступление в университет — и вся жизнь впереди. Дафна отрывается от учёбы всего на секунду, чтобы протянуть руку к контейнеру и достать оттуда один из круассанов, что Адалин, как и обещала, приносила ей каждый день — и если бы не любовь подруги к пробежкам по утрам и урокам физкультуры, она бы давно поправилась на выпечке.

— Ты уже решила, куда будешь поступать? — Адалин щурит глаза, наблюдая за тем, как мечтательная улыбка Дафны трескается и она поднимает на неё глаза. — Наша школа позволяет сопровождать поступления за границу. Оксфорд, Стэнфорд, Гарвард. Необязательно же оставаться во Франции.

Дафна улыбается, упираясь локтями в стол и кладя подбородок на раскрытую ладонь.

— Ну ты же остаёшься во Франции, — рыжеволосая приподняла брови, откусывая от хрустящего воздушного теста кусок и мечтательно прикрывая глаза. — Я не хочу уезжать от тебя, Ада. Да и ехать за границу… не думаю, что я хочу слоняться одна по какому-нибудь модному университету.