Конечно же, я говорила о постели. И он удивленно и озадаченно поднял брови и пожаловался:

— Ада, это называется «шантаж». Я — сноходец, я не должен никому рассказывать содержимое своих снов. Это может привести к неопределенным последствиям.

Я закатила глаза:

— Кевин, это не судьбы мира решать, это просто позу узнать.

Парень сложил руки на столе, прислонив пальцами друг к другу:

— Ты знала, что даже наблюдение за объектом может изменить поведение этого объекта?

— Мы вообще о чём сейчас? — я непонимающе на него посмотрела.

— Я пытаюсь сказать, что даже малейшее вмешательство может повлиять на судьбу, даже если мы это вмешательством вовсе не считаем.

— Слушай, я тебя не понимаю! Когда мы с тобой впервые встретились, ты утверждал, что вся наша жизнь — это цикл. Что судьбы повторяются и ничего с этим не поделать. А теперь ты говоришь мне, что судьбу легко сломать, всего лишь узнав, на каком боку мужчине нравится лежать, когда он женщину трахает! Определись уже!

Кевин вздохнул:

— Мироздание сложно объяснить по-простому. Я бы хотел этого избежать, если ты не возражаешь. Твой вопрос простой, просто задай его Лестеру, он вряд ли откажется отвечать.

Я вздохнула:

— Ну и черт с тобой.

Кевин посмотрел на расстроенную меня, а потом накрыл своей ладонью мою:

— Ада, я бы хотел рассказать тебе все, что ты попросишь. Но это как поставить за штурвал корабля обычного пассажира, который ничего не понимает в морском деле. И однажды, со временем, я обязательно научу тебя управляться с этим, но не сейчас.

Это было трогательно, он говорил это так искренне, что я в ответ лишь широко улыбнулась и потянулась к его губам. И он, конечно, сразу понял, что прощен, и радостно потянулся к моим губам в ответ.

Мне нравилось с ним целоваться. Касания мягких теплых губ, слияние дыханий. Кевин всегда был мягок и ласков со мной. Он наслаждался каждой минутой рядом со мной, каждым касанием, каждым поцелуем. И я это чувствовала, и от этого поцелуй становился только вкуснее.

И внезапно непрошенным воспоминанием пришла мысль про губы Лестера. Его поцелуи другие, более напористые, с заметной жаждой владеть, прямо как он сам. Мне подумалось, что надо бы и с ним поговорить, но очарование момента мне эти мысли все же испортили, и я отстранилась от губ Кевина.

— Из-за Лестера переживаешь? — сразу догадался тот.

Я виновато отвела взгляд в сторону и кивнула:

— Немного.

— Время собрания ещё не наступило, — с хитрющим выражением лица сообщил Кевин, — но я рекомендую тебе прийти пораньше. Например, отправиться прямо сейчас.

— И почему же это? — хмыкнула я. — Тоже не скажешь?

Опять он что-то о будущем знает, похоже.

— Потому что так всем будет лучше.

— Все с тобой ясно, — хмыкнула я и отправилась собираться.

В дом Лестера я вошла почти на час раньше положенного. Никого на первом этаже не увидела, и потому пришлось подняться по небольшой лестнице наверх. Прежде чем обсуждать дела, надо сначала обсудить вчерашнее. Мне не хотелось уделять мелкой обидке больше внимания, чем уже есть. А ещё мне было очень любопытно, какой он, когда его никто не видит, поэтому наверх я поднималась настолько тихо, насколько могла себе позволить, но так, чтобы если вдруг меня застукают, сделать морду кирпичом и принять вид, будто я никого подслушать и подсмотреть не пыталась, а просто вот шла и его искала. К счастью, ступеньки на лестнице и пол не скрипели, в самом деле позволив мне очень тихо подняться наверх.

И вот уже там я услышала тихий голос из его комнаты. С кем это он там общается? Может, там Кассандра? Может, именно поэтому Кевин предложил мне прийти пораньше, чтобы я могла сама все услышать и увидеть? Ух, как в этот момент в меня ревность вцепилась. Я ведь уже посчитала его своим! Впрочем, чему я удивляюсь, сама же подозревала, что они с Кассандрой друг другу намного больше, чем просто друзья. И я, став еще тише, хотя дальше было уже некуда, подкралась к его комнате, дверь в которую была почти закрыта, там была лишь небольшая щель, позволявшая прекрасно слышать все, происходящее внутри.

— Я тебя люблю, — вот были первые его слова, мною подслушанные.

Ну вот. Здравствуй, мое разбитое сердце. И что мне теперь с этим делать? Хотя нет, вопрос должен звучать не так. Что мне теперь делать с той, которая там сидит. Я не была уверена, что это Кассандра, и сейчас мне было все равно. Я сейчас ворвусь внутрь и повыдергиваю ей все волосы, кем бы ни была эта «она».

— Я люблю тебя! — уже другим тоном повторил из комнаты Лестер.

А эта таинственная она, похоже, с ним жестами общается. Почему ничего не отвечает? Именно этот вопрос застрял в моей голове и остановил меня от уже почти принятого решения ворваться внутрь и накостылять обоим. И я тихо заглянула в щель приоткрытой двери. Лестер стоял перед большим зеркалом и задумчиво потирал подбородок. Что самое странное — он тут был один, никакой «ее» не наблюдалось. Зато следующие его слова все прояснили. Лестер сжал пальцы в кулаки, состроил перед зеркалом улыбающееся выражение лица и опять новым тоном произнес:

— Ада, я тебя люблю… М… Адельгейда… Нет, слишком официально, лучше «Ада». Я тебя люблю, Ада!

После этого он разочарованно вздохнул, похоже, ему не нравилось, как он признается мне в любви. И тут его взгляд через отражение зеркала упал на меня. Заметил в отражении. Его выражение лица изменилось, но я никак не могла прочесть эмоцию, что появилась в его глазах, и это напугало. И что же в нем все время меня так пугает?

Он решительным шагом направился в мою сторону, заставив меня даже немного запаниковать, а мои ноги будто приросли к месту, пока он шел ко мне. И почему он на меня так действует? Почему у меня ощущение, что на меня надвигается нечто неумолимое и непреодолимое? Нечто очень злое и опасное. И если так, то почему я все еще стою здесь, а не бегу со всех ног подальше?

Он молча подошел, толкнул дверь, открывая ее, посмотрел на меня несколько секунд молча.

— Ада, я… — он замолчал, словно вот он шел, шел и — бац! — наткнулся на невидимую стену.

Он хотел сказать, что любит меня? Правда? Правда-правда? Это он не Кассандре говорил, а мне? Да? Я не могла поверить своему счастью. Страх моментально куда-то испарился, а на моем лице расплылась широченная и по-лисьи хитрая улыбка.

— Старший маг второго круга никому и никогда не говорил слов любви? — о да, я ощущала себя хозяйкой положения.

Он, так и не собравшись с силами сказать то, что собирался, сжал губы и с угрозой прищурился, глядя на меня.

— Осторожно, Ада, — предупредил он.

Но меня уже несло. Да и предупреждение не могло быть серьезным. То есть он попытался выдать его за таковое, но слишком мягким был его голос. Не припомню, чтобы он когда-нибудь таким с кем-то говорил.

— Я осторожна как никогда! — я сделала к нему шаг и обняла его, а губами потянулась к его.

И он обнял меня за талию и прижал к себе, так же с удовольствием целуя меня. Долго это не длилось, я первая отстранилась от его губ, и мои сразу растянулись в улыбке:

— Ты такой странный, Лестер. Не похож ты на старшего мага второго круга.

— Да? — он с удивлением поднял одну бровь, но талию мою из рук не выпустил. — И почему же?

— Эти ублюдки запросто могли бы сказать те слова, что ты только что перед зеркалом тренировался говорить.

— Ада, — в его голосе послышался мягкий укор, — я бы тоже легко их сказал тому, на кого мне наплевать.

Внизу хлопнула дверь.

— Лестер? — раздался снизу голос Роберта, первым явившегося на сегодняшнее собрание.

Лестер повернулся в сторону и громко произнес:

— Да, мы сейчас придем, располагайся!

— Мы? — удивился Роберт, но подниматься не стал.

Лестер на это уже ничего не ответил. Он поцеловал меня в лоб и тихо хмыкнул:

— Ну вот, теперь слухи поползут, что мы с тобой вместе. И что я занимаюсь с тобой самым непотребным развратом.