Ни с кем не решалась Вера говорить на эту тему – слишком личными были ее вопросы. Поэтому она дала себе клятву больше ни на кого не обижаться! Она дала себе зарок избегать слишком близких отношений с друзьями, чтобы ненароком на кого-то не обидеться.

После летних каникул снова наступил сентябрь. Веру вновь увлекли дела группы, бурная институтская жизнь и подготовка к выпускным экзаменам. Больше, чем прежде, полюбила девушка ужинать вместе с родителями на домашней кухне. В этих разговорах солировала, естественно, мама. Она была народным судьей и иногда рассказывала мужу и дочери любопытные истории из жизни малолетних преступников и их жертв.

– Недавно в городе разоблачили банду студентов, которая существовала не один год и была практически неуловима. Оказывается, студенты института физкультуры совсем совесть потеряли – они соревновались между собой в количестве девственниц, которые вступили с ними в порочную связь. Случайно родители нескольких девушек познакомились друг с другом в отделении больницы, где их дочери делали аборты, и выяснилось, что все девушки – незамужние студентки мединститута.

– А почему так популярны именно студентки мединститута? – спросил Володя, задумчиво беря со стола очередной кусок хлеба.

– Преступники считали, что студентки мединститута более подготовлены для интимных отношений, и к тому же они неплохо должны разбираться в вопросах гигиены, а может быть, из-за спортивного интереса. Самое печальное, что суд не вынес приговора для спортсменов, потому что было доказано, что каждая из девственниц сходилась с молодыми спортсменами добровольно, – с горечью закончила мама свой вечерний рассказ.

– Мама, хочу добавки, пюре и куриную ножку. А в суде у вас не цитируют Омара Хайяма?.. «Чем ярче горят мосты за спиной, тем светлее дорога впереди…»

– Это ты к чему?

– К тому, я думаю, что на каждом пути есть мосты для сожжения.

Разве думал Ронни, что вольность вершить свою седьбу – такая коварная штука?

Бесшабашно жил он, брал от жизни то, что хотел, а что имел, тратил впустую и был всем доволен. Всё, чем благословила его молодость: крепкое здоровье, недюжинный ум и доброе сердце, – не находя применения, превращалось в пустые обещания.

Как-то незаметно и родительский дом перестал быть той пристанью, которая всегда сулила отдых и успокоение души. Теперь, когда он приезжал домой, его тут же тянуло обратно в путь.

Как-то раз, когда Ронни был в очередном рейсе, Диан – на занятиях в школе, а Альфонс трудился на своем строительном предприятии, в гости к Валентине пришли пять ее подруг. В последние годы Валентина купалась в материальном достатке. Ее муж и сын приносили в дом хорошие деньги, и оба отдавали получку Валентине, чтобы та распоряжалась доходом семьи по своему разумению.

Женщина не пользовалась услугами процветающих супермаркетов, где продукты славились низкой ценой и, соответственно, обладали сомнительным качеством. Нет, Валентина никогда не экономила в приготовлении еды. Всё необходимое для семейных обедов она покупала или на крестьянских рынках, или у местных торговцев.

Особая статья расходов выделялась на наряды для самой Валентины и для ее дочери Диан.

Надо сказать, что комната Диан была обставлена, как витрина игрушечного магазина, а в гостиной, как напоказ, стояли в рядок куклы, одетые в бальные платья. Куклы были выстроены не по росту, а по стоимости, и самая большая кукла напоминала младенца-переростка. Играть с куклами, стоявшими в гостиной, не разрешалось никому, даже самой Диан, потому что они служили интерьером дома, где любят детей.

Валентина мечтала прослыть хорошей хозяйкой и заботливой мамой среди близких, особенно в кругу подруг, где быть верной женой уже не считалось достоинством.

Валентина была женщиной бережливой, по мере того как ее кошельки наполнялись франками, росло и количество золотых украшений в скромной стариной шкатулочке.

К приходу подружек Валентина всегда прихорашивалась: прическа, макияж, бижутерия выбирались под стать ее новому платью.

Не успели женщины рассесться, как Валентина уже накрывала столик в гостиной с распахнутыми в сад окнами. К кофе прилагалась и светская беседа ни о чем.

– Мои дорогие, оцените, это подарок Альфонса, – с гордостью произнесла Валентина и выставила вперед руку, на запястье которой поблескивал изящный золотой браслет.

Восхищаясь красотой браслета, гостьи дружно зацокали языками и опять принялись за угощение, стараясь не смотреть в сторону гостеприимной хозяйки, которая не догадывалась, какую страшную новость они принесли в ее дом.

–– Вы слышали, как невестки мадам Де Баккер ополчились против нее?! Куда теперь податься одинокой вдове, если сыновья не защищают и денег не дают? Теперь живет она на вдовью пенсию, а невестки сговариваются ее в дом престарелых отправить!.. Нет, со мной такой номер не пройдет, я своему Ронни сама невесту выберу.

Тут подруги Валентины хитро переглянулись и вновь принялись с аппетитом уплетать булочки к кофе, никто из них не решался первым начать разговор о цели их прихода.

По их общему мнению, Валентина звезд с неба не хватала, в своем окружении она слыла глупенькой домашней хозяйкой и имела дурную привычку хвалиться собой, уютом своего дома, покладистостью мужа, послушанием сына и красотой своей дочери, и она сама не подозревала, как раздражала подруг.

– Ингрид, я очень рада, – продолжала щебетать Валентина, прикусывая печенье, – что мой Ронни починил кран на твоей кухне! Он у меня умелец на все руки!

Тут гостьи разом отодвинули от себя чашечки с кофе и уставились на хозяйку, а Ингрид к тому же покрылась красными пятнами. Уже который год Ингрид пыталась разбудить в младшем Де Гроте нормальные мужские чувства к женщинам. Какие только предлоги ни придумывала она, чтобы заманить его в свою мягкую постель.

Конечно, Валентина догадывалась об этом, отправляя сына к Ингрид со всевозможными поручениями, а Ронни уже при первом посещении разгадал обратную сторону этих поручений и, починив кран или отремонтировав стиральную машину, старался как можно быстрее покинуть опасную территорию жаждущих секса стареющих дам.

Когда за столом неожиданно воцарилось молчание, Валентине стало как-то не по себе. Первой нарушила молчание Ингрид:

– Валентина, мы должны открыть тебе горькую правду. Конечно, мы могли бы тебе ничего и не говорить, но, как твои верные подруги, мы обязаны тебя предупредить.

Сказав это, Ингрид опять замолчала, уже для большего эффекта своего предупреждения. Бедная Валентина встревожилась, а женщины, как по команде, опустили головы, словно во всем Антверпене наступил поминальный час.

– Мы тебе обещаем, Валентина, как подруге, – продолжила говорить Ингрид, – что секрет твоего сына мы сохраним между нами. Ты только не отчаивайся и по-прежнему оставайся для Ронни любящей мамой.

– Ронни? – чуть слышно прошептала хозяйка дома и не на шутку испугалась.

– Да, Ронни! Дело в том, что нам стало известно, что твой сын имеет другую ориентацию. Ведь он не мужчина, как обычный мужчина, а он… гомосексуалист!

Хотя смысл этих слов еще не вполне дошел до сознания Валентины, но ее губы задрожали, как и мелкие кудряшки на ее голове. Тут гостьи всполошились и принялись ее утешать:

– Дорогая наша подруга, мы не оставим тебя в беде! Ведь ты должна понимать, что некоторые вещи вполне естественны в человеческих отношениях. Мы только еще не определились с полом твоего сына…

Валентина бледнела прямо на глазах, на нее становилось жалко смотреть, и к ней обратилась самая скромная из женщин, которая еще не рассталась со своим мужем, но собиралась:

– Говорят, что Наполеон, такой же коротышка, как и твой сын, тоже был гомосексуалистом, хотя сумел скрыть это от своей жены и от всего французского народа, но историки это утверждают наверняка.

Когда за подругами закрылась дверь, то она закрылась за ними навсегда.