– Вера, ты не заболела? – с тревогой спросила Ира, сидевшая рядом. – Верочка, твое лицо покраснело, как при высокой температуре. Что ты все время бормочешь под нос? Тебя знобит? Ты бредишь?

– Ох, Ирина, меня знобит и морозит. Я больна до одури! Мне надо лечиться, мне надо домой. Предупреди, пожалуйста, преподавателя, что я умираю.

– Не забудь вызвать врача, – посоветовала Ирина, когда Вера выходила из автобуса, чтобы вернуться домой.

Как спешила она домой, подгоняемая только одной мыслью: «Будь что будет, но что будет, пусть случится поскорее!»

Но, увы, Вера опоздала: когда она влетела в квартиру, настенные часы пробили половину одиннадцатого. Сидя в коридоре своей квартиры, девушка мучительно прислушивалась к каждому шороху за входной дверью. Она хотела только одного: чтобы Игорь вернулся и постучался в дверь.

На лестнице послышались чьи-то шаги. «Всё! Я пропала!» Вера, не глядя, распахнула дверь перед Игорем и шагнула навстречу, как шагают в пропасть… На пороге квартиры стоял папа и обнимал дочь, хотя не понимал, зачем.

Володя не успел утром позавтракать и после утренней планерки заехал домой попить чаю с бутербродом. С явным недоумением смотрел он на Веру, которая с утра отправилась на учебу в институт, а теперь без дела слонялась по коридору.

Помыв руки, Володя прошел на кухню, за ним последовала Вера, они вместе позавтракали. После горячего чая и бутерброда с ветчиной девушка утихомирилась, и, когда в коридоре неожиданно зазвонил телефон, она знала, что ей надо делать.

– Папа, тебе должен кто-то звонить?.. Нет? Ну и хорошо, мне тоже никто не должен звонить, поэтому пусть телефон звенит, а я попью еще маминого компота из холодильника.

Телефон в коридоре еще некоторое время подребезжал и умолк.

Два месяца Вера страдала от своей несостоявшейся любви. За это время девушка похудела до рекордного уровня, стала более вдумчивой и тихой. Эти перемены в себе ей понравились, и она хотела сохранить их как можно дольше.

Как-то раз, после майских праздников, Вера увидела Игоря на улице. Он шел в баню, и в портфеле у него был веник.

– Игорь, это ты?.. Как живешь? – спросила она своего бывшего возлюбленного.

– У меня родился сын! Скоро ему два месяца.

Прежнего очарования в мужском облике Игоря уже не было, образ благородного боксера, нарисованный ее воображением, исчез. Теперь перед Верой стоял обычный женатый мужчина, спешащий в баню среди бела дня.

Решив, что всё, что случается, становится прошлым, к Вере вернулся здоровый аппетит, и вновь ею завладела учеба.

***

– Лена, как здоровье у тети Паны? – ни с того ни с сего спросила она у Лены Литвиненко во время перерыва на семинаре по социальной гигиене. Хотя подруги сидели за одним столом, но разговаривали между собой, как чужие.

Дело в том, что Лена два месяца назад первой заметила влюбленное состояние Веры и публично посмеялась над ней, когда в присутствии всей группы выразила свое сочувствие:

– Верочка, то ты все прыгала, как воробышек на солнышке, а теперь хоть в гроб клади. «Зачем вы, девочки, спортсменов любите?..» Что, сбежал-таки от тебя твой боксер, и красный плащ не помог?

Вера ничего не сказала в ответ, хотя вся группа с интересом его ожидала, она сделала вид, что ничего не произошло, но разговаривать с Леной как с подругой перестала.

Но прошло время, и после встречи с Игорем с веником в портфеле Вера поняла, как она сильно соскучилась по своим подругам, особенно по Лене, и на семинаре Вера спросила у нее о здоровье тети Паны, чтобы начать разговор, но перемирие не наступило.

Лена стала лихорадочно собирать свой портфель, а когда собрала, то, схватив в охапку пальто и шапку, бросилась к выходу из аудитории. После ее ухода в классной комнате воцарилась тишина, все внимание переключилось на Веру, а та беспомощно развела руками. После семинара вместо лекции она поехала в Дальний парк в дом тети Паны.

Когда Вера вошла в дом, то увидела Лену, сидящую на стуле подле кровати, где, как обычно, лежала тетя Пана. Увидев Веру на пороге кухоньки, Лена приложила палец к губам, осторожно встала и знаками поманила подругу за собой. В палисаднике, где росли густые кусты отцветающей акации, она присела на скамейку и горестно закрыла лицо руками.

– Леночка, что случилось? Почему ты ушла с занятий? Я так тебя обидела? Прости. А хочешь, я тебе все расскажу про Игоря?..

Тут Лена вытерла ладонью слезы, усадила Веру рядом с собой и стала говорить:

– Вера, какой Игорь?.. Моя мама… Как я могла этого не заметить!.. Вера, я так рада, что ты заговорила со мной… Я люблю тебя… Я… я… всегда буду любить тебя. И мама будет… тебя…

Тут спазм перехватил ее горло, и девушка заплакала, не сдерживая слез. Вера хотела утешить подругу, но не знала, как. Когда Лена смогла говорить, то вместе с ней плакала уже и Вера.

– Ох, Вера, когда ты на занятиях спросила о маме, то только тогда я поняла, что у мамы опять… все сначала… рак желудка… Последние дни она ничего не ела, жаловалась на слабость, а сегодня утром ее вырвало… кофейной гущей… А я спокойно пошла в институт, думая, что мама съела что-то… А когда ты спросила о маме, то я… я… поняла… что мама умирает. О боже, что делать…

Горе леденило их души, а смерть уже хозяйкой вошла в ее дом. Долго и горько плакали они на скамейке под акацией подруги тем вечером, но утешать друг друга не решались…

После этого разговора тетя Пана прожила еще два месяца. Папа Ирины Борисовой, известный в городе хирург, прооперировал ее, но операция прошла безуспешно – болезнь зашла слишком далеко. Лене ставили оценки за экзамены заочно, потому что она ухаживала за умирающей мамой, а Вера, Ирина, Сауле и Света поддерживали ее как могли. Тетя Пана постепенно превращалась в маленькую худенькую девочку с глубокими морщинами на лице. Вымученной улыбкой она подбадривала любимую дочь, и, сдерживая стоны, просила ее подруг позаботиться о Лене, когда она станет сиротой.

Дни и ночи проводила Лена у постели больной матери, ставила обезболивающие уколы, ухаживала за ней, кормила ее из ложечки, как маленького ребенка. Когда введение наркотиков не облегчало маминых мучений, девушка поняла, что настала пора прощания. Слез не было, ибо теперь плакало ее сердце.

В ту ночь падали звезды, а в маленьком доме на окраине спали в одной кровати умирающая женщина и ее любимая доченька, которая теплом своего тела согревала мамино. Тетя Пана проснулась с рассветом и поняла, что лежит в объятьях дочери, приласкать которую у нее не было сил. Лена, почувствовав на себе материнский взгляд, открыла глаза.

– Мамочка… как сильно я тебя люблю. Я хочу быть с тобой… всегда… Почему бог не дал тебе жить еще пять лет?

– Пять лет… Они прошли… Я просила… еще… два месяца… твои экзамены. Не проси у Бога… лишнего… Благодари… за всё… Я отмучилась… Хочу на покой… люблю…

Тут глаза Паны закрылись и дыхание остановилось, только губы все хранили печать прощальной улыбки.

После похорон дом Литвиненко пришел в запустение. Старшие дети разошлись по своим семьям, оставив младшую сестру жить вместе с отцом, который через девять дней траура привел в дом свою знакомую молодую женщину.

Предсмертные слова тети Паны Лена пересказала подругам. Для Веры они стали религиозным откровением, знаком существования сверхъестественной силы.

– Почему тетя Пана попросила у Бога перед операцией только пять лет, а не десять или не вечность? Бог наказал тетю Пану, дав столько страданья, за то, что она попросила для себя недозволенные ей два месяца жизни? Если Бог определяет срок жизни, то зачем нужны врачи, раз они бессильны против смерти? – задавала Вера вопросы, на которые не знала ответов.

Так случилось, что во второй раз обидчивость на подругу обернулась трагедией. Какими ничтожными были поводы к обиде и какие ужасные беды влекли они за собой!

–– А может быть, я «пиковая дама»?.. Или какая-то роковая женщина? Может быть, моя обида имеет тоже сверхъестественную силу? О боже, только не это!.. Это проклятие или просто мой собственный вымысел?