– Это обман! – сказал он, указывая на капельки молока, стекавшие с его подбородка.

Негритянка, не ожидавшая такого недовольства у добродушного клиента, в испуге закрыла глаза ладонями, а блондинка с головой уползла под одеяло, но Ронни продолжал вершить правосудие.

– Меня обманули! Мне говорили, что у негритянок из груди течёт шоколадное молоко, а у тебя молоко белое, а где шоколад??!

Сказав это, Ронни громко рассмеялся и увлёк обеих девушек в купальню. Наступило настоящее веселье, за которым последовала очередная волна наслаждений…

Разбуженные сексуальные чувства оказались настоящим бременем для молодого Де Гроте, так скорый секс с проститутками стал ещё одной традицией в жизни Ронни.

Он видел, как радовались девушки каждой заработанной монетке, и это помогало ему гасить в душе противное чувство соучастия в разврате. Чем чаще он использовал труд доступных девушек, тем больше в нём самом разжигалось желание секса.

Это был голый, ненасытный чувственный секс, жажда которого, как болезнь, не покидала своего хозяина ни днём, ни ночью, и вскоре Ронни пришлось обращаться к докторам, которые прописывали ему антибиотики от венерических болезней, но стыда от связи с проститутками уже у него не было.

Так жили все, и это было честно. Мужчина испытывает естественное для мужчин желание, женщина помогает ему от него избавиться, не портя жизнь ненужными обещаниями и ложными клятвами. За свой труд женщина получает деньги, которые помогали ей выжить. Все довольны, и за всё заплачено.

Ещё одна божья заповедь не нашла подтверждения в реальности жизни. Ронни поступился и ею, убедив себя, что заповеди только мешают человеку чувствовать себя свободным и радостным.

Ронни не искал женщину, с которой можно было бы создать семью, о семейной жизни не помышлял под молчаливое одобрение родителей, которым продолжал приносить свой заработок. Ему самому не хотелось связывать себя оковами брака, а неутомимое желание секса он расценивал как банальную нужду каждого мужчины.

Будущее казалось ему дальней дорогой в никуда, по которой он с ветерком прокатится на своей фуре, где 24 часа в сутки открыты для дальнобойщиков кафе и услуги предлагают хорошенькие женщины. Он наслаждался молодостью, всегда имел хороший аппетит и никогда не унывал.

Один год сменялся другим, но Ронни не замечал, как незаметно уходит время его жизни, он чувствовал себя превосходно, домом служил многотонный грузовик, а семьёй – братство дальнобойщиков.

Руководство фирмой не щадило своих шоферов. Ребята приходили вечером из одного рейса, а на следующий день с рассветом уходили в другой, а иногда уже в день приезда машина загружалась новым грузом, и водителю давалось всего полчаса навестить родных. Нередко сроки доставок груза так поджимали, что водителям приходилось справлять малую нужду на ходу, приоткрыв дверцу кабинки, но никто из дальнобойщиков не жаловался на жизнь, словно дальняя дорога обладала силой гипноза и зазывала мужчин в бесконечный рейс, меняя их отношения с остальным миром.

Де Гроте на своём многотонном грузовике объездил всю Европу, но в какое-то время его стала одолевать постоянная сонливость. Как-то раз перед рассветом, проезжая Альпы, Ронни заметил на скоростной дороге телегу, которую тащила пегая лошадь. В панике он резко затормозил, вылез из кабины, осмотрелся – на дороге в предрассветном полумраке стояли только он сам и его грузовик, а через месяц ему померещился самолёт, который совершал посадку перед его фурой на автотрассе.

Впервые Ронни нуждался в отдыхе и останавливался на территории полюбившихся ему автозаправок, чтобы в коротком забытье восстановить силы и желание тронуться в путь.

Как-то раз во время такого отдыха к Ронни подошла молодая женщина. Её чёрные волосы были завязаны в пучок на затылке, под их тяжестью маленький подбородок женщины поднимался кверху. Она подошла к Ронни с опущенным взглядом, словно боялась взглянуть на него. Когда итальянка осмелилась заговорить, то в её чёрных глазах стояли слёзы.

Ронни ещё раньше приметил эту молодую женщину. Она бродила между огромными грузовиками, как будто что-то или кого-то искала. Её красота и белая одежда привлекали взгляды шоферов, и каждому из них хотелось узнать, что или кого всё-таки ищет и никак не может найти эта прекрасная итальянка. И вот теперь она стояла перед ним и набиралась мужества озвучить свою просьбу.

– Синьор, мне надо с детьми вернуться домой. На этой заправке нас бросил мой друг, который хотел на мне жениться, он из Брюсселя. Я не могу заправить мою машину, он украл у меня все деньги и сбежал. Видите, там стоит моя машина?

Женщина указала рукой направо, где под деревом прятался её маленький автомобиль, а в нём сидели дети. Ронни совершенно не понимал, что хочет от него эта молодая мама. Видя это, итальянка стала говорить медленнее и тише.

– Синьор, у меня нет денег, чтобы заплатить за бензин для того, чтобы ехать на машине к себе домой. Можно, я заработаю деньги у тебя в кабине, но так, чтобы дети не видели?

Женщина грациозно подняла руки и вытащила заколку из волос. Волосы свободно рассыпались по покатым плечам, по обнажённым рукам и тяжёлой волной легли на грудь. Ронни привстал и, ещё сомневаясь в правильности своего поступка, открыл женщине дверь для пассажиров.

В этот раз секс был коротким, словно наспех съеденный бутерброд. Потом итальянка вновь заколола волосы на затылке и ушла довольная, спрятав на груди под блузой деньги, а Ронни словно внезапно очнулся от дрёмы, и он никак не мог понять, что с ним произошло за эти годы. Неужели это он только что воспользовался бедственным положением женщины? Ведь для него эти деньги были мелочью, а женщина заплатила за них своей честью. Ему тут же захотелось поменять ход событий, но молодая итальянка уже стояла в окружении своих детей, и мужчину неприятно поразила та злость, с которой в его сторону смотрела её дочь.

Ронни чувствовал себя отвратительно. Он поспешил включить зажигание, мощно загудел мотор, и машина тронулась в путь. Теперь ему хотелось только одного – скорее уехать от места своего позора, скорее забыть брошенную французом женщину и секс с ней. Постепенно мужчина вновь сроднился со скоростью фуры, появилась привычная сонливость, в которой стыд и совесть становятся чем-то вроде плохого сна.

Вера стояла у классной доски, как в Средние века преступник у позорного столба, только преступник знал за что, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки, и Вера очень удивилась, когда классная руководительница Светлана Васильевна вызвала ее к доске, задания не дала, а сама отошла к учительскому столу.

В этот класс Веру привела мама, когда они приехали домой из Барнаула.

С тех пор прошло несколько лет, а она по-прежнему считала себя новенькой среди одноклассников, которых сторонилась. Когда ее обзывали «толстухой», не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла.

Отвечая урок у доски, Вера сильно смущалась, к своему внешнему виду относилась равнодушно, ведь худой ей все равно не стать, а то, что форма помялась или фартук запачкан, так это дело поправимое, было бы желание, а желание привести себя в «божеский» вид возникало у нее только по праздникам.

Подруг у Веры не было, а ее щедрость и «бабушкина доброта» мешали ребятам воспринимать ее всерьез. Излишняя полнота и неопрятный вид в сочетании с гладко зачесанными назад волосами, сплетенными в две длинные косички, делали ее похожей на классную дурочку, но училась она хорошо.

В четвертом классе, как самая рослая, Вера сыграла мачеху в спектакле по сказке «Золушка», на общей фотографии артистов не нашлось лица более простодушного, чем у нее.

После занятий девочка спешила домой, который находился в двух остановках от школы. Когда позволяла погода, то она шла эти две остановки пешком, радуясь погожему дню и свободе своего одиночества. Вера не любила ходить в школу, ей больше нравилось оставаться одной дома. Общение со сверстниками ей заменили книги, герои которых становились или друзьями, или врагами, а сердце глубоко втайне готовилось к встрече с рыцарем «без страха и упрека», и только брат Саша вторгался в созданный ею мир грез, как его повелитель.