Я раньше уже это видел:
Покой уходящей луны,
Высокую мудрость неба,
Звезду в ожиданье зари.
Зачем повторять всё сначала,
Забыв, что конец есть всему?
Останется только слово.
А нужно оно? И кому?
Шурик читал свои стихи, он внутренне опасался нечаянным грубым словом обидеть Веру, которая не была похожа на его подруг, а девушка молча внимала поэзии, упиваясь волшебным чувством первой влюбленности. Той ночью звучали для нее стихи о березовой печали, о маминой ласке, о сиротстве, о тоске у забытого пруда, а она боролось с щемящим чувством нереальности происходящего, слишком счастливым было ее первое свидание, возрождающее забытые надежды на счастье. Они были похожи на поникшую капустную рассаду после жаркого дня на маминой даче, которую вечером поливали их лейки, а к утру она вновь тянулась к солнцу.
Вера никому не рассказала о том, что ночь провела с Шуриком, который читал ей стихи, чтобы ненароком не расплескать свое счастье. Прошло три дня, и все ее существо продолжало жить ее волнующей магией влюбленного сердца.
Теперь Верина душа напевала арию Эдвина из оперетты Сильва: «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…», а руки в перчатках меланхолично кидали картофельные клубни в корзину. На четвертый день чувство влюбленности просто рвалось наружу, но тут случилось то, что совсем не должно было случиться.
После работы студенты стояли перед столовой в ожидании ужина. Вера сразу заметила, как Шурик отделился от «хамов» и пошел по направлению к ней, и она сделалась ни живой ни мертвой. Паренек отозвал ее в сторону для разговора, на лицах ее подруг появилось удивление.
– Вера, займи три рубля, потом отдам.
– Тебе нужны деньги? – спросила Вера серьезно, сопротивляясь внезапной сердечной боли. Шурик в знак согласия только кивнул. Сгорая от разочарования и стыда, Вера вытащила из кармана фуфайки последние пять рублей, протянула помятую купюру юноше, предупредив, что сдачи ей не надо.
«Значит, мне всё показалось, – думала она обреченно, рано забравшись в постель и укрывшись с головой стеганым маминым одеялом. – Это была не любовь, это была никчемная тайна, фата-моргана. У Шурика в груди бьется не рыцарское сердце, а сердце попрошайки. Мама права, он втерся в доверие, чтобы поиграть со мной в ладушки. Он будет пить водку на мои деньги и вместе со своими дружками насмехаться над подобными дурочками, как я. Нет, надо все забыть, но как? А если это и есть нормальные отношения между влюбленными?.. Плата за тайну, у которой нет свидетелей? И получается, что я пятью рублями заплатила за его ночные стихи. Это так пошло… Разве истинная любовь может быть такой жалкой?»
Вере хотелось как можно скорее забыть всё, что было ей так щедро обещано той лунной ночью, забыть и то сердечное волнение, рожденное стихами юноши, но как можно забыть то, что произошло совсем недавно, каких-то четыре дня назад?
– Вера, выпей чаю с шиповником и медом, этот отвар хорошо помогает при простуде.
Девушка выбралась из-под одеяла и увидела вокруг себя заботливые лица подруг. От горячего чая с ирисками ее настроение улучшилось, и на следующий день она согласилась прогуляться после работы с Пашей, который давно пытался за ней ухаживать и говорил, что у нее очень красивые глаза. Конечно, Вера знала всё про свои глаза, поэтому не попалась на удочку «обольстителя», но погулять с ним согласилась.
Перед первым «официальным» свиданием ее принарядили соседки, опытные в делах амура, и, заглянув в зеркало, девушка увидела, что ее глаза действительно могут быть красивыми, если их подвести черным карандашом…
Во время своего первого свидания с Пашей Вера много говорила, чтобы не замечать смущение юноши при каждом ее слове. Она привела его к знакомому мосту у совхозного пруда и усадила под осиной, с которой уже опадала листва. Понимая неизбежность финального акта, девушка закрыла глаза и протянула к Паше вытянутые трубочкой губы. Ее первый поцелуй был совсем не таким, как его описывали в прочитанных ею книгах. Он показался девушке противным и негигиеничным.
Утром следующего дня они стали собирать картошку в паре и работали с таким азартом, что даже вышли в передовики. После полудня Паша ушел за мешком, а Вера отдыхала, сидя на корзине с картошкой, она так глубоко задумалась, что не заметила, как к ней подошел Шурик, который с мешком на плечах присел перед ней на корточки.
– Что, пяти рублей не хватило?.. Или сдачу принес? – спросила она тихо, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Вера, разве ты забыла то, что было между нами? – тихо произнес юноша, не обращая внимания на иронию, которая звучала в этом вопросе.
– А разве между нами что-то было?..
Вера еще не успела договорить, как в ее сердце вошла огнем чужая боль, которая вспыхнула в глазах юноши вместо не сказанных им слов: «Все кончено». В этот момент у нее сильно засосало под ложечкой, потом закружилась голова, словно она стала преступницей. Теперь ее несбывшееся счастье уже не было прекрасным и тайным, теперь оно напоминало рваный картофельный мешок, который нес на спине уходящий Шурик, а через дырку в мешке одна за другой падала на землю картошка, как бы отмеряя время с момента гибели первой любви. Слова другого романса теперь звучали в ее разбитом сердце: «Отцвели уж давно хризантемы в саду», и осенний дождь вторил его романтической печали.
***
Трудовой семестр закончился, и пришло время учиться на педиатра. К Вериной радости, группа, где ей предстояло учиться, состояла в основном из девушек, но были в ней и трое юношей: высокий Юра, приехавший из Белоруссии, музыкально одаренный Ларик, сын директора школы, и ничем не приметный Аязбек, паренек из далекого аула. Юноши на педиатрическом факультете ценились, и их знали в лицо.
Так случилось, что Вера завалила свой первый экзамен по английскому языку, и только потому, что этот экзамен проходил рано утром, а утром ее язык не успевал проснуться, чтобы выговаривать иностранные слова. С тройкой в зачетке на стипендию рассчитывать не приходилось, и она решила выразить свой протест «ничегонеделанием». Вопросов для следующего экзамена у нее не было, поэтому девушка спокойно сидела дома и зачитывалась трилогией Юрия Германа, главный герой которой успешно трудился врачом в Китае. О, как ему везло в жизни!!!
Только за день до сдачи второго экзамена Веру пробрало беспокойство. И хотя очередной экзамен был совсем не медицинский, а скорее экономический, но его тоже надо было сдать, чтобы стать хорошим врачом. Поэтому, немного подумав, Вера пошла к своей сокурснице, которая жила по соседству.
Ирина Борисова отличалась от других студенток в группе изяществом в движениях, изысканной худобой и витиеватостью рассуждений. Вера осторожно позвонила в звоночек квартиры Борисовых, и дверь ей открыла Иринина мама.
– Зоя Васильевна, можно мне поговорить с Ириной? Завтра экзамен, а у меня нет вопросов по политэкономии.
Ирина мама вместо шапочки носила черноволосый парик, а на ногах у нее были не тапочки, а туфли на каблуках, что делало ее очень неприветливой хозяйкой. При виде Веры на пороге своего дома Зоя Васильевна не выразила никакого намека на радость, и вместо приветствия она, тряхнув черными кудрями на голове, указала на дверь, ведущую в комнату единственной дочери, потом окрутила раскрытой ладонью у виска, отправилась на кухню. Вероятно, эти движения должны были означать следующее: «Если моя дочь сходит с ума, то вы уж меня извините».
Вера осторожно вошла в комнату и залюбовалась силуэтом мечтательной девушки, сидящей на широком подоконнике, отвернувшись к окну.
– Ирина, дай мне, пожалуйста, почитать вопросы по политэкономии! – попросила Вера как можно осторожнее, но ее просьба осталась без ответа. Ирина как сидела на подоконнике, уставившись в окно, так и сидела, периодически что-то смахивая со щек носовым платочком.
– Ира, завтра экзамен, а у меня нет вопросов по политэкономии.