Не услышав ни слова в ответ, Вера подошла поближе к окну и заглянула в лицо сокурснице. Оказалось, что Ирина не просто сидела на подоконнике, а беззвучно рыдала. Этого только не хватало! Экзамен на носу, а тут черные слезы!

– Ира, возьми себя в руки. Остался всего один день до экзаменов. У тебя есть вопросы? А то я и второй экзамен позорно провалю!

– Ну и что из этого? – печально произнесла Ирина и обреченно посмотрела на Веру из-под опухших век, а потом опять захныкала уже в голос. Вообще-то это Вера пришла к Ирине за сочувствием по поводу тройки по английскому языку, а выходило, что в утешении нуждалась больше утонченная в чувствах Борисова.

– Ира, что случилось с тобой и твоим лицом? С таким лицом индейцы выходили на тропу войны.

Черные полосы размытой туши проходили по щекам и подбородку девушки, и их симметричность смешила Веру, но подлинное горе Ирины требовало уважения.

– Нет, Верочка, – подала голос несчастная девушка, – это случилось не с моим лицом, это случилось с моим сердцем!

– А что случилось с твоим сердцем? – деликатно осведомилась Вера.

– Оно страдает от измены моего любимого человека и медленно кровоточит черными слезами.

– Тогда мне остается только спросить имя этого злодея, разбившего твое трепещущее сердце, – патетически ей вторила Вера.

– Верочка, представляешь, Маратов оставил меня, он нашел утешение с Фаей из третьей группы! Ты знаешь, что значит попранная изменой любовь?

Вера уже знала, что такое неслучившаяся любовь.

Она любила Шурика и была счастлива уже тем, что могла подышать воздухом подъезда, где он проживал. Его дом находился недалеко от дома Борисовых, и по дороге к Ирине Вера, конечно же, забежала в его подъезд, чтобы, глубоко втянув сыроватый воздух лестниц, мысленно представить зеленые глаза Шурика, но позволить себе так распускаться из-за сердечных ран она не могла. Конечно, она быстро припомнила Маратова, он учился в соседней группе и не имел никаких мужских достоинств, чтобы так горько оплакивать его измену.

– Ирина, пойми, это же так хорошо, что он сам от тебя отстал. Разве ты не видишь, что в нем нет ни ума, ни силы, ни мужественного подбородка, который украшает лицо мужчины?

***

После того как Вере пришлось отказать в свиданиях Паше, который поцеловал ее у пруда, она очень страдала, понимая, что отказом встречаться с ним она обижала хорошего парня, беда которого заключалась только в том, что он поспешил с поцелуем. Учитывая этот горький опыт, она дала себе честное слово больше никому не давать надежду на любовь раньше срока, но ее саму сильно мучил вопрос: что ранит человека больше – отказ любить нелюбимого или согласие на его любовь без любви? Но эта дилемма Ирину не волновала, ее волновало только одно: как мог Маратов, ею же отвергнутый, так быстро найти себе утешение с другой девушкой?!

–– Верочка, он еще не мужчина, но он им будет! Маратов хотел положить мир у моих ног, а я…, а я…, я пренебрегла его любовью, а Файка тут же набросилась на него леопардицей и завладела его сердцем!

– Ирина, проснись, Фаина – это самая прекрасная пара для Маратова. Для тебя он встречный-поперечный, а для Фаи – любимый и родной. Запомни: твой настоящий рыцарь, сильный и смелый, уже приглядывается к тебе и сам думает, как бы ему завоевать твое сердечко, которое сейчас напрасно страдает, забыв, что идет экзаменационная пора. Пойми, Маратов не герой твоего романа, если он соблазнился с другой девушкой. Ты поверь мне, я это сердцем чую.

Ирина опять отвернулась к окну, чтобы никто не мешал ее страданиям, и Вера решила достучаться до ее сердца поэзией, которая утешает каждое израненное сердце.

И тополя уходят, но след их озерный светел.

И тополя уходят, но нам оставляют ветер.

И ветер умолкнет ночью, обряженный черным крепом.

И ветер оставит эхо, плывущее вниз по рекам.

И мир светляков нахлынет – и прошлое в нем утонет.

И крохотное сердечко раскроется на ладони.

После этих стихов Ирина зарыдала уже навзрыд. Поэзия Гарсиа Лорки, которая бальзамом исцеляла сердце Веры, увы, не работала в случае с Ириной. Измена Маратова оказалась сильнее поэтических строф?!

– Ира, у тебя есть вопросы по политэкономии?

Девушка ответила кивком, и ее рука указала на полку в шкафу, где лежала белая папочка с аккуратно подшитыми вопросами к завтрашнему экзамену.

– Ты сама читала эти вопросы? – спросила Вера девушку, и та, жалобно всхлипнув, отрицательно покачала головой.

– Так, мы начнем с первого вопроса: «Кто является основоположником экономических законов при социализме?» Это мы знаем с пеленок, но для верности еще раз посмотрим в учебнике.

Разговаривая сама с собой, за себя и за Ирину, Вера бегло прошлась по всем вопросам и ответам, предлагаемым учебником. Уже вечерело, когда она, довольная, закрыла учебник. Оказалось, что теории Карла Маркса и Фридриха Энгельса могли исцелять разбитое сердце девушек гораздо лучше, чем сочувственная поэзия, потому что Ирина, подкованная политически и экономически, быстро успокоилась и у нее появился здоровый аппетит. Перед Вериным уходом Зоя Васильевна накрыла для девушек стол для чая с ванильным печеньем. Умывшись, повеселевшая Ирина и проголодавшаяся Вера завершили этот нелегкий день оживленной болтовней за чашечкой чая.

Экзамен по политэкономии назавтра обе сдали отлично, и с тех пор они подружились. Теперь девушки готовились к последующим экзаменам вдвоем и неизменно сдавали на отлично. Видя Верины успехи, куратор группы попросила ее пересдать экзамен по английскому языку, а так как пересдача выпала на вторую половину дня, то тройка в ее зачетке была исправлена на жирную пятерку.

Перед началом второго курса студентов-медиков вновь отправили на работы в совхоз собирать помидоры и огурцы. За месячный период трудового семестра Вера узнала шокирующую ее правду! Эту правду она получила от комсорга группы, как тему для размышления.

Комсорг Сауле была красивая, стройная и белолицая, а во взгляде ее прекрасных миндалевидных глаз отражалась уверенность в победе коммунизма во всем мире. Сауле имела врожденный организаторский талант, именно ее исключительная правильность и постоянный оптимизм мешали Вере подружиться с ней.

Стоял полдень, в спальном бараке никого из студенток не было, кроме Веры, которая задержалась, чтобы найти в своей сумке куда-то запропастившуюся косынку. Девушка не заметила, как вернулась в барак Сауле и встала напротив ее кровати.

– Твое поведение недопустимо для комсомолки! – начала говорить Сауле, как только Вера ее заметила. – Ты позволяешь всему потоку смеяться над собой! Это не цирк, это студенческий трудовой отряд! Поэтому прекрати, пожалуйста, ходить по полю с расставленными в стороны руками и гундосить под нос жалкие песенки. Прекрати раздавать всё, что у тебя есть, и помогать всем, когда тебя об этом даже не просят. Не называй своих сверстников на «вы». Ты должна уважать себя, и твое предназначение – быть не клоуном, а врачом.

Сауле перевела дыхание и опять продолжила в том же тоне:

– Ты умная и примерная студентка во всех отношениях. Не допускай того, чтобы над тобой смеялись твои ровесники. Мне не хочется, чтобы над тобой смеялись те, которые тебя не достойны.

Прошло некоторое время, необходимое для того, чтобы Вера могла осознать свое положение в глазах своих сокурсников.

– Сауле, я всё поняла… Я исправлюсь… Большое спасибо, – тихо сказала она и медленно вышла из комнаты, забыв про косынку.

Слова комсомольского вожака потрясли Веру, она не могла дождаться конца рабочего дня и чувствовала себя голой в общей бане, где изо всех щелей подглядывали за ней недобрые люди, а ей и прикрыться было нечем.

После ужина девушка аккуратно расправила постель для сна и ушла из барака. Всю ночь бродила она по поселковым улицам вместе с бездомными собаками, которые, вероятно, чувствовали ее горе и принимали за свою. Всю ночь она ломала себя и переламывала, ненавидела своих родителей, которые учили ее тому, над чем остальные смеются.