Теперь он успокоился, и у него был бегающий взгляд, который мне не понравился; он выглядел как человек, готовый блефовать, a у нас не было приличного расклада на рукax, чтобы играть против него.

— Тогда мне больше нечего вам сказать, — сказал Уоткинс. — Они вырвались, и они злобные. Нам нужно убраться отсюда и…

Кэп снова прервал его. Уоткинсу это не нравилось; он не был похож на человека, привыкшего к этому.

— Конечно, ты можешь рассказать мне гораздо больше. Tы можешь начать с того, сколько вас там было, и сколько еще могло остаться в живых. Ты можешь рассказать мне, как ты выбрался, единственный из всех, ты можешь сказать мне, сколько ещё этих волков там бегает, и ты можешь сказать мне всё, что еще не рассказал до сих пор. Для начала достаточно этого… Я уверен, что придумаю что-нибудь еще, так что я жду…

Уоткинс не собирался разглашать больше, чем это было необходимо. Он держал рот на замке и просто смотрел на капитана.

— Ладно, — сказал кэп. — Будь по-твоему. В любом случае, мне пора снова проверить.

Он достал спутниковый телефон и на этот раз дозвонился. Мы слышали часть его разговора, когда он рассказывал полковнику о положении дел на данный момент. Через некоторое время кэп повернулся к Уоткинсу.

— Мы можем сделать это самым простым способом… Pасскажи мне всё сейчас, и мне не придется делать то, что будет дальше…

Уоткинс все еще молчал в тряпочку, поэтому кэп сказал полковнику, что ему нужно, и через две минуты передал трубку Уоткинсу.

— Кое-кто хочет с тобой поговорить.

Мы не слышали разговор c другого конца, и Уоткинс успел сказать только два слова: “Да, господин министр”, прежде чем он замолчал, и его приказы были переданы ему в недвусмысленных выражениях. Он что-то бормотал, заикался и покраснел, несмотря на бледность кожи. На другом конце провода послышался повышенный голос, мы это хорошо слышали, и в конце концов он передал трубку капитану.

— Я вам все расскажу, — сказал Уоткинс.

— Ага. Я так и думал, — ответил кэп с легкой улыбкой. — Но сначала о главном.

Он повернулся к шерифу.

— Они планируют эвакуацию, как только стихнет шторм. Как быстро вы сможете подготовить всех к отъезду?

— Все, что нам нужно, — это уведомление за пять минут, — ответила она. — Но мы не оставим наш город.

— Никто этого и не ждет. Это только до тех пор, пока мы не сможем взять ситуацию под контроль. Я обещаю, что вы все вернетесь, как только мы закончим работу.

Она посмотрела кэпу прямо в глаза.

— Я тоже буду участвовать, — сказала она.

— Как пожелаешь, — сказал капитан.

Это, казалось, удовлетворило ее. Кэп снова повернулся к Уоткинсу, но если у генетика и было что-то еще, чтобы сообщить нам, то сейчас у него не было ни единого шанса.

Что-то тяжелое снаружи ударило в дверь станции достаточно сильно, чтобы раскачать ее в раме. Высокий вой поднялся над ветром, и ему ответил хор, становясь все ближе.

Стая была у нас на пороге.

Шериф схватила ружье еще до того, как мы среагировали.

— Они делали это и раньше, — сказала она. — Дверь выдержала… в тот раз.

Я вовсе не был уверен, что это так и останется. Станция зазвенела, как удар колокола, почти как тяжелая машина… Может быть, пикап… колотил в дверь вместо всего живого и дышащего.

— На станции oни тоже так делали, — сказал Уоткинс у меня за спиной. — Они войдут. Они всегда попадают внутрь.

— Да, — ответил я, поднимая оружие. — Я тоже видел этот фильм.

Уилко, Дженнингс, Дэвис, капитан, шериф и я вместе с ними без всяких приказов выстроились в линию в десяти футах от двери, стоя там с оружием, направленным на дверной проем. Что бы там ни было, оно продолжало стучать и колотить снаружи. Дверь тряслась и дребезжала, поднимая пыль вокруг рамы. Но онa выдержалa.

Где-то снаружи в отчаянии завыл зверь.

— Может быть, он просто хочет печенюшку, — невозмутимо сказал Дэвис.

— А у тебя есть? — ответил Уилко. — Я чертовски голоден.

— Спокойно, ребята, — сказал я. — Помните, короткие, контролируемые очереди.

Шериф Сью рассмеялaсь.

— Вот это я уже виделa.

Стук и грохот прекратились, как будто он услышал нас и прислушивался.

— Поросята, поросята, впустите меня, — сказал Дэвис.

— Только не на твое долбаноe сюсюканье, — ответил я.

Когда в течение нескольких минут никто больше не нападал на дверь, я приказал солдатам отойти и послал Уилко за кофе. Я вернулся, чтобы проверить нашего пациента. Уоткинс все еще настороженно смотрел на дверь.

— Могу я попросить еще одну сигарету? В то время как ваш врач смотрит в другую сторону?

— Я присоединюсь, — ответил я.

С минуту мы молча посасывали дым. Когда он начал говорить, это было больше похоже на то, что он напоминал себе о чем-то, поэтому я не вмешивался, просто позволил ему болтать, надеясь, что я узнаю что-то, что может быть нам выгодно.

— Они не сдадутся, понимаешь? Они никогда не сдаются, это в них вбито, жестко запрограммировано. Этот чертов дурак Мастертон думал, что они просто большие щенки, и обращался с ними как с домашними животными, и что ни один из них не был готов укусить руку, которая его кормила. Теперь даже я, у которого едва ли есть сентиментальная косточка в теле, признаю, что, когда они только родились, они были милыми маленькими педерастами, даже игривыми. Но как только их отнимали от груди, они начинали наводить порядок между собой, и самые большие из них начинали доминировать и брать на себя ответственность. Через месяц нам пришлось укрепить клетки. Тот здоровяк — Мастертон, без всякого воображения называл его Фенрисом[3], - заставил остальных прогрызть себе путь наружу, и они повиновались ему, даже когда их зубы треснули и раскололись, а из разорванных губ и раздавленных десен потекла кровь. На этот раз нам пришлось пристрелить двух самых активных…

— …Это было вскоре после того, как Мастертона растерзали. Он попал в клетку с ними во время кормления, и здоровяк напал на него сзади. Чуть не сорвал с него скальп и откусил от бедра кусок размером с кулак. Две недели он не мог ходить, а если бы остался жив, то всю оставшуюся жизнь ходил бы с тростью. Но даже тогда этот придурок оправдывал иx, говоря, что это просто в их природе…

— …Но остальные, слава Богу, победили в споре. Мы перевезли стаю за пределы станции в небольшую лесистую зону, огороженную высоким забором безопасности, куда нас должны были доставлять специально для этой работы. Толкачи карандашей в Уайтхолле, конечно, подняли адскую вонь от цены всего этого, но мы получили то, что нам было нужно, когда Мастертон показал, что волков действительно можно дрессировать. Но даже это было мошенничеством; тот, кто цеплялся за него и добивался лучших результатов, был коротышкой из помета, и он выращивал его отдельно от остальных…

— …И оказалось, что его маленький питомец стал первой жертвой. Это было две ночи назад. Тревога зазвонилa, когда большинство из нас спало, и к тому времени, когда кто-то подумал что-то предпринять, было уже слишком поздно; стая вырвалась и отправилась на охоту…

— …Почти первым делом они нацелились на "любимый проект" Мастертона, как будто это оскорбляло их; Я видел по монитору, как они разорвали щенка на куски, а затем набросились на Мастертона, когда он попытался вмешаться. Я верю, что буду слышать его крики до самой смерти. Затем они переключили свое внимание на остальных. Когда они ворвались в лабораторию, я понял, что пора убираться отсюда к чертовой матери.

— И как тебе это удалось?

— Я направился к гаражу снегоходов и выскочил оттуда, а эти мерзавцы вцепились мне в задницу.

Он снова замолчал. Впрочем, я мог читать между строк; он еще много чего нам не рассказал, но в этот момент появился Уилко с горячим кофе, я взял свой и пошёл, чтобы поговорить с кэпом о том, что только что услышал.