— Но, наверное, стоит попробовать?

— Черт возьми, да, — сказал Дэвис. — Cтоит попробовать все, что заставляет этого большого ублюдка танцевать.

Он раздал коробочки ребятам из отряда. Шериф Сью поднялa бровь.

— Мальчики и их игрушки, да? — oна похлопала по ружью. — Если вы не возражаете, я займусь своим оборудованием.

Мы все убедились, что полностью заряжены патронами, застегнули парки и спрыгнули в то, что оказалось почти футом свежего пушистого снега. Кэп обратился к шерифу:

— Пока это твоё шоу, шериф. Веди.

Она повела нас на север, туда, куда звери ушли под навес прошлой ночью.

Как я уже сказал, снег был легким пушистым веществом, которое мы редко получаем в Шотландии, и достаточно легким, чтобы пропахать его, как только я войду в свой ритм. Все следы прошлой ночи были стерты девственно-белым ковром, но шериф повелa нас прямо к тому месту, где исчезли звери, а затем, вместо того чтобы идти под навесом, пошлa вдоль линии деревьев на север. Подъем становился все круче, и я почувствовал это в своих икрах. Она остановила нас, когда деревья обогнули склон холма и преградили нам путь на север и вверх, за исключением еще одной оленьей тропы, которая была не шире ее плеч.

— Отсюда нам придется идти гуськом, — сказала она. — Я с радостью возьму на себя инициативу, но, может быть, будет лучше, если кто-то с большей огневой мощью будет впереди?

Капитан согласилась, я вызвался — старая привычка, которую продвижение по службе еще не успело из меня вытравить — и, зажав между губами свежий дым, повел нас в дебри.

Возможно, это было бы хорошо для оленей, но это была не та прогулка, которую я выбрал бы по своему выбору. Деревья теснились вокруг меня, холодные иглы вязали ледяные узоры на моем лице, когда я пробирался. Было сумрачно, несмотря на голубое небо высоко над головой, а снег под навесом был гуще и влажнее, так что это было больше восхождением, чем прогулкой. Единственным звуком были шаги позади меня и шелест ветвей, когда я отодвигал их. Мы все еще поднимались, становилось все круче, и все мои чувства трепетали в ожидании нападения.

Мы шли так добрых пятнадцать минут, моя сигарета давно погаслa, икры болели от подъема, а ноги казались ледяными глыбами, холод пробирался до колен и атаковал яйца. Я надеялся, что мы доберемся до места раньше, чем они отвалятся.

Впереди показалось больше солнечного света. Я поднял руку, чтобы парни позади меня остановились, и двинулся вперед медленнее. Мне пришлось пригнуться, чтобы не выдать себя, и холод действительно пробирался туда, где его не ждали, но я не обращал на него внимания; мы добрались до места назначения; тропа открылась перед скалистым выступом над темным входом в шахту, укрепленным старым деревом. Снег перед входом был потревожен, растоптан несколькими парами больших ног, и среди белых пятен там, где была пролита кровь, отчетливо выделялся красный оттенок.

Я медленно пополз назад, чтобы доложить.

— Как ты собираешься с этим разобраться, кэп?

— Я не вижу другого выхода, кроме как войти и попытаться выманить их оттуда, — сказал он.

— А как же волк? — спросилa шериф.

— По одному зверю за раз, — ответил я. — У нас есть крошечные черные коробочки, чтобы справиться с этим.

— Да, — добавил кэп, — согласен с Вигго. Разделение наших ресурсов здесь нам не поможет. Мы тихо входим внутрь и, когда находим их, быстро и жестко уничтожаем; у нас нет других вариантов.

Когда мы вышли из леса и направились к входу в шахту, я снова был впереди.

По крайней мере, мои яйца не были заледеневшими, хотя я чувствовал, что они пытаются втянуться обратно в мое тело, когда мы приблизились к темному входу в шахту, и старые первобытные страхи из моего спинного мозга поднялись, чтобы напомнить мне, что это была плохая идея.

Здесь было темно и неприветливо, как и следовало ожидать, но, по крайней мере, было немного теплее, чем на холме. Здесь пахлo тем же отвратительным мясным запахом, что и раньше из камер в склепе, так что мы знали, что находимся на правильном пути. Дневной свет достигал всего десяти шагов, так что мне пришлось включить фонарь. Он показывал сухой каменистый пол под ногами, под обшитыми деревом стенами и потолком, увешанным гирляндами паутины и лишайника. Единственным звуком был топот наших ног и шепот нашего дыхания. Еще через десять шагов туннель начал спускаться внутрь холмa.

Мы спустились вниз.

Запах становился все сильнее с каждым шагом, теперь густой и приторный, постоянное напоминание о том, что мы здесь не одни. Единственным хорошим моментом было отсутствие боковых проходов; шахта была простой: единственная шахта, глубоко врезанная в холм. Мы уже давно миновали район, где стены были укреплены бревнами. Теперь мой свет показывал только голые скалы со всех сторон, и у нас больше не было паутины и лишайника для компании, только сухие стены на всем пути вниз.

Я остановил отряд, когда откуда-то снизу донесся новый звук. Мне потребовалась секунда, чтобы узнать его, но как только я это сделал, это было безошибочно. Мы не заметили отсутствия инструмента в помещении над хранилищем, но печальный звук медленной мелодии, исполняемой на костяной флейте, наполнил воздух вокруг нас.

Мы начали спускаться вниз, теперь еще осторожнее.

Когда это произошло, это произошло быстро, размытое действие и хаос, который я только частично разобрал в своем уме позже. Насколько я могу судить, все произошло именно так. Порядок событий здесь и там мог быть разным, но конечный результат был один и тот же.

Во-первых, звук флейты оборвался на середине мелодии. Думаю, в тот момент я понял, что беда уже на подходе. Я поднял фонарь с того места, где он сиял у моих ног, чтобы смыть его в шахту впереди. Я как раз успел осветить широко раскрытую пасть с зубами и пару глаз, казавшихся серебряными в отраженном луче. Я сделал два выстрела, не знаю, попал ли я вообще во что-нибудь, а затем упал, когда на меня упало что-то похожее на каменную глыбу. Думаю, меня спасла куртка; когтистая лапа вцепилась мне в живот, но задела только внутреннюю подкладку, хотя я почувствовал, как ногти царапнули мою бронежилет ниже. Потом я не мог дышать из-за вонючего ковра теплых волос, покрывавшего мой нос и рот. Я сделал еще два выстрела, услышал еще два откуда-то издалека. Надо мной зверь издал рев ярости и боли, а затем обмяк на мне.

Потребовались и капитан, и шериф, чтобы сбросить с меня мертвый груз. Я по подбородок был покрыт теплой кровью, которая воняла так, как может вонять только бойня, и у меня все еще был ее вкус во рту; прямо тогда я подумал, что, возможно, буду пробовать ее еще целую вечность.

У меня не было времени поблагодарить остальных. Когда я поднялся на ноги, Уилко крикнул:

— Вижу цель!

Два других больших самца вышли из туннеля, ревя от ярости. У них не было ни единого шанса. Наш отряд, все пятеро, выстроившись поперек шахты, выстрелили одновременно, отзвук взорвался в моих барабанных перепонках, как пушечный выстрел, воздух перед нашими огнями наполнился тонким дымом, выстрелы сбили тварей на землю в секунду, которая показалась вечностью. Они рухнули вниз, чтобы присоединиться к своему "другу". Иx головы в основном отсутствовали над пастью, a грудь каждого была полнa дыр.

Я дал им всем пинка, на всякий случай, чтобы убедиться, что они мертвы, но было очевидно, что ни один из них не вернется в большой кинематограф.

— Это то, что вы подразумеваете под "зачисткой"? — спросила шериф, вынужденная прикрыть рот рукой, когда от тел поднялся запах свежей рыбы и дерьма.

— Пока нет, — мрачно ответил кэп. — Худшее еще впереди.

В этом он был прав.

Самка ждала нас на полу самой нижней части шахты. Она больше не была беременна, но баюкала двух новорожденных, по одному у каждого массивного соска. Она молча смотрела на нас огромными обвиняющими глазами, пока мы входили в зал. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы заметить, что то, что осталось от Уоткинса и Дженнингса, лежит в куче расчлененных конечностей, белых костей и выдолбленных черепов в углу. Женщина не сводила с нас глаз.