— Я больше не позволю втягивать А-Яо в эти разборки, — с ходу заявил Лань Шиян и выпятил челюсть. В смысле — сделал непримиримое выражение лица. И стал такой красивый…

Хотелось одновременно засмеяться, заплакать и кинуть в него чем-нибудь тяжелым. Позволятель нашелся.

— Станет шицзе тебя спрашивать! — вслух выразила мои мысли Мин-эр, решительно уперев руки в боки. — Ты и так много воли взял насчет нее! Вот поправится и скажет тебе все, что думает про твое поведение! Как дурак повелся на интриги этой Пей, поверил, что шицзе украла ваш фамильный артефакт, чтобы принести его в жертву богине. А головой подумать?! Зачем небожительнице какой-то жалкий камешек с узорами, если у нее в чертогах все сокровища мира?!

Я только удивленно хмыкнула. Вот, значит, как было. Но Мин-эр тоже не права. Богиня не зря же воровка. И сокровищ много не бывает. Может, и хотела себе еще один камушек. Но вот если принцу так сказала Пей-эр, об этом стоит задуматься. Что-то тут сильно нечисто.

На принца укол девчонки подействовал, но не так, как той, наверное, хотелось бы. Он вздрогнул, побледнел и опустил взгляд, в котором явственно читалась вина, только вот упрямо стиснуть зубы ему чувство вины не помешало, он мотнул головой, напоминая ишака:

— Меня не спросит, а учителя пусть слушает, он при тебе сказал, что восстанавливаться Яо-Яо долго, вся культивация как будто на десять лет назад откатилась.

— Пф-ф! — Мин-эр задрала нос, что, впрочем, не помешало ей коситься на меня с искренним беспокойством.

— Пока никто никого никуда не втягивает, — примирительно возразила Павлина. — Я всего лишь рассказывала новости. Неведение вызывает тревогу, а тревога — помеха быстрому выздоровлению, не так ли?

Лань Шиян набычился. Мин-эр, в свою очередь, упрямо выпятила губу. Единственное, что я могла в своем беспомощном положении сделать, — это закрыть глаза и чуть отвернуть голову, будто даже смотреть не хочу в их сторону. Правда, сквозь ресницы мне было отлично видно его отражение в медном, начищенном до блеска зеркале, стоявшем на столике с другой стороны кровати.

Я понимала, что этим самым делаю больно своему злодеюке. Но как по-другому-то? Лучше сейчас приучить парня к мысли, что никто не собирается с ним крутить любовь и даже общаться. Потом, когда я приду в себя и улечу отсюда к вороньей бабушке, это не будет для него таким страшным шоком.

— А-Яо устала, лучше оставить ее одну, пусть отдохнет! — Голос Лань Шияна был полон ослиного упрямства. — Госпожа, я прошу вас покинуть Сиреневый павильон. К тому же учитель хотел бы кое-что с вами обсудить.

— Тогда и ты иди отсюда. — Умница Мин-эр не собиралась сдаваться. — Если моя шицзе никого не хочет видеть, то и тебя тоже!

Лань Шиян гневно раздул ноздри, но, к моему удивлению, не только не стал возражать, но и решительно кивнул. Однако направился он не к выходу, а, наоборот, ко мне. Я наблюдала из-под полуприкрытых ресниц, как он подходит, опять опускается рядом с кроватью на колени.

— А-Яо, если тебе что-нибудь понадобится, я рядом.

Он то ли из рукава вытащил, то ли с запястья снял бусину-колокольчик на толстой красной нити. Специально для меня принес? Что же, надо признать, что заботиться он умеет. Моих сил как раз хватит, чтобы качнуть полый металлический шарик, и язычок внутри звякнет о стенки.

Это что получается, мой принц собрался торчать за дверью? Я читала, что в некоторых богатых семьях было принято, что сон госпожи вот так караулит одна из личных служанок.

Вот же…

Как он любит, но не меня. Горько от этого. В буквальном смысле слова — словно полынной настойки хлебнула. А в Китае, кстати, говорят, что тот, кто ревнует, пьет уксус. Дескать, у ревности кислый вкус…

Павлина не стала ни с кем из нас спорить, покладисто встала и ушла. Мы с ней обе прекрасно понимали, что, если понадобится, она просто влетит вороной в окно. Но пока в этом не было необходимости.

Мин-эр, выпихнув вслед за гостьей седьмого принца, еще какое-то время суетилась, наводя порядок и устраивая мне уют. Эту девочку тоже было ужасно жалко — она не меньше Лань Шияна радовалась возвращению своей шицзе.

Но с ней все же проще. Объяснить тихонечко, например, что шицзе теперь не может остаться и должна уйти куда-нибудь к богине. Она огорчится, но смирится.

Про Лань Шияна такого не скажешь. Черта с два злодеюка в принципе способен хоть с чем-то смиряться. Он даже на казнь собирался идти из чистого упрямства и для того, чтобы умереть вслед за своей любимой. А предварительно вывел из-под удара всех своих людей.

В наступившей тишине горечь ощущалась особенно остро, снова сами собой потекли слезы. Хорошо, что я недолго пребывала в таком подавленном состоянии: вскоре усталость и слабость взяли свое, я забылась сном. Пару раз просыпалась, когда ко мне заглядывала Мин-эр. Девочка приносила то лекарства, то бульон, то какой-то особенный чай для гармонизации внутренней энергии. Лань Шиян появлялся в дверном проеме, входил, помогал мне приподняться, если требовалось, смотрел на меня глазами побитого щенка, но я не поддавалась, и он уходил.

Очередное пробуждение отличалось от всех прежних. Во-первых, я проснулась не днем, а посреди ночи, в темноте, разбавляемой серебристым сиянием растущей луны. Во-вторых, я проснулась сама, никого рядом не было, никто меня не будил. В-третьих, я чувствовала себя заметно лучше. Да, встать не смогу, но руку поднять — вполне.

И это стало ошибкой. Совершенно забыв про оставленную под пальцами бусину, я ее невольно зацепила, и она, звеня, покатилась по простыне прочь.

Дверь распахнулась в то же мгновение, Лань Шиян буквально телепортировался ко мне. Схватил за руку, заглянул в глаза. Да ек-макарек! Сколько можно?!

Злость придала дополнительных сил, их хватило ровно на то, чтобы злобно зашипеть и руку отобрать. Удивительно, но на злодеюку это не произвело обычного впечатления.

Вместо того чтобы огорчиться, отодвинуться, сделать несчастные глаза, он еще настойчивее придвинулся ближе, снова схватил меня за руку и переплел наши пальцы. А в ответ на мои вялые рывки и злые взгляды даже не дрогнул. И ничего не сказал. Уселся на край моей кровати, наклонился надо мной и… поцеловал.

На мгновение у меня весь мир перед глазами завертелся цветной каруселью. Через его губы в душу и тело будто хлынул поток солнечного света, яркого, теплого и сладкого. Сил никаких не было оторваться…

— А-Яо… — сквозь солнечное блаженство это имя прозвучало как удар грома. А чувствовалось как удар молнии! Ах ты…

Этот поцелуй предназначен не мне. И это тепло — тоже не мне. А мне не нужно чужое!

Рука сама поднялась, и Лань Шиян буквально слетел с кровати от тяжелой пощечины. Я просто не знала, как еще прекратить этот затянувшийся спектакль!

Голова закружилась, но запала злости хватало, чтобы удержать сознание. Ругаться не получилось, я засипела, издав звук больше похожий на придушенное карканье, чем на человеческую речь. Гнев был абсолютно искренний, и я надеялась если не словами, то хотя бы выражением лица показать, что нельзя меня без спроса целовать.

Лань Шиян собрал конечности, но не стал вставать, остался сидеть на коленях на полу и смотреть на меня снизу вверх взглядом, полным умиления и обожания, словно я ему не пощечину влепила, а пообещала любовь до гроба минимум.

— Ты все равно беспокоишься за меня, А-Яо? — На его лице засияла идиотская улыбка.

— Мм?!

Что за бред бредовый? Что за дикая логика? Из серии «бьет — значит любит»? Он мазохист?

Щека, после того как я приложила, налилась красной отметиной.

— Ты не хочешь, чтобы я делился ци, пока сам полностью не восстановлюсь после заключения. Не притворяйся, что ты не на это злишься.

— Р-р-р!

Лань Шиян только засмеялся.

— Ты неподражаема, Яо-Яо. — Он поднял с пола бусину, вернул мне в руку и, пока я не успела запротестовать, быстро провел кончиками пальцев по тыльной стороне моей кисти и отнял ладонь. — И ничуть не изменилась.